Иностранный легион

Как попадали в Легион

Отрывки из записок журналиста Альбера Лондра «Бириби — военная каторга» сегодня почти неизвестны. В этом отрывке автор описывает посещение им страшной каторжной тюрьмы в Марокко Дар-Бель-Хамрит в которой из 180 заключенных многие были легионерами, возможно, русскими. С сокращениями печатаются страницы 31, 38–41. «…Все эти арестанты были молодые. Редко-редко попадались между ними и старые клячи, тоже тянущие лямку. Тут были всякие: дурные люди, негодяи по природе или в силу обстоятельств «сбившиеся с дороги» и иные, единственным пороком которых был буйный нрав. Воздух на дворе тюрьмы был насыщенным 180 скрытыми мятежами. Было здесь особенно много немцев, французов и арабов… И вот один из арестантов, щелкнув каблуками, поднял к козырьку кепи изувеченную руку и, пронзая меня парой колючих глаз, произнес: — Я не Иван Васильев. У него были незначительные черты лица, аккуратно застегнутая шинель и на груди № 667. Он повторил: Я не Иван Васильев. Говорите.

— Года 3 тому назад я иду по большому бульвару в Марселе и вдруг чувствую, что меня хватают за руку. Оборачиваюсь. Передо мной человек, которого я никогда не встречал. «Иди, — говорит, — за мной, Иван Васильев». Тогда я еще не очень хорошо говорил по-французски. Я трясу руку, чтобы он меня отпустил, но он хватает меня за кисть. Он уводит меня в маленькую улицу. «Что вам, наконец, от меня нужно?» — говорю я ему. «Иди за мной», — отвечает он и тащит меня дальше. Он был в форме. Я подумал, что это полиция и что все это просто для того, чтобы меня куда-нибудь записать. Ну, я и пошел. Пришли мы к какому-то дому с толстыми стенами. Он велел мне войти и сказал другому человеку, который был с ключами: «Это Иван Васильев, дезертир из Иностранного легиона». Я говорю: «Меня зовут Константинидис Ионес!» Человек, который меня арестовал, ушел. Больше я его ни разу не видел, и я остался там, в тюрьме, которая называется фортом Святого Иоанна. Дня 2 спустя приходит другой человек и говорит мне: «Это Вы — Иван Васильев?» Я отвечаю: «Я — Константинидис Ионес. Я — ангорский грек. Я — дезертир, но греческой армии, а не Иностранного легиона, потому что я даже не знаю, что это такое». Сперва я служил на пароходах, потом Венизелос позвал на войну против Кемаля-паши. Тогда я пошел добровольцем. Меня послали во 2-й пехотный полк, 9-ю роту, 1-й взвод, в Серес, в Восточную Македонию. Там меня научили ружейным штукам. Потом мы стояли гарнизоном в Гирмурьяне. Из Гирмурьяна-то, узнав, что нас отправляют на Смирнский фронт, я и уехал. Я прерываю Константинидиса Ионеса: Так вы и сказали второму человеку в тюрьме? Так я и сказал. Ну и что же? Он сказал: «Ты — Иван Васильев, и ты в этом признаешься!»

Я говорю: «Нет, нет, я — Константинидис Ионес!» Мне наплевать, — говорит, — ты будешь служить 5 лет. Я спрашиваю: Вы жаловались? Я плохо говорил по-французски, и я не умел писать. Я только каждый день повторял свое имя. Потом, погодя, меня вместе с другими вывели из форта Святого Иоанна. Потом нас повели в порт, где стоял пароход. Вел нас не первый и не второй люди из тюрьмы, которые были сержантами, а новая фигура. Когда мы садились на пароход, я опять часто повторял свое имя, но другие, которых сажали вместе со мной, только смеялись. «Иван ты или Константинидис, — ты хорош, вот и все», — так говорили они. Потом приехали в Марокко. Тут я много шагал. Я не знал, куда меня везут. Мне говорили: «Узнаешь ты блэд или нет?» И звали меня «парный человек». Прибыли в полк, это был 2-й Иностранный, в Меридже. Там я опять говорю: «Я — Константинидис Ионес, 9-й роты, 1-го взвода, в Сересе. Я родился в Ангоре».

— Ступай одеваться! — говорят мне.

— Я — пароходный кочегар! — говорю я им. — Я не вашего полка. Я уехал из Каваллы. Работал у котлов. Потом приехал в Салоники, потом сел на пароход побольше, там подавал уголь, потом приехал в Марсель, потом шел себе по бульвару…

— Ты пойдешь одеваться? — говорит мне немец-сержант. Человек разом перескочил через эти 3 прожитых им года и, призывая меня в свидетели, крикнул: «Я не Иван Васильев!» Я снова спрашиваю его: Вас узнали во 2-м Иностранном? Никто, никто меня не узнал. Меня взяли вместо Ивана Васильева, а Ивана Васильева не существует. Это не я и никто. Тогда, — он снова перескочил на 3 года назад, — я стал драться, я стал драться, чтобы сказать — тогда я еще плохо говорил по-французски, — что я — Константинидис Ионес. Я дрался каждый день. Остальные легионеры ходили за мной следом и шептали: «Иван Васильев!» Я оборачивался и дрался. Раз это оказался сержант. И я подрался с сержантом, и, — он поднял свой обрубок, — сержант выстрелом лишил меня руки. Потом — военный суд. На военном суде вас выслушали? Да, я сказал: я не Иван Васильев! Тогда председатель суда сказал: «Но ведь это вы набросились на сержанта?» Да, я. И вот 5 лет общественных работ. Другие арестанты ждали своей очереди. Они слышали рассказ.

— Такие случаи бывают? — обратился я к ним. Один из них подошел, взял под козырек и сказал:

— Со мной — то же самое. Марсель, человек в форме, форт Святого Иоанна, пароход, потом — 1-й Иностранный. Говорят, что я — Данаилов, дезертир Иностранного легиона. Я — Степан Атаразов, болгарин. Я попросил фотографа снять их обоих. Константинидис Ионес стал на вытяжку перед аппаратом и, пока мой спутник снимал, ангорский рек произнес еще раз:

— Я не Иван Васильев. Словно фотографическая пластинка могла повторить это миру». Данный источник показывает, что предыдущие рассказы Альберу Лондру о попадании в Легион насильственным путем не преувеличение. Об этом свидетельствует приведенный им допрос одного человека в статье «Арест человека по прозванию Карл Хейле, он же — Леон Шарль, он же…» Для публикации взят отрывок из почти неизвестных сегодня очерков Альбера Лондра «Бириби — военная каторга», изданных в 1926 г. в Ленинграде. Использованы страницы 128–138. «Мы были в «медвежьей» клетке алжирской военной тюрьмы…Хотите увидеть нечто интересное?…Еще бы!

… И я последовал за главным надзирателем в его канцелярию. В канцелярии я застал жандармского майора в черном парадном мундире при всех орденах, двоих рядовых жандармов, пехотного капитана и сержанта Иностранного легиона. Вдруг стражник втолкнул в комнату человека. С бритой головой, с бритым лицом, без воротника, человек остановился. Он вздрогнул, но едва заметно. Широко открытыми глазами он обвел присутствующих. Молодой пехотный капитан глядел на него с улыбкой, пристально. Ну, что, вы меня узнаете? — спросил он его. Нет А я вас узнаю. Вы уверены? — спросил капитана майор. Вполне. Жандармский майор, запросто, сидя на столе, любезно обратился к человеку:

— Вот видите! Что вы можете сказать?

— Господин офицер, передо мной какая-то загадка. Молодой капитан продолжает:

— Этот человек поступил в Легион в декабре 1921 г. под именем Леона Шарля. Он был зачислен номером 1-м в пулеметную роту, которой я командовал. В ней он служил до июля 1922 г. Затем 4 месяца он провел в капральской школе. Отбыв там 4 месяца, он был зачислен номером 1-м в саперно-пионерскую школу. Оттуда он и дезертировал.

— Это какая-то загадка! — говорит человек. Капитан:

— Будучи пойманным, он 9 февраля 1923 г. был приговорен Оранским военным судом к 5 годам тюрьмы и отправлен в дисциплинарный лагерь Боссюэ. Ночью, 18 июня 1923 г., он бежал, убив часового. Медленным движением плеч человек выражает непомерное изумление. Тогда выступает сержант. Я Сезар Валларино, сержант 1-го Иностранного полка в Сиди-Бель-Аббесе, знаю этого человека по пулеметной школе. В апреле 1922 г. он был приятелем сержанта Морэна, и сержант Морэн мне сказал: «Это бывший германский офицер, очень ловкий, очень умный, который изучает Алжирию и Тунис». Вот оно что! — произносит жандармский майор. Я — Карл Хейле, бухгалтер колониальной торговли братьев Моралли в Алжире. Вы немец? Немец, родом из Хагена, в Вестфалии. А как вы попали в Алжир? Господин офицер… Послушайте, капитан Карл Хейле, не называйте меня «господин офицер»; мне говорят «господин майор», и вы это знаете. «Капитан» попал в цель. Карл Хейле устремил взгляд перед собой, словно чтобы ничего не видеть, но тотчас же сказал: Господин майор, раз говорят «господин майор», — он улыбнулся, — я жил в Лондоне, куда меня пригласил один приятель, обещавший мне устроить место в Индии… В Индии, — перебивает его майор, не утаивая, что это слово тоже пригодится в дальнейшем разговоре. У меня не было денег на поездку, и я поступил матросом на «Хоккинг». После Гибралтара у меня с капитаном вышла ссора, и он мне сказал: «У нас будет остановка в Филеппвиле, и там вы оставите пароход». Странное дело, эта ссора между матросом и капитаном. Действительно! Но еще страннее то, что происходит со мной здесь сейчас. И я высадился в Филеппвиле. Он умолк. Потом? Потом я познакомился с одной дамой. С этой дамой я уехал на юг, управлять ее имением. Это была немка? Француженка. И француженка приглашает незнакомого немца управлять ее имением? Я ее не поздравляю. Она находила, что я похож на ее сына, убитого на войне. Ее сын был, должно быть, один из 32 французских авиаторов, которых вы сбили? Карл Хейле сделал мучительное движение, он с трудом повел телом, словно чувствовал себя уже связанным от головы до ног. И как звали эту даму? Я отказываюсь назвать имя этой дамы. Француз должен это понять… Где именно вы были на юге? Если я назову ферму, вы установите имя этой дамы.