Элоиза и Абеляр

Таким образом, сам Господь, по мнению Петра Достопочтенного, становился «гарантом» и покровителем супружеской пары. Итак, по его мысли, Элоиза не должна была ощущать себя «объектом» божественного или человеческого осуждения, а могла обращаться к Богу, который теперь хранил того дорогого для нее человека, ради которого она жила.

Оставалось еще совершить одно благое дело, и Петр Достопочтенный пожелал лично сопроводить тело Абеляра в Параклет, в монастырь, что при жизни покойного был дорог ему вдвойне. Петр Достопочтенный повелел извлечь тело Абеляра из могилы на кладбище Сен-Мар-сель-де-Шалон (как он сам уточняет, сделано это было в большой тайне) и самолично сопроводил гроб к часовне, некогда возведенной философом и его учениками на берегу речки Ардюссон. При захоронении тела Абеляра Петр Достопочтенный впервые встретился с Элоизой; встреча эта произошла, весьма вероятно, 16 ноября 1142 года. Петр Достопочтенный отслужил в Параклете заупокойную службу, затем обратился к монахиням, собравшимся в зале капитула, с краткой проповедью и возгласил между Параклетом и Клюни отношения «духовного братства», что нередко устанавливались между различными аббатствами в Средние века. Элоиза вскоре написала ему благодарственное письмо, исполненное возвышенного волнения: «Мы радуемся тому, что вы, Ваше Преосвященство, соизволили снизойти до нас в нашем ничтожестве и в нашей слабости, и мы гордимся этим, ибо ваше посещение — большая честь для всех, даже для тех, кто выше и достойнее нас. Другим известно, как много преимуществ и какое великое благо даровало им присутствие Вашего Преосвященства. Я же сама не только не могу высказать, какое благодеяние совершили вы для меня, посетив нас, но даже неспособна этого постичь». Далее в письме изложены три просьбы Элоизы: она просит Петра Достопочтенного после ее смерти отслужить по ней тридцать заупокойных служб в аббатстве Югюни; она также просит его прислать ей на пергаментном свитке, скрепленном его личной печатью, текст полного отпущения грехов Абеляра, дабы она могла повесить этот свернутый в трубочку пергамент на его могиле, и таким образом мы можем сказать, что Элоиза настоятельно желала в глазах всех утвердить факт полнейшего примирения с Церковью человека, чья правоверность дважды была поставлена под сомнение. Наконец, Элоиза просит Петра Достопочтенного позаботиться об их с Абеляром сыне Пьере-Астролябии и добиться для него «пребенды от епископа Парижского или в каком другом диоцезе», то есть просит для сына либо доходного места, либо права получения дохода от церковного имущества. Это письмо — последнее письменное свидетельство, которым мы располагаем об Элоизе. Оно представляет собой в каком-то смысле ее завещание, ее последнюю волю. Весьма показательно, что Элоизу — относительно ее самой и Абеляра — не заботит ничто, кроме вечности и существования их вечных душ; однако же следует отметить и ее заботу о дальнейшей судьбе Астролябия. Кстати, о сыне Элоизы и Абеляра, занимающем так мало места в этой истории, о человеке настолько же скромном, настолько же тихом и незаметном, насколько известны и даже прославлены были его родители (хотя, надо признать, слава их носила несколько скандальный оттенок), известно очень мало, почти ничего. Исследователи многократно предпринимали попытки найти «его следы» в документах и картуляриях той эпохи, но все старания оказались тщетны. Правда, упоминается некий аббат, носивший столь редкое имя и возглавлявший аббатство Отрив в кантоне Фрибур в 1162–1165 годах; если бы речь шла об аббатстве, принадлежавшем Клюнийскому ордену, тогда возник бы соблазн отождествить этого человека с сыном Абеляра, ставшим духовным сыном Петра Достопочтенного (сама Элоиза напоминает об этом, когда пишет аббату Клюни об Астролябии так: «…ваш Пьер-Астролябий»). Но Отрив — аббатство цистерцианское, и очень маловероятно, чтобы сын Абеляра остановил свой выбор на одном из монастырей Сито. Более правдоподобной представляется гипотеза, основанная на записи в картулярии одной церкви в Бретани: речь идет о церкви в Бюзе, в картулярии которой в 1150 году среди каноников собора в Нанте упоминается некий Астролябий, племянник Порхерия, каковой вполне мог быть братом Абеляра. Список лиц, по которым в аббатстве Параклет совершались заупокойные службы и делались заупокойные поминания, содержит всего лишь указание на дату его смерти: 29 или 30 ноября, «Petrus Astrolabius magistri nostri Petri filius» (Пьер-Астролябий, сын нашего магистра Пьера). Запись о смерти самой Элоизы чуть более подробная: «Элоиза, первая аббатиса и мать нашего монашеского ордена, прославившаяся своими знаниями и благочестием, внушавшая нам надежду самой своей жизнью, блаженно отдала свою душу Богу». Произошло это 16 мая, но вот год назвать с уверенностью трудно, и только путем сопоставления различных фактов исследователи смогли прийти к выводу, что наиболее вероятной датой смерти Элоизы является 1164 год. Таким образом, Элоиза на двадцать лет пережила Абеляра и скончалась, как и он, в возрасте 63 лет.

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их».

(Ветхий Завет. Первая книга Моисея. Быт 1:27.)

Кто может мне писать? Откроем поскорей! Великий Боже! Это Элоиза! Едва-едва супруг ваш пришел в себя от изумленья…

Я покрываю поцелуями сие соблазнительнейшее послание, что проникает в мое сердце и наполняет его восхитительным удовольствием. Но должен ли Абеляр обращать внимание на ваши чары? Ваши страдания и ваши вздохи причиняют мне множество тревог.

Эти стихи представляют собой переложение, ответа Абеляра на письмо Элоизы (письмо II), сделанный в XVIII веке. Она же, по представлениям автора XVIII века, в письме I изъяснялась примерно в том же духе:

Какой новый раскат грома! Что слышала я сейчас? Я более не увижу вас! И вы можете мне об этом сообщить! О жестокий! Вы лишаете меня всего, и вашему сердцу доставляет варварское удовольствие мысль о том, что моя боль преумножается!

Можно сказать, что испытываешь некоторое замешательство, воспроизводя подобные наивные стишки после того, как надолго погружался в столь сложные тексты, после того, как познакомился со столь трагичными судьбами. Но, однако же, именно в такой форме, в таком виде XVIII век узнал историю Абеляра и Элоизы, и этот «перевод» имел тогда огромный, оглушительный успех, примерно такой же, какой сопутствовал «Орлеанской девственнице» Вольтера.

В наше время, когда так любят говорить о «развенчании» разнообразных мифов, подобный процесс произошел сам собой и самым простым путем: при обращении к подлинным текстам эпохи. Подобно тому, как вполне достаточно прочитать документы двух процессов над Жанной д’Арк, чтобы обнаружить истинную Жанну, чрезвычайно отличавшуюся от ее образа, сформированного множеством пошлых ура-патриотических работ, образа, скрывавшего и затенявшего ее настоящую, подобно тому, как ознакомления с этими документами достаточно и для того, чтобы развеять и рассеять в пыль и прах нелепые легенды о ней, что появились в XIX веке (о ее незаконнорожденности и т. д.), так достаточно напрямую обратиться к переписке Элоизы и Абеляра, чтобы открыть для себя историю их жизни во всей ее полноте и драматичности. И вот тогда эта история предстает перед нами в своем истинном значении. Ошибиться невозможно: если эта история с таким рвением и пылом передавалась из уст в уста из поколения в поколение на протяжении нескольких столетий, причем каждое поколение истолковывало и переделывало ее на свой лад в соответствии с присущим именно своему времени менталитетом, психологией и складом ума, то происходило это потому, что она действительно имеет огромное значение. Имена Элоизы и Абеляра, неразрывно связанные между собой, служат напоминанием о том, что собой представляют межличностные отношения в человеческой паре, состоящей из мужчины и женщины; а кроме такого прямого истолкования эта история содержит еще и некий тайный смысл, напоминая нам о том, каковы у каждого человека взаимоотношения разума и веры.