На далеких рубежах

-- Простите, Нина, -- сказал он тихо. -- А рука у вас не очень легкая. Сразу меня на место поставили. -- Он улыбнулся и еще раз потер ладонью щеку. -- Садитесь-ка лучше к столу, выпейте стакан чаю. От чистого сердца прошу.

-- Да вы разве признаете сердце? Ведь вы только что доказывали, что прежде всего для вас -- фигура, внешний облик человека.

-- Это все чепуха. Оставим это! Садитесь, Ниночка. Запросто.

Она неуверенно подошла к столу, примостилась на краешке стула -- очень взволнованная, побледневшая. В окно ударил солнечный луч, серебром разлился по комнате. Телюков вдруг заметил в ее глазах затаенную грусть, тяжкую задумчивость. Ноздри ее прямого носика нервно вздрагивали, и казалось, она того и гляди заплачет.

-- Я вас обидел, Нина. Простите!

Она резко отвернулась, и он понял этот жест как нежелание обнаружить свои слезы.

Он допил чай, поблагодарил девушку за завтрак. Нина прибрала посуду и быстро вышла из комнаты.

-- Подлец ты, Филипп Кондратьевич! -- выругал себя Телюков и быстро зашагал по комнате, решив лечить ушибленное колено комплексом физических упражнений.

Он шагал взад и вперед и все думал о Нине. Кто она? Как очутилась здесь? Девушка серьезная, образованная -- это ясно. Одинокая -- квартирует в городке. Не пустышка. Полна достоинства и высоких чувств -- это тоже -- увы -- факт.

Он прилег, отдохнул немного и снова начал вышагивать от стены до стены. Спустя некоторое время пришел солдат-связист устанавливать на квартире телефон. Обычно связистам бывает известно все, что делается в полку. И этот солдат, как бы между прочим, рассказал о полете майора Дроздова и о том, что тот не перехватил чужой бомбардировщик, а только прогнал его.

-- Не перехватил? -- поразился капитан. -- Дроздов -- и не перехватил? -- Нет, этому никак не мог поверить Телюков. Здесь что-то не так.

Телюков заставил связиста еще раз рассказать о том, что произошло ночью на рубежах перехвата, и тотчас же, несмотря на боль в колене, решил идти в штаб. Его одолевал боевой азарт.

Но в штаб Телюков не попал. По дороге его встретил замполит.

-- Почему, капитан, вы не были на облете района полетов? Что с вами? Говорят, ногу сломали?

-- Нет, просто ушиб. Пустяки, пройдет, -- выкручивался Телюков. -- Я вот собрался на предварительную подготовку.

-- Не болтайте вздора! -- резко оборвал его замполит. -- Идите к врачу...

-- Да я здоров...

-- Идите!

И Телюков послушно заковылял в сторону медпункта.

А замполит отправился на аэродром, на стоянку самолетов. Там сегодня решалась важнейшая задача дня: выполнялись регламентные работы. Именно туда должен был переместиться центр партийно-политической работы.

Авиационные специалисты брали на себя социалистические обязательства, вызывали друг друга на соревнование, чтобы как можно скорее ввести самолеты в строй. Нужно было проверить, как освещается в наглядной агитации ход соревнования, что сделано, а что упущено.

И как же досадно стало замполиту, когда он, обойдя все стоянки, не нашел ни малейших следов хоть какой-нибудь партийно-массовой работы. Ни одного лозунга, ни одного плаката, ни боевого листка! Не говоря уже о доске показателей, о традиционных красных вымпелах. Да и самого секретаря партийного комитета он не встретил. Кого ни спросит -- никто не видел.

Майор Гришин заглянул в будку, поставленную здесь для того, чтобы авиационным специалистам было где погреться и передохнуть. Печь давно остыла, от нее несло запахом холодного пепла. Бланки боевых листков валялись на полу вместе с окурками. На стене висел кусок фанеры с надписью: "Задута еще одна домна". Вылинялые буквы почти стерлись. Пожалуй, этот лозунг висел здесь с послевоенных лет, когда восстанавливался Донбасс.

В конце концов секретарь партийного комитета капитан технической службы Донцов был обнаружен на площадке ТЭЧ. Он ползал на коленях под самолетом, сгребал ладонями снег и просеивал его между пальцев.

-- Что это вы делаете, капитан? -- удивился Горбунов.

Донцов устало поднялся, подул на озябшие руки.

-- Да вот беда... Снимали крышку коробки герметизации кабины и нечаянно уронили гайку. А она не больше горошины. И вот неизвестно, куда запропастилась: упала на землю или застряла где-нибудь за обшивкой самолета.

-- Гм... секретарь партийного комитета в поисках гайки...

-- Приходится. Ведь если она застряла где-нибудь в самолете, это может привести к аварии во время полета! -- Донцов не уловил иронии в словах замполита.

...Не повезло полку с секретарем партийного комитета. Осенью, в период отчетно-выборных собраний, политотдел рекомендовал на эту должность некоего подполковника Порожняка. Майор Горбунов обрадовался, услышав об этой кандидатуре. Подполковник -- значит, опытный политработник, да и возраста, очевидно, солидного, а раз так, то и большим авторитетом будет пользоваться. У такого секретаря и молодому замполиту будет чему поучиться.

К сожалению, Порожняк разочаровал замполита с первой же встречи.

Стало ясно: кто-то из кадровиков допустил ошибку, не раскусил человека... Приехав в полк и увидя молодого майора-замполита, Порожняк бесцеремонно развалился на мягком диване.

-- Тут, братец, дело такое, -- начал он, закурив сигарету. -- Не хватает года до выслуги. Вот и пришлось ехать к вам в пустыню. А на шее, -он похлопал себя по затылку, -- три дочери, как три горлицы. И все обучаются балетному искусству, и каждая требует расходов. Вот такие, братец, дела! Да ты не волнуйся, майор. Жалеть не будешь. Я уже не одного волка съел на политработе. И секретарствовал, и замполитом был, правда, не в полку, а в базе, и инструктором по оргпартработе некоторое время состоял. Знаю, что и как нужно делать, чтобы начальство на тебя не смотрело косо. Выполняй три заповеди и будешь как святой. Первая -- держи в ажуре партийное хозяйство, ибо представители политотдела и прессы любят прежде всего копаться в планах, протоколах и резолюциях. Вторая заповедь -- своевременно собирай членские взносы и не запускай руку в партийную кассу. Третья -- постоянно пекись о наглядной агитации, чтобы вокруг все расцветало плакатами и, как мы в шутку говорим, "лозгунами". А вообще, -- махнул рукой Порожняк, -- качество политработы -- понятие довольно-таки неопределенное. Нет в полку чепе, аварий, выполняется план боевой учебы, -- значит, политработа на уровне. А произойдет чепе -- все летит вверх тормашками. Тут уж как кому повезет...

У майора Горбунова голова закружилась от этих слов. Ему хотелось схватить этого человека за шиворот и выгнать вон. Еле сдержал себя.

-- Не могу разделить ваших взглядов на политработу, -- сказал он только.

Порожняк снисходительно улыбнулся. Ему не о чем было тревожиться. Ведь его рекомендует политотдел. Все решено заранее, остается лишь формальная процедура -- проголосовать на собрании.

Горбунов посоветовался с командиром полка, собрал членов партийного бюро и рассказал им, что за птица Порожняк со своими "заповедями" и "лозгунами". Члены бюро оказались в тупике. С одной стороны -- рекомендация солидного и уважаемого политоргана, а с другой -- явный перерожденец.

-- Нет, за такого я голосовать не буду, -- решительно заявил майор Дроздов.

-- И я не буду, -- поддержал его капитан Марков.

-- И я, -- присоединился третий член бюро.

Так и вышли из тупика. Членов бюро поддержали рядовые коммунисты. Порожняка, как говорится, прокатили на вороных.

-- В нашем полку вам не место, -- сказал Дроздов уже на собрании, как бы подводя черту под выступлениями коммунистов.

Отца трех балерин только и видели в полку.

А капитана Донцова снова выбрали, теперь уже в состав партийного комитета, а потом и секретарем. И хотя его по-прежнему влекли к себе приборы, зато он был честным, порядочным человеком. Ему недоставало лишь умения работать с людьми. Вот и теперь Донцов вместо того, чтобы возглавить партийную работу на стоянках, ползает в снегу в поисках гайки.