Махно

еские взгляды плевать, и еврейские погромы на потеху души без ограничений, и москалей на фиг. Популизм полный.

Но. Авторитет Махно был выше. Вне конкуренции. Идейный. Страдал за народ. Раздает бедным гроши и добро. Встречался с Лениным и Кропоткиным, сам Каменев к нему в гости приезжал.

Н-ну: добро пожаловать! Сельцо Сеитово. Ядро отряда Григорьева и штабная сотня Махно. Расселись вокруг стола в хате командиры, и повели совет. Договаривались плоховато. Каждый тянул одеяло на себя и козырял заслугами. Махно был резок. Григорьев – приземистый, кряжистый, сорокалетний, увешанный амуницией, – медленно накалялся, сдерживаясь: за ним больше веса и силы!

– Ой, батько, батько! – как-то среди паузы сказал он, и еще не окончил фразы – ощутилось мгновенное нарастание тревожных движений: словно та фраза была сигналом.

Реакция Махно всегда была мгновенной:

– Бей атамана! – крикнул он, отпрыгивая от стола.

Сидевший напротив Григорьева махновский сотник штабной сотни Чубенко вскинул над столом взведенный револьвер и всадил Григорьеву пулю в лоб.

Штаб Григорьева был тут же расстрелян, конвой разоружен. Культпросвет Махно мигом сочинил и распространил листовку, с красочными деталями рассказывавшую, как Григорьев уже предался Деникину, за какие посулы и интересы, но бдительные бойцы разоблачили. Вот это и называется «Гражданская война»…

Печатному слову сильней всего верят неграмотные.

И то – рассудить крестьянину: какая выгода Махно убивать Григорьева? И селяне пошли под Махно. Пока ничово нэ трэба? И ладно. А свистнет – буду знать, кто батько: а еще можу и подумать тогда.

И анархическая республика вольных хлеборобов распростерлась на пол-Украины. И сотни тысяч бойцов – кто по домам, землю пашет да коней выпасает, а кто в строю.
Съезд и съест

И все бы хорошо, да что-то нехорошо, как прозорливо писал детсковоенный писатель Гайдар.

В Харькове, столице то есть Советской Украины, состоялся 3-й Всеукраинский Съезд Советов рабочих, стало быть, крестьянских, ну и красноармейских депутатов. «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка!» – спели год как образованные комсомолки в красных косынках. Вот к коммуне съезд и гнул.

Вопрос о земле! Все бывшие помещичьи и кулацкие земли идут в собственность государства, и на них устраиваем сельскохозяйственные коммуны.

Стоп, туповато сказали крестьяне, услышав новость. Эти земли мы уже два года как поделили и пашем! Делили свои Советы, по справедливости. Поливали своим потом. За эту земельку кровь лили, били немцев, и офицеров, и панов, и гетмана, и Петлюру. Чего это – отдавать обратно государству?

А уж вот-то хрен вашему государству! – злобно сообщила вольная анархическая республика. Сами решаем, как жить!

В порядке симметричных политических мер в Гуляй-Поле собрался 3-й же Съезд Свободных Советов селянских депутатов – то есть съезд махновской республики. Батько сидел в президиуме. Президиум призывал прекратить матерные выступления, хоть бы и верные по существу.

Съезд попомнил большевикам