Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

— Благодарю, Михаил Гордеевич.

— Давай поцелуемся на всякий случай, Михаил Кузьмич. Помни: вокзал взять и удержать надо любой ценой.

— Я там лучше лягу, чем брошу бой…

Эскадронцы штабс-ротмистра Аникеева вынеслись на вокзальную площадь, совершенно не встретив по пути какого-то мало-мальского отпора. По улицам в ночной темени метались какие-то полуодетые люди, стрелявшие из винтовок и наганов в разные стороны. Всадники на полном ходу рубили направо и налево тех, кто не успевал увернуться.

Полковник Войналович в числе первых вынесся к вокзалу, успев скомандовать эскадронному командиру:

— Очистить вокзал! Бери на себя привокзальные улицы!..

Караул, который дежурил в здании вокзала, встретил нападавших редкой стрельбой из окон и дверей. Нападавшие отвечали. В ход пошли ручные гранаты: прогремело несколько оглушительных в ночи взрывов. Гремело железо, лопались стекла, и ржали лошади. Красноармейцы стали разбегаться от вокзала в улицы.

Войналович, соскочив с храпящего коня, с револьвером бросился через открытую нараспашку вокзальную дверь на перрон, успев крикнуть последние в своей жизни слова:

— За мной, братцы…

В том ночном штурме ростовского вокзала он оказался едва ли не единственной жертвой среди атакующего спешившегося эскадрона. На перроне он был убит выстрелом в упор из винтовки каким-то красноармейцем, сумевшим скрыться среди вагонов, стоявших на путях.

Донесение о гибели полковника Войналовича и взятии вокзала стало в ту ночь первым для Дроздовского. Он в ярости и горечи тихо сказал прискакавшему от Аникеева драгунскому корнету:

— Если 6 ты знал, корнет, какая это для меня потеря…

Внезапный удар на какое-то время породил в красном гарнизоне Ростова панику и неразбериху. Но только на какое-то время, пока не стало ясно, где белые, что успели захватить и то, что их мало. Вот тогда-то и начался настоящий ночной бой на городских улицах.

События развивались стремительно. 2-й кавалерийский эскадрон ротмистра Двойченко захватил станцию Ростов-Товарная и выслал связных на вокзал. Там уже находилась 2-я рота Офицерского стрелкового полка, которая стала очищать от красноармейцев привокзальные улицы, встречая здесь самое неорганизованное сопротивление.

Дальше района вокзала и товарной железнодорожной станции белой кавалерии продвинуться не удалось. Более того, собравшись с силами, противник несколькими контратаками вытеснил ее в городские предместья, за Темерник. Но в том ночном бою за Ростов это, как оказалось, был единственный неуспех штурмующих.

В полночь в Ростов ворвалась вся бригадная пехота, подтянулись артиллерийские батареи, встал на высотке гаубичный взвод подполковника Медведева. Офицерские расчеты профессионально метко повели прицельную стрельбу из орудий. Когда в центр города ворвался броневик «Верный», строчивший короткими очередями из всех своих четырех пулеметов, стало ясно, что полная победа за атакующими.

Масла в огонь подлил гаубичный взвод. Артиллеристы подполковника Медведева так удачно поражали в ночи очаги сопротивления красных вблизи вокзала, а на рассвете и их эшелоны, что те стали спешно отходить из-под огня по мосту на левый берег Дона и по железной дороге в близкий Батайск.

Пожалуй, самую яркую картину о том ночном штурме Ростова в Страстную субботу написал в своих воспоминаниях A. B. Туркул, бывший тогда командиром 2-й роты Офицерского стрелкового полка:

«…Большевики толпами потекли на Батайск и Нахичевань.

Ночь была безветренная, теплая, прекрасная — воистину святая ночь. Одна полурота осталась на вокзале, а с другой я дошел по темным улицам до ростовского кафедрального собора В темноте сухо рассыпалась редкая ружейная стрельба На улицах встречались горожане-богомольцы, шедшие к заутрене. С полуротой я подошел к собору; он смутно пылал изнутри огнями. Выслав вперед разведку, я с несколькими офицерами вошел в собор.

Нас обдало теплотой огней и дыхания, живой теплотой огромной толпы молящихся. Все лица были освещены снизу, таинственно и чисто, свечами. Впереди качались, сияя, серебряные хоругви: крестный ход только что вернулся. С амвона архиерей в белых ризах возгласил:

— Христос воскресе!

Молящиеся невнятно и дружно выдохнули:

— Воистину…

Мы были так рады, что вместо боя застали в Ростове светлую заутреню, что начали осторожно пробираться вперед, чтобы похристосоваться с владыкой. А на нас сквозь огни свечей смотрели темные глаза, округленные от изумления, даже от ужаса С недоверием смотрели на наши офицерские погоны, на наши гимнастерки. Никто не знал, кто мы.

Нас стали расспрашивать шепотом, торопливо. Мы сказали, что белые, что в Ростове Дроздовский. Темные глаза точно бы потеплели, нам поверили, с нами начали христосоваться.

Я вышел из собора на паперть. Какая ночь, святая тишина! Но вот загремел, сотрясая воздух, пушечный гром. Со стороны Батайска стреляет бронепоезд красных. Каким странным показался мне в эту ночь гул пушечного огня, находящий шум снарядов!

От собора я с полуротой вернулся на вокзал. По улице, над которой гремел пушечный огонь, шли от заутрени люди. Они несли горящие свечи, заслоняя их рукой от дуновения воздуха Легкими огоньками освещало внимательные глаза.

На вокзале, куда мы пришли, в зале первого класса теперь тоже теплились церковные свечи, и от их огней все стало смутно и нежно. Ростовцы пришли нас поздравить на вокзал. Здесь были пожилые люди и седые дамы, были девушки в белых платьях, только что от заутрени, дети, молодежь. Нам нанесли в узелках куличей и пасок. На некоторых куличах горели тоненькие церковные свечи. Обдавая свежим весенним воздухом, с нами христосовались. Все говорили тихо. В мерцании огней все это было как сон.

Тут же, на вокзале, к нам записывались добровольцы, и рота наша росла с каждой минутой.

В два часа ночи на вокзал приехал Дроздовский. Его обступили, с ним христосовались. Его сухощавую фигуру среди легких огней и тонкое лицо в отблескивающем пенсне я тоже помню, как во сне. И как во сне, необычном и нежном, подошла к нему маленькая девочка Она как бы сквозила светом в своем белом праздничном платье. На худеньких ручонках она подала Дроздовскому узелок, кажется с куличом, и внезапно, легким детским голосом, замирающим в тишине, стала говорить нашему командиру стихи.

Я видел, как дрогнуло пенсне Дроздовского, как он побледнел. Он был растроган. Он поднял ребенка на руки, целуя маленькие ручки.

Уже светало, когда вокзал опустел от горожан…»

Можно сказать, что белый офицер Туркул в своих воспоминаниях «Дроздовцы в огне» сделал лирическое отступление от тех событий, которые происходили в Ростове в ночь на 22 апреля 1918 года Ночной бой не утихал, на то она и была война.

Красные и не думали отдавать город врагу. Вскоре им стало ясно, насколько он мал числом. И насколько сильны они перед ним На рассвете к выбитым из Ростова красногвардейским отрядам из Новочеркасска подошли сильные подкрепления. Теперь по расположению дроздовцев вели орудийный огонь уже два бронепоезда, с которых снарядов не жалели.

Дроздовский понимал, что упускать инициативу в атакующих действиях нельзя. Он лично возглавил кавалерийскую атаку в обход противника. Орудийный огонь с бронепоездов перенесли на конную лаву, мчавшуюся по полю. Один из снарядов легкой пушки разорвался едва ли не под самыми копытами коня полковника, но сам он не пострадал.

Конная атака удачи не имела в силу малочисленности белых. И самое главное, в том кавалерийском наскоке они неожиданно для себя натолкнулись на хорошо организованную стрелковую цепь красноармейцев, усиленную пулеметами. Противник, отразив конную лаву, сам пошел вперед правильными цепями, которые благодаря чьей-то властной руке умело перемещались по полю боя.

Теперь вся тяжесть боя легла на плечи Офицерского стрелкового полка, которым командовал генерал-майор Семенов. Потом скажут, что он проявил трусость, отказавшись от рукопашного боя и укрывшись от неприятельских пуль в ямах возле кирпичного завода близ ростовской окраины.