Наталья Гундарева

Я как могла пыталась отговорить ее – не царское дело выяснять отношения с «желтой» прессой. Но Наташа настаивала, что ей необходимо это сделать. Когда мы встретились несколько дней спустя, она уже немного остыла и мы решили, что сделаем просто беседу о том, «что болит», а всем этим, с позволения сказать, средствам массовой информации специального внимания уделять не будем – так, по касательной, вспомним их...

Так появилась в газете «Культура» наша беседа под названием «Один кирпич я выбью точно!..». И мне хотелось бы привести ее на этих страницах с небольшими сокращениями.

«Мы знакомы уже очень много лет, и, сопереживая одним ее работам больше, другим меньше, я ни разу не осталась равнодушной к тому, что делает Наталья Гундарева на сцене, на экране, на телевидении. С первой нашей встречи протянулось нечто, быть может, более дорогое, чем близкая дружба: понимание, тот непостижимый камертон, что позволяет спустя долгое время после встречи как бы продолжить давний разговор, не углубляясь в выяснение деталей, которыми мы жили все это время. Встретились, сели, закурили, и – разговор начался сам...

– В последнее время театр часто упрекают в том, что он становится все более облегченным, откровенно развлекательным. Ты работаешь в театре, который нередко оказывается под прицелом подобных обвинений. Как ты относишься к этой проблеме?

–Сейчас вообще многие ориентиры изменились. Например, если сегодня человек после спектакля говорит мне: «Знаете, я получил такое удовольствие, так отдохнул!..» – я воспринимаю это с радостью. А еще несколько лет назад меня бы обидело это – что значит отдохнул? Разве для этого приходят в театр? Тут душу на части рвешь, а для него – отдых... Мы же воспитывались на том, что в театре и зритель должен работать, чтобы душа трудилась, мысли напрягались. А теперь – да какое же это счастье, что хоть где-то люди могут отдохнуть, переключиться со своих забот.

И в нашем Театре имени Владимира Маяковского совсем не только развлекательные спектакли в репертуаре, разные. Есть и такие, на которых душа через страдание очищается. Важно дать зрителю свободу выбора: если ему сегодня хочется веселиться – он пойдет на один спектакль, если погрустить, подумать – на другой. И хорошо, когда в одном театре есть и развлекательные, и «невеселые» спектакли. Театр никуда не отклоняется, он идет своим путем.

Я думаю, что одно из самых больших достоинств Андрея Александровича Гончарова – подвижность его души, несмотря на солидный возраст. У него есть такое выражение: «Послать телеграмму в зрительный зал». Мы иногда смеемся, точно зная первую его фразу на репетиции: какую телеграмму мы шлем сегодня в зрительный зал? И едва он начинает эту фразу, мы хором ее заканчиваем. Гончаров очень хорошо понимает, что необходимо в данный момент зрителю. А я благодарна судьбе, что работаю с таким замечательным профессионалом...

– Мне кажется, что профессионализм – это вообще очень глубокая тема нашей жизни, не только искусства. Вокруг слишком много непрофессионалов...

–Я очень люблю роман Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов», но как это слово, его толкование изменилось от словаря Даля до словаря Ожегова. Сегодня оно, на мой взгляд, стало негативно-обобщающим для нашей жизни: все, что происходит в политических, экономических, а нередко и культурных проявлениях с нашим государством, – это и есть такое длинное-длинное путешествие дилетантов. Конечно, я говорю не обо всех, но это явление превалирующее. От этого и множество проблем, с которыми мы все сталкиваемся на самых различных уровнях. Раньше, по крайней мере в театрах, этого не бывало: какими бы ни были театры – малопосещаемыми или, наоборот, активно посещаемыми, спектакли делали в основном профессионалы. Они могли быть более или менее одаренными, не всегда умели вскрыть какие-то заветные глубины, но основы профессии они знали. Сейчас это стало, мягко говоря, необязательным. И с кино происходит то же самое. Большинство наших картин, идущих по телевидению, просто невозможно смотреть, а ведь это фильмы последних лет. Какие-то актеры, которых зрители не знают, а значит, не успели полюбить. Есть ли среди них талантливые? – разумеется, как и среди тех, кто снимает фильмы. Но в основном это все-таки дилетанты. Потому что измеряется все сегодня не их профессиональными достоинствами, а умением найти деньги на картину. А когда снимаешь фильм «на сдачу», загоняешь людей в тесную квартиру, надеваешь на них драные халаты, – ну и результат получается соответствующий. Задачи такие – и результат такой...

Наши картины последних лет буквально загоняют в тупик, а мне кажется, гораздо естественнее было бы подумать о том, что чем сложнее и безысходнее жизнь, тем больше тянешься к тому, чтобы хоть кто-то сказал: подожди, потерпи, все еще изменится, все еще будет хорошо...

Мы подошли к той стадии, когда начали понимать: а разве это так плохо – дарить людям надежду?..

– Но, согласись, это все-таки не для сегодняшнего дня: сказки с прекрасным концом.

–И даже на сказках мы все равно будем и мыслить, и страдать, потому что такова наша духовная сущность, которую стали называть непонятными мне словами «менталитет», «имидж»... Все дело в мощи духа, который от России исходит... Все мы существуем на разных гранях духовной жизни, но я вижу порой какого-то простого человека, вижу, как он сидит и размышляет... Да, он говорит своими словами. Да, это не Лев Толстой. Но он думает, думает!.. Ему недостаточно отработать свои часы на производстве, хватить стакан самогона, ему необходимо общение, необходимо делиться всем, о чем он размышляет. И я знаю людей, которые, прожив много лет за границей вполне благополучно, возвращаются сюда: там скучно – это их слова. А вот нам со всей нашей мутью, непричесанностью, неухоженностью, нам почему-то не скучно. Может быть, потому, что для нас, повторю, существует потребность во всем разобраться, проникнуться духом. И именно от этого, к слову сказать, возникает ощущение неудовлетворенности.

Был в моей жизни момент, когда я потерялась: фильмов нет, а если и предлагают – какую-то вопиющую чушь. И я начала думать: на что же я буду жить? И тогда я позвонила одной своей подруге. Она мне сказала: «Чего ты так испугалась? Я сейчас хорошо зарабатываю, я дам тебе денег, придет другое время, ты снова будешь много сниматься, а я, может быть, окажусь без работы. Тогда я приду к тебе и попрошу мне помочь...» И она так просто мне все это сказала, что я поняла: можно разрушить любой строй, можно перейти на другие экономические рельсы, все может быть, но одно остается неизменным – наши человеческие связи, самое дорогое, что дает жизнь. Эти связи наработаны, и от них никуда не уйдешь.

– Ты считаешь, что корни сегодняшней неудовлетворенности в материальных обстоятельствах? А как ты вообще относишься к деньгам?

–Мне кажется, сейчас все немножко сошли с ума от запаха денег: разговоры крутятся вокруг заработков, долларов... Мои заработки никогда не были для меня смыслом жизни, и уж тем более я никогда не буду ими козырять. По сравнению с одними людьми я получаю очень много, но по сравнению с другими – это вообще не деньги. Зачем раздражать одних и заставлять меня жалеть других?! В людях появилась озлобленность, и я это понимаю... Они никому не нужны, хотя нередко эти люди имеют докторские, кандидатские степени. Человек озлобляется от несоответствия, понимаешь? Когда он имеет большой потенциал, а этот потенциал никому не нужен, как должен человек ощущать себя?.. Запах денег очень влияет на людей, от этого и появилось такое размежевание между теми, кто прежде был близок и нужен друг другу.

– Ты говоришь только о близких людях, о так называемом своем круге, или – шире?

–Да все мы в конце концов достаточно узкий круг. Я имею в виду наше общение, что складывалось десятилетиями. Конечно, кто-то проверку нынешним временем прошел, а кто-то нет. У нас ведь вот уже лет десять идет невидимый бой, как когда-то известные нам по истории многолетние войны. Рядом с видимой и страшной войной в Чечне – наша незримая война, в которой многие люди проверяются. И, как ни странно, те, кто отпочковался, кто что-то в себе предал, начинают это чувствовать.