Личное дело

В конце XX века таджики, населяющие этот регион, разделены не только границей: их отличают два противоположных уклада жизни, несовместимость диаметрально противоположных общественных и государственных систем. В несколько иной степени, но примерно то же самое можно сказать об Узбекистане и Туркмении.

Конечно, проблемы в регионе были и прежде, но ситуацию удавалось контролировать. Сейчас же в пылу политических страстей и противоборства эти особенности одними игнорируются, недооцениваются, а другими, напротив, используются для разжигания розни.

Так что впереди нас ждут новые потрясения. По мере ослабления российского влияния обстановка будет еще более обостряться. Рано или поздно Россия и среднеазиатские государства придут к осознанию необходимости объединения усилий в борьбе за восстановление мира в этом регионе, но какие жертвы потребуются для этого осознания?

…15 февраля 1989 года последний советский воин покинул Афганистан. Вопреки многочисленным прогнозам кабульский режим не пал через один-два месяца, а продержался в течение почти трех лет и, более того, за это время даже укрепил свои позиции. И это несмотря на то, что ситуация изменилась: не стало Советского Союза, сократилась наша помощь, а с 1 января 1992 года наши военные поставки в Афганистан вообще были полностью прекращены.

В конечном счете поражение кабульского режима произошло отнюдь не потому, что он был объективно обречен изнутри, а в силу внешних причин, в первую очередь связанных с развитием ситуации в Советском Союзе. Достаточно сказать, что мы фактически признали другую воюющую сторону, и одно это конечно же в корне изменило всю ситуацию, связанную с афганской проблемой.

Впрочем, когда в январе 1989 года почти все предрекали скорый конец кабульского режима, мало кто предполагал, что наша политика в отношении Афганистана пойдет по пути полной сдачи этой страны.

22 февраля 1989 года вместе с Э. Шеварднадзе я должен был вылететь в Кабул для обсуждения с афганским руководством новой ситуации и перспектив развития в этих условиях советско-афганских отношений. Но, к сожалению, из-за болезни я не смог участвовать в поездке.

Впечатления группы Шеварднадзе от Кабула были неутешительными: месяц, от силы два — и режим Наджибуллы падет. Правда, сам Шеварднадзе был более оптимистичен.

Я же был в полном одиночестве, когда говорил, что новый Афганистан может выстоять.

Прошел месяц, второй, а Кабул стоял и, более того, положение вокруг столицы даже укрепилось. Спустя полгода стали свободными для транспорта дороги на Кандагар (юг страны) и на Герат (запад). Практически без перерывов функционировала автострада на Джелалабад — город на востоке страны, недалеко от границы с Пакистаном. Попытки отдельных оппозиционных сил организовать наступление на некоторых участках довольно быстро и эффективно пресекались. Для многих такое положение явилось полной неожиданностью.

У Наджибуллы, всего руководства поднялось настроение, возросла уверенность в победе.

В Кабуле возобновляли деятельность закрытые перед выводом советских войск посольства ряда стран. Заметно улучшалось отношение жителей к советским сотрудникам, находившимся в Афганистане.

Помню, позвонил мне Ахромеев (это было осенью 1989 года) и сказал, что, к большому своему удовлетворению, он ошибся в мрачном прогнозе — народный режим не только не рухнул, но, судя по всему, даже укрепился, так что Афганистан по-прежнему остается на дружественных Советскому Союзу позициях.

Проходили месяцы, а жизнь в стране продолжала медленно, но верно идти в благоприятном направлении. Кабулу удавалось все более овладевать обстановкой в некоторых районах страны, активизировались контакты с полевыми командирами, что явилось важнейшим, а в тех условиях, может быть, даже решающим фактором стабилизации обстановки в стране.

В практическую плоскость встали вопросы развития и укрепления наших торгово-экономических связей. Возобновилась подача газа в Советский Союз.

Огромную тягу к торговле с нами проявляли афганские крестьяне. Они предлагали широкий ассортимент товаров — хлопок, шерсть и изделия из нее, мясо, растительное масло, высоко ценящиеся в мире изюм и сухофрукты, а также многие другие товары.

Стал проявляться еще один немаловажный и крайне благоприятный для Кабула фактор — всегда имевшие место разногласия в вооруженной оппозиции не только не ослабевали, но даже начали усиливаться. Благоприятные подвижки происходили и в позициях группировок, оппозиционных к кабульской власти.

Контакты с противной стороной постоянно расширялись, особенно на уровне полевых командиров, представителей местных властей, духовенства.

Увеличивалось число беженцев, возвращавшихся из Пакистана и Ирана. В Кабуле население отлично понимало, что принесет им падение режима и приход к власти оппозиции — междоусобицы, массовые грабежи, возврат унижающих человеческое достоинство порядков, от которых люди за годы новой власти успели отвыкнуть.

Конечно, это вовсе не означало, что проблем у Наджибуллы совсем не стало, их число просто несколько поубавилось, хотя трудностей оставалось еще немало, да плюс к тому возникало много новых вопросов. Режим Наджибуллы еще не добился коренного перелома, который однозначно решил бы вопрос: кто — кого?

Процесс национального примирения был лишь в начальной стадии. Межнациональные конфликты все еще отличались опасной жестокостью и размахом, они нередко выливались в вооруженные столкновения не только с правительственными войсками, но и между различными отрядами самой оппозиции.

Оставалась открытой граница на востоке, юге и западе страны, и просачивание боевых группировок моджахедов с территории соседнего Пакистана было практически беспрепятственным и непрерывным. Доступ у вооруженной оппозиции к зарубежным источникам поставок оружия и живой силы, несмотря на женевские соглашения, оставался беспрепятственным.

В самом афганском руководстве, правда, так и не удалось достичь единства, оно раздиралось противоречиями по кадровым и политическим вопросам. Афганские друзья так до конца и не смогли освободиться от стремления перескочить неизбежный исторический этап развития своего общества и государственности. Видимо, они осознали свои ошибки только тогда, когда им всем пришлось смотреть смерти в глаза.

В Советском Союзе насчитывается около одного миллиона воинов-интернационалистов, которые почти за 10 лет прошли суровую школу мужества в Афганистане. Им нечего стыдиться, скрывать свою принадлежность к воинам-«афганцам». Они вели себя достойно, пользовались уважением у большей части населения, которое до сих пор сохраняет в своих сердцах чувство дружбы и признательности к советским бойцам.

Жители Кабула навсегда запомнят, как переброшенные из Пакистана группы террористов ночью обстреливали город, убивали мирных жителей, а днем советские воины из машин, на улицах раздавали голодающим людям муку. По целям и задачам миссия советских воинов-интернационалистов в Афганистане была благородной. Но война есть война. Она неизбежно оборачивается многочисленными жертвами и разрушениями.

Я категорически против утверждения, что мы «проиграли войну в Афганистане». Говорить так — это не просто грешить против истины, но и, по моему глубокому убеждению, оскорблять память павших, всех тех, кто честно прошел через ратный труд в этой войне! Поражение потерпели другие — авторы преступной и предательской политики, в результате которой Афганистан был брошен на произвол судьбы.

Общие наши потери за 10 лет — убитыми, умершими от ран и болезней, включая небоевые потери, — составили 13 тысяч 300 человек. Количество раненых — около 30 тысяч. Пропало без вести 311 человек, из них большая часть попала в плен. Лишь единицы перешли к противнику добровольно.

По мнению военных специалистов — советских и зарубежных, — с учетом продолжительности пребывания советских войск в Афганистане, особенностей и условий этой страны, такие потери не оцениваются как большие. Но дело, конечно, не в цифрах, а в самом факте гибели людей, получении ими ранений.