Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

4 апреля комиссия представила свой доклад правительству. В нем Бонч-Бруевич пишет, что, выслушав «общие направления», намеченные для типографии, и обсудив, как лучше использовать его «специальные знания», Сытин заверил комиссию в готовности сотрудничать, но тут же начал ставить условия. Он сказал, что хочет получить обратно две самые старые в типографии ротационные машины, чтобы выполнить обязательства перед бывшими коллегами; а чтобы купить бумагу, нанять рабочих и заплатить по векселям, срок которых истекает 10 апреля, он попросил еще кое-что из «секвестированной собственности» [550]. Комиссия, как положено, доложила об этих условиях, но не удовлетворила их.

С экономической точки зрения попытка Сытина вернуть себе в счет жалованья часть собственности, отобранной у него государством, была вполне оправданной. С одной стороны, новые законы установили весьма скромный верхний предел заработка, а с другой – русские деньги почти обесценились в результате инфляции. Сытин имел крупные вклады в российских банках – сплошь национализированных, – однако граждане могли снимать со своих счетов не более 250 рублей в неделю; к тому же государство еще более урезало состояние Сытина, аннулировав все акпии и дивиденды. Правда, у него оставались валютные вклады в заграничных банках, которым ничего не грозило, но Сытин решил спасти, что можно, из реально существующих вещей – только они пока еще держались в цене. Ну, а комиссия усмотрела в намерениях Сытина обыкновенное капиталистическое стяжательство.

В том же докладе комиссия дала оценку состоянию дел в типографии. Поскольку меньшевики вновь «стали препятствовать делу организации печатания и выхода в 1той тип. Советских «Известий», комиссия рекомендовала подыскать преданных печатников и нового директора. Приведенная в докладе таблица свидетельствовала о «катастрофическом» падении производства ниже дореволюционного уровня (см. приложение 4). Частые поломки приводили к опозданиям и сокращению тиража. Набор производился в два с половиной раза медленнее максимально допустимых дореволюционных норм, а полосы иерстались в три раза дольше. Типография, переданная Сытиным, была великолепно оснащена технически и снабжена всем необходимым (на складах одной бумаги хранилось на 3 213 398 рублей), а ныне она оказалась в удручающем состоянии. Разбросанные повсюду, пропитанные краской вороха бумаги создавали угрозу пожара; важнейшие мелкие детали, вроде матриц для линотипов, пропали неизвестно куда.

Комиссия заключила, что это «тягостное положение» существует на всех экспроприированных фабриках, не только у Сытина на Тверской. В связи с этим она предлагала создать централизованное издательское учреждение и ввести государственную монополию на продажу изданий и рекламу. Рекомендовалось даже построить на севере бумажную фабрику – эту мысль наверняка подсказал Сытин.

В начале апреля рекомендации комиссии обсуждались на заседании Совнаркома. Луначарский, имевший случай убедиться в готовности Сытина к сотрудничеству, выступил за то, чтобы возвратить ему типографию и даже разрешить издание «Русского слова», однако Совнарком решил подчинить все газетные типографии своему Полиграфическому отделу. Тем самым он утвердил конфискацию типографии «Русского слова» и отверг услуги И.Д. Сытина.

Внешнее безразличие Сытина к новым обстоятельствам раздражало Совнарком и его комиссию. Потребовав платы натурой за честь служить народу, он упустил случай обелить себя. За такое полагалось проучить. Не успел кончиться апрель, как старый фабрикант оказался в шкуре преступника: ретивые революционеры без суда и следствия упекли его в Московскую тюрьму.

Зная, что Горький и его газета пользуются определенным влиянием, Сытин обратился из тюрьмы к своему давнему автору: «Я надеюсь на Ваше великодушие и верю, что Вы меня преступником не считаете» [551], В номере «Новой жизни» за 3 мая Горький предал арест Сытина огласке; правда, к тому времени Сытин успел снова стать свободным человеком, но несмотря на это Горький, издававший одну из двух пока еще разрешенных неофициальных газет, резко осудил действия властей. Заслуги этого видного народного просветителя признают во Франции и в Англии, писал Горький, зато в «самой свободной стране мира» Сытина посадили в тюрьму, предварительно разрушив его огромное, превосходно налаженное технически дело… Конечно, было бы умнее и полезнее для Советской власти привлечь Сытина, как лучшего организатора книгоиздательской деятельности, к работе по реставрации развалившегося книжного дела…» Нежелание сделать это писатель назвал «матерой русской глупостью» [552].

Находясь на протяжении нескольких лет в оппозиции к Ленину и его окружению, Горький будет выступать против коммунистов до середины июля, когда те закроют его газету «Новая жизнь». Но поскольку он и Ленин сходились в том, что молодому государству необходимы и Сытин, и вообще все верные поборники русской культуры, то на этой почве в начале сентября произошло примирение двух социалистов [553]. В том же месяце Горький от имени Ленина предложил Сытину важнейшую руководящую должность в новой издательской системе. Н.Д. Телешов, присутствовавший в тот день при разговоре на квартире у жены Горького, говорит, что Горький передал просьбу Ленина к Сытину стать директором Госиздата, открытие которого в мае будущего года ознаменовало национализацию издательского дела. Сытин, по словам Телешова, выразил желание занять менее высокую должность заместителя, если директором будет Горький, однако его встречное предложение было оставлено без внимания [554].

Памятуя о днях, проведенных в тюрьме, Сытин понимал, что поддержка Ленина сама по себе не может обеспечить ему прочного положения при новой власти.

Вот и совсем недавно, 30 августа, в «Известиях» промелькнула заметка, вновь подтвердившая, пусть исподволь, – Сытин в немилости. Речь в ней шла о Русском союзе торговли и промышленности, который обвинялся в расхищении государственной собственности, а Сытин был назван в числе основателей союза [555].

Некой призрачной защитой Сытину служил тот факт, что его младший сын Дмитрий сражался тогда на гражданской войне в рядах Красной Армии [556]. (Созданная в январе 1918 года, после подписания в марте Брестского мира, Красная Армия начала борьбу с «контрреволюционерами».)

Враждебность властей Сытин ощущал и в ужесточении условий издательской деятельности. К примеру, выпускать техническую литературу теперь имело право только Центральное техническое издательство. Но больнее всего ударил по Сытину введенный правительством в апреле 1919 года по всей стране запрет на издание лубков (запрет 1917 года действовал временно и на ограниченной территории). Вновь проявляя заботу о крестьянах, Сытин с присущей ему энергией тотчас начал строить планы по изданию новой серии книг в стиле лубка для распространения официально провозглашенных идей и к середине года убедил Отдел печати Московского Совета рекомендовать его программу директору недавно открывшегося Госиздата. Издавна знакомый лубок, говорилось в представлении Отдела печати,«будет единственно доступной книгой для широких народных масс». И кто как не Сытин мог лучше других издать ее и распространить через сеть офенской торговли, как раз начинавшую оживать по мере того, как гражданская война откатывалась на окраины. Старые лубочные книжки, заключали авторы представления, зачастую несли «невежество, суеверия и предрассудки», а новая сытинская серия всколыхнет в народе «стремление к знанию и свету» [557].

Однако во главе Госиздата Лениным был поставлен В.В. Боровский, истовый революционер, который предназначал свои небогатые запасы бумаги для более важных дел и отверг сытинское предложение [558]. Более того, Воровский считал своим долгом выжить старого капиталиста из книгоиздательского дела, а не выслушивать его советы. Сытин еще проработает некоторое время, но строго в рамках, установленных Госиздатом. Теперь Боровский решал, сколько бумаги и какое печатное оборудование дать Сытину, какие рукописи можно ему печатать, какие цены назначать, кого нанимать и по какому издательскому плану работать [559]. Отдел печати Московского Совета тоже раздавал приказы, в частности, Сытину велено было отпечатать на своих календарях Советскую Конституцию.