Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

Большую тревогу и переполох в ЦК КПСС вызвало требование Д’Анджело к Фельтринелли учредить премию имени Бориса Пастернака на средства, эквивалентные 50 процентам от суммы гонорара Пастернака. Сумма определялась в соответствии с письмом Бориса Леонидовича к Фельтринелли от 25 декабря 1957 года, в котором Пастернак просил Фельтринелли передать эти средства в распоряжение Д’Анджело.

Серджо пишет в своей книге, что Фельтринелли отказался передать ему часть гонорара Пастернака для организации фонда поэта. Тогда Серджо обратился в итальянский суд, который был назначен на сентябрь 1965 года. Именно потому советские органы срочно подключили летом 1965-го Евгения и Леонида к давлению на Ивинскую, чтобы она написала заявление к Фельтринелли о своем отказе от завещания Пастернака.

КГБ начинает срочно разыгрывать специальный сценарий. 21 января 1966 года появляется секретное письмо Советского комитета защиты мира, в котором говорится: «Наследники Пастернака, два сына и жена, обратились в Инюрколлегию с просьбой истребовать из Италии наследственные суммы» [329]. Вскоре появляется записка трех отделов ЦК КПСС (документ 88) с просьбой «разрешить Инюрколлегии заняться вопросом гонораров Пастернака, а затем организовать востребование этого наследства».

В записке особо подчеркивалось, что «это явилось бы мерой против возможного использования определенными кругами на Западе крупных гонорарных средств покойного писателя в антисоветских целях». Читатель может сравнить это решение с текстом ранее представленной отказной записки ЦК КПСС от января 1961 года, документ 85.

— А до этого времени крупные суммы из гонорара Пастернака использовались на финансирование красных бригад и не вызывали тревоги у ЦК КПСС, — отметил Митя.

Согласие на истребование гонораров Пастернака теперь срочно дали члены политбюро ЦК КПСС Суслов, Шелепин, Устинов и другие. Но Фельтринелли ничего не соглашался делать с гонораром Пастернака без личного решения Ольги Ивинской.

Тогда советские власти вынуждены была просить Ивинскую войти в состав официальных наследников Бориса Пастернака, что соответствовало его завещательному распоряжению, и подписать юридическое соглашение с представителем государственной Инюрколлегии. Когда Серджо узнал от представителя консульства СССР в Италии, что в число наследников Пастернака включена Ольга Ивинская, то снял свой иск к Фельтринелли.

О роли Евгения Борисовича в появлении публикации Дардыкиной говорил мне Вадим Козовой в мае 1998 года:

— Как мне стало известно, Евгений Борисович консультировал Дардыкину при написании этой провокационной статьи. Ему была выгодна клевета Дардыкиной на Ольгу Всеволодовну, так как в 1997 году он выпустил биографию Пастернака, в которой придумал новую чудовищную ложь. Чтобы скрыть свою вину, Евгений написал, что «истерика Ивинской во время телефонного разговора с Пастернаком заставила Бориса Леонидовича бежать на телеграф и дать телеграмму в Стокгольм с отказом от Нобелевской премии». Умершая в 1995 году Ивинская уже не могла сама изобличить Евгения во лжи.

Вернемся к роли Евгения Борисовича на суде за архив Ивинской. В январе 1998 года в заседании Савеловского суда появилось его письмо, которое зачитала директор РГАЛИ Наталья Волкова. Евгений Борисович выражал глубокую благодарность РГАЛИ за большую работу и желал, чтобы архив Ивинской не отдавали ее детям, а оставили в РГАЛИ. В этом заявлении впервые прозвучала фраза: «Борис Леонидович Пастернак не успел написать завещание». Митя, услышав на суде текст этого письма, сказал:

— Все же Евгений Борисович решил произнести эту ложь. Ему мало того, что Ира передала ему копии всех материалов мамы в 1962 году. Он хочет распоряжаться и тем, что отнял у мамы КГБ. Каким пророком был Борис Леонидович, когда в нобелевские дни назвал Евгения жалким подобием, которое будет мстить Ольге Всеволодовне и угождать власти! Права была Ариадна, заявляя, что с таким предателем даже рядом не сядет.

Мне казалось жестоким это лагерное выражение, говорящее о крайней неприязни Ариадны к Евгению Борисовичу, и я решил узнать об отношении Ариадны к семейству Пастернак у Анны Саакянц, которая 15 лет была дружна с Алей. Саакянц с 1961 года до самой кончины Ариадны в 1975-м постоянно работала с ней, преодолевая препоны со стороны власти и писательской верхушки, над составлением и выпуском сборников произведений Марины Цветаевой. Ариадна высоко ценила толковость, искренность и преданность «рыжего соавтора» — так любовно называла Анну остроумная Ариадна, пояснила мне Ольга Всеволодовна.

С Саакянц я познакомился на юбилее Ольги Ивинской 27 июня 1992 года. В тот день мы говорили с ней недолго. Саакянц рассказала, что готовятся к выходу ее новые книги о Марине Цветаевой. После юбилея мы виделись редко, лишь на некоторых праздничных мероприятиях, посвященных Цветаевой, поэтому моей фамилии она не помнила. В январе 2001-го мой друг Александр Ханаков, знавший Саакянц более 20 лет, поехал к ней домой с ее новой книгой «Жизнь Цветаевой» (М.: Центрполиграф, 2000). Я передал ему экземпляр этой книги с просьбой получить ее дарственный автограф. Анна Александровна, услышав от Ханакова мое имя и рассказ о моем многолетнем знакомстве с Ольгой Ивинской, написала на титуле книжки:

Я позвонил ей домой и поблагодарил за автограф, а она стала подробно спрашивать об издательских делах. Говорила о полюбившейся ей книге стихов Ивинской «Земли раскрытое окно» 1999 года, в издании которой я также принимал участие. Саакянц надеялась на нашу встречу, когда станет лучше себя чувствовать. И я решил спросить, как Ариадна относилась к сыновьям Пастернака. Саакянц сразу сказала:

— К семейству Пастернак Ариадна Сергеевна относилась крайне негативно. Даже в первые дни нашего знакомства в начале 1961 года, когда мы должны были заниматься книгой Марины Цветаевой, Ариадна Сергеевна больше говорила об аресте и суде над Ольгой Ивинской и Ириной. Особенно возмущалась предательством семейства Пастернак. «В нобелевские дни они предали Борю, а теперь предали Ольгу и Ирину, которых бросили в тюрьму за любовь и верность Боре. И отняли весь архив у Ольги», — говорила Ариадна.

Затем Саакянц стала подробно рассказывать:

О неприязни Али к семейству Пастернаков мне также рассказывала в Тарусе соседка Ариадны по даче — Татьяна Владимировна Правдивцева. Она дружила с Ариадной и помогала ей в Тарусе с 1957 года до последних дней ее жизни. Ариадна Эфрон умерла от обширного инфаркта в тарусской больнице летом 1975 года и похоронена на городском кладбище в Тарусе, недалеко от могилы Константина Паустовского.

Мне запомнился острый разговор с Митей, когда ему привезли из Америки интервью, которое дал Евгений Борисович газете «Панорама» (№ 1011, август 2000 года). Интервью вышло ко дню заключительного заседания Савеловского суда 28 августа 2000 года, на котором судья Чаплина присудила отобрать весь архив Ивинской у ее детей. Митя дал мне прочитать это интервью и говорит: