Жизнь поэта

Княгиня Зинаида Волконская».

* * *

И вот Пушкин снова в блистательном салоне Зинаиды Волконской, на прощальном вечере, устроенном ею в честь Марии Николаевны Волконской, уезжавшей в далекую, суровую Сибирь, к осужденному на каторгу мужу-декабристу.

В своих «Записках» М. Н. Волконская вспоминала, как трогательно провожали ее в Сибирь:

«В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки, которая приняла меня с такой нежностью и добротой, которых я никогда не забуду: она окружила меня заботами, вниманием, любовью и состраданием. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, которые были тогда в Москве, и несколько талантливых девиц... Я говорила им: «Еще, еще! Подумайте только, ведь я никогда больше не услышу музыки!» Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь... Во время добровольного изгнания нас, жен сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое «Послание к узникам» («Во глубине сибирских руд...») для вручения им, но я уехала в ту же ночь, и он передал его Александрине Муравьевой. Пушкин говорил мне: «Я хочу написать сочинение о Пугачеве. Я отправлюсь на места, перееду через Урал, проеду дальше и приду просить у вас убежища в Нерчинских рудниках».

Пушкин, наблюдая за нею, вспоминал свое незабываемое путешествие с Раевскими, в 1820 году, по Крыму и Кавказу, и снова перед ним воскресали их нежные, дружеские отношения.

Волконская уезжала на каторгу, к которой присуждены были два самых близких лицейских друга Пушкина - И. И. Пущин и В. К. Кюхельбекер. Как бы подчеркивая, что время и разлука не поколебали былых связей, Пушкин начал свое послание декабристам призывом «Прощальной песни воспитанников Царскосельского лицея» - «Храните, о друзья, храните... В несчастье - гордое терпенье...»:

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье.

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра,

Надежда в мрачном подземелье

Разбудит бодрость и веселье,

Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы,

Как в ваши каторжные норы

Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут - и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Стихотворение это Пушкин направил декабристам с А. Г. Муравьевой, также уезжавшей вслед за М. Н. Волконской к мужу, на каторгу.

И с нею же передал И. И. Пущину другое стихотворение, написанное 13 декабря 1826 года, накануне годовщины дня восстания декабристов.

Пушкин напомнил в нем Пущину, как тот навестил его самого, ссыльного поэта, в Михайловском:

Мой первый друг, мой друг бесценный!

И я судьбу благословил,

Когда мой двор уединенный,

Печальным снегом занесенный,

Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье:

Да голос мой душе твоей

Дарует то же утешенье,

Да озарит он заточенье

Лучом лицейских ясных дней!

Вспоминая, как Пущин «день изгнанья, день печальный с печальным другом разделил», как «судьба рукой железной разбила мирный наш лицей», Пушкин спрашивал:

Скажи, что наши? что друзья?

Где ж эти липовые своды?

Где ж молодость? Где ты? Где я?..

Не желая, быть может, излишне волновать друга, Пушкин эти стихи оставил в черновиках и не послал Пущину.

В те дни, когда Муравьева прибыла на каторгу, Пущин находился еще в крепости. Его привезли лишь через год, и в самый день его приезда она подошла к окружавшему читинскую тюрьму частоколу, подозвала Пущина и через щель передала ему пушкинское послание.

«Пушкин первый встретил меня в Сибири задушевным словом... Отрадно отозвался во мне голос Пушкина!» - читаем мы в позднейших «Записках» Пущина...

Пушкину не дано было прочесть эти «Записки» и осведомиться о том, как «озарило заточенье» друга его послание. И не сразу дошел до Пушкина написанный поэтом-декабристом А. И. Одоевским ответ на его послание:

Струн вещих пламенные звуки

До слуха нашего дошли,

К мечам рванулись наши руки,

Но лишь оковы обрели.

Но будь спокоен, бард: цепями,

Своей судьбой гордимся мы

И за затворами тюрьмы

В душе смеемся над царями.

Наш скорбный труд не пропадет:

Из искры возгорится пламя,

И просвещенный наш народ

Сберется под святое знамя.

Мечи скуем мы из цепей

И вновь зажжем огонь свободы.

И с нею грянем на царей.

И радостно вздохнут народы.

* * *

Ответ декабриста А. И. Одоевского на послание А. С. Пушкина.

В этот второй свой приезд в Москву после ссылки Пушкин остановился у С. А. Соболевского, на бывшей Собачьей площадке, близ Арбата.

На протяжении пяти месяцев своего пребывания в Москве поэт часто бывал в доме Ушаковых на Средней Пресне, 16. С сестрами Ушаковыми, Екатериной и Елизаветой, у него сложились весело-беззаботные, светлоинтимные, дружеские, с оттенком влюбленности, отношения.

В доме Ушаковых царил особый культ Пушкина. Домашний альбом был заполнен стихами, рисунками и карикатурами поэта. На фортепьяно лежали ноты на стихи Пушкина. Его можно было нередко встретить со старшей, семнадцатилетней красавицей Екатериной на вечерах и концертах. И в обществе начали даже поговаривать, что Пушкин хочет связать с нею свою судьбу. Но и здесь его постигла неудача, несмотря на большую взаимную симпатию.

Поэт посвятил сестрам не одно стихотворение, а перед отъездом из Москвы, 16 мая 1827 года, написал Екатерине Ушаковой:

В отдалении от вас

С вами буду неразлучен,

Томных уст и томных глаз