Мой отец генерал Деникин

После того как мемуары были закончены, Деникин стал подумывать о постоянном сотрудничестве с какой-либо из двух выходящих в Париже русских газет: «Последние новости» и «Возрождение», не разделяя, впрочем, их пока еще не устоявшихся политических тенденций.

«По приезде в Париж, — напишет он 18 лет спустя, — сразу окунулся в водоворот эмигрантского политиканства, подвергаясь «уловлению» со стороны одних, желавших использовать мой авторитет и мое перо, и травли со стороны других — и справа, и слева.

Великий князь Николай Николаевич через Кутепова выразил желание повидаться со мной. Я отношусь к нему с уважением, но не пошел. Что я могу сказать ему? Что дело его обречено, ибо все окружение его, утопая в дрязгах, под прикрытием двусмысленной фразеологии проводило идеи реакции, реставрации старого режима?

Врангель, крайне обеспокоенный моим появлением на парижском горизонте в 1925 году, когда парижская воинская и гражданская общественность чествовала меня банкетом, совершенно неожиданно приезжает в Париж и, хотя в последующие годы мог убедиться в том, что я ничем и никак не мешаю ему «спасать Россию», продолжает интриговать против меня.

Кутепов заходит часто, ища моральной поддержки против Врангеля и не особенно жаловавшего его (Кутепова) великокняжеского окружения. Спрашивал не раз моих советов, но их редко исполнял, обиженный моим скептическим отношением к его работе в Советской России.

Завершение «Очерков» предоставило мне свободное время. И я хотел и мог использовать его для русского дела. Ни в какие политические партии и организации я не входил. Национальное самосознание русской эмиграции замутилось донельзя. Заблудились в трех соснах…

Свой двуединый символ веры я определил кратко: «Свержение Советской власти и зашита России».

И вот оказалось, что для такой постановки национальной русской проблемы нет места в современной эмигрантской печати!..

«Последние новости» изъяли вовсе из своего лексикона понятие «национальный», подменив его презрительным «националистический». Как партия Милюкова, так и его газета огульно поносили русское прошлое, осуждали в целом Белое движение и, главное, относились с каким-то полупризнанием к Советской власти.

Поэтому дважды сделанное мне предложение сотрудничать в газете было отклонено.

Гукасовское «Возрождение» поддерживало идею полной реставрации старого режима даже за счет территориальных уступок в пользу случайных союзников, взявших на себя задачу свержения Советской власти. Поэтому два обращения ко мне Струве о сотрудничестве также ни к чему не привели.

Итак, серьезно заняться журналистикой не пришлось. Раз или два в год я выступал с обширным докладом на тему «Мир, Россия и эмиграция» в Париже, делал сообщение в Лондоне, Брюсселе, Праге, Белграде. Эмигрантская печать давала обширные выдержки, причем не раз — умышленно или случайно — искажая основные мои мысли. Особенно отличалась в этом отношении нью-йоркская «Россия»».

Однако Деникин регулярно и довольно долго, в течение многих месяцев, сотрудничал в газете специфической направленности — «Борьба за Россию».

Под руководством великого князя Николая Николаевича Кутепов продолжал свою контрразведывательную деятельность. Агенты его сети, как правило, рекрутированные среди членов Русского общевоинского союза Врангеля, тайно проникали в Советскую Россию, вели пропаганду, организовывали саботажи и убийства, собирали оппозицию и недовольных внутри страны в обширную секретную организацию под названием «Трест» [5]. Когда в 1927 году все раскрылось и Кутепов узнал, что в действительности «Трест» был задуман и организован ОГПУ, что подлинные агенты Белого движения были ликвидированы в Москве, он не потерял присутствия духа и решил продолжать борьбу, используя новую базу и новых агентов. В 1928 году в Брюсселе умирает генерал Врангель; ходили слухи, что он был отравлен ОГПУ. В следующем году уходит из жизни великий князь Николай Николаевич и Кутепов становится председателем и полновластным руководителем Союза. Он считает необходимым расширить деятельность своей организации.

«Существование русской эмиграции, — объявляет он публично, — может быть оправдано только постоянной борьбой за освобождение России».

Деникин соглашается с этим, но совершенно не одобряет методов борьбы Кутепова. После скандала с «Трестом» он более чем когда-либо считает, что его деятельность носит «дилетантский» характер и не может иметь большого значения.

«Он (Кутепов) часто спрашивал у меня советов, но редко им следовал. Мое скептическое отношение к его деятельности в конце концов начало его раздражать».

В ноябре 1929 года состоялся последний разговор между Деникиным и Кутеповым на квартире в Ванве. Деникин приводит его в своих «Воспоминаниях»: «Кутепов, казалось, был очень уверен в себе.

— В России происходят великие события. Никогда еще оттуда не прибывало столько людей с предложениями сотрудничать с их тайными организациями.

— Не боитесь Вы, что это просто провокаторы?

— Конечно, среди них есть и провокаторы, но я тотчас же их распознаю. Процесс контролируется мной. Впрочем, даже провокаторы приносят свою пользу.

[…] То, что мне рассказал затем мой собеседник, потрясло меня. Номер телефона одного из агентов с точностью до одной цифры совпадал с номером советского посольства, но случалось, что телефонисты ошибались. Совсем недавно произошло следующее недоразумение: агент получил сообщение по-русски, предназначенное для одного из членов посольства. Продолжая игру, он притворился, что он и есть этот человек. Ему назначили свидание в определенном месте и в определенное время с целью передать ему чемодан (!). Кутепов поручил это дело своему брату; тому передали пакет. Документы, содержащиеся в нем, в настоящее время расшифровываются, некоторые уже были раскодированы. Они представляли большой интерес: речь шла о советских шпионах, работающих под видом белоэмигрантов.

— Александр Павлович, не говорите мне, что Вы верите во все это! Вас хотят еще раз мистифицировать.

— Нет, это не похоже на мистификацию. То, что эти документы попали в наши руки, вредит больше им, чем нам.

Кутепов принялся цитировать имена известных эмигрантов, оказавшихся агентами ОГПУ. Моя жена, вошедшая в комнату для того, чтобы объявить о том, что чай готов, услышала его слова и в ужасе воскликнула:

— Вы должны немедленно объявить об этом всем. Надо предостеречь всех, кто им доверяет. Мы не можем продолжать жить в этом кошмаре.

— Конечно. Но раньше надо кое-что выяснить, надо разобраться во всем внимательнее.

Я одобрил его слова:

— Вот именно, надо разобраться во всем внимательнее. Что касается меня лично, я был уверен в том, что агенты большевиков достаточно компетентны и опытны, чтобы по недоразумению отдавать столь важные документы неизвестному человеку, не потребовав от него никакого пароля, не установив его личности. Я сказал об этом Кутепову, провожая его до двери. Такое мое заключение не понравилось ему».

Два месяца спустя агенты ОГПУ похитили Кутепова и убили его.

Относясь с недоверием к деятельности Кутепова, Деникин по неизвестным мне причинам очень симпатизировал деятельности политика Федорова и историка Мельгунова, которые основали тайную организацию. Ее комитет состоял из ограниченного числа лиц и был представлен, помимо вышеназванных, Гукасовым (по-видимому, финансирующим организацию), Марковым, правой рукой директора «Последних новостей», и… Кутеповым. Другие члены комитета, не вмешиваясь в личные дела Кутепова, уважали его и прислушивались к его советам. Тайная организация издавала антибольшевистский периодический орган «Борьба за Россию», выходящий во Франции, но прежде всего предназначенный для широкого распространения внутри Советской России. В 1944 году Деникин признавал в своей незаконченной рукописи: «По правде говоря, у меня нет никакой уверенности, что кипы журналов попадают по назначению, а не прямо в руки ОГПУ. Некоторые данные заставляют предположить, что и экспедиция «Борьбы за Россию» просматривалась большевиками.