Последняя зима

На допросах Паша держалась спокойно. Никаких конкретных обвинений девушке предъявить не могли, а собранные гестапо дополнительные сведения об арестованной характеризовали ее лишь с положительной стороны. Через три дня младшую кассиршу городского банка выпустили.

Возвращаясь домой, Паша не могла опомниться от пережитого за эти три дня кошмара. То, что она увидела в замке Любарта, не забудется никогда. Камера, переполненная изможденными женщинами и детьми... Крики и стоны истязуемых где-то совсем рядом... Ночью - автоматные очереди во дворе замка, возвещающие о новых расстрелах... Все это увидела, услышала, пережила отважная комсомолка. Теперь она еще отчетливей представляла, что ее может ждать, но сдаваться, отступать Паша не собиралась. Лодпольная патриотическая организация продолжала работу.

Вместе с тем сообщения, что похищенный снаряд не найден, а виновники происшествия до сих пор не установлены, вызвали в Берлине гнев у крупного фашистского начальства. Из главного штаба имперской безопасности примчалось в Луцк с полдюжины опытнейших ищеек.

Работать подпольщикам становилось все труднее. Но и теперь Паша была готова выполнять задания Крука, Прокопа, Медведя, зная, что через них идут в Луцк боевые приказы Родины.

* * *

Крук - это командир Маневичского партизанского отряда местный уроженец Николай Парамонович Конищук.

Прокоп - это командир партизанского отряда подполковник Николай Архипович Прокопюк.

Медведь - командир партизанского отряда полковник Дмитрий Николаевич Медведев.

Последнее время полковник Медведев был связан с луцким подпольем больше, чем другие партизанские командиры. Через Дмитрия Николаевича и его людей поддерживал связь с подпольщиками и наш обком, лишь частично дублируя ее через Конищука и рожищанскую группу Беги.

С Медведевым обкомовцы виделись часто. Одно время лагерь медведевцев даже находился рядом с лагерем нашего 1-го батальона.

Как-то, заехав к соседу, я познакомился у него с выдающимся советским разведчиком Николаем Ивановичем Кузнецовым, смело и умно действовавшим в стане врага под видом немецкого офицера Пауля Зиберта. Он и в самом деле был очень похож на немца. Голубоглазый, светловолосый, с несколько удлиненным лицом, совсем не славянского типа.

На своем боевом счету Кузнецов уже имел ряд блестяще проведенных операций. Это он похитил в Ровно, прямо с квартиры, фашистского генерала фон Ильгена, командующего особыми войсками на Украине. Это он уничтожил в Ровно крупного гитлеровского чиновника имперского советника финансов Геля, а в Луцке - ближайшего помощника шефа гестапо садиста и палача Готлиба.

Кузнецову удалось, под видом все того же Пауля Зиберта, побывать на приеме и у рейхскомиссара Украины кровавого Эриха Коха. Коммунист Николай Кузнецов был готов пожертвовать собственной жизнью, лишь бы уничтожить этого изверга, одного из самых доверенных лиц Гитлера. Однако охрана рейхскомиссара, находившаяся в кабинете и состоявшая из трех эсэсовских офицеров с овчаркой, оказалась расставленной таким образом, что Кузнецов не успел бы выхватить пистолет.

Последний раз я виделся с Медведевым в январе 1944 года, перед уходом его отряда из Волынской и Ровенской областей дальше на запад, ко Львову. Дмитрий Николаевич передал тогда в наш госпиталь своих раненых для отправки их затем на Большую землю.

С первых минут той последней встречи бросилось в глаза, что Медведев мрачен, неразговорчив. Я подумал, что его самочувствие вызвано какими-нибудь досадными пустяками, и попытался настроить Дмитрия Николаевича на другой лад. Вздохнув, он взял меня за локоть и отвел немного в сторону.

- Случилась беда, Алексей Федорович! - сказал он. - Вторично арестована Савельева и еще кто-то... О том, кто именно, данных пока не имею, связи разом оборвались, но что Савельеву взяли - это точно...

Мы помолчали.

- Нельзя ли что-нибудь сделать? - спросил я. - Концы связей все же у вас. Быть может, послать на выручку Кузнецова?

- Николай сейчас далеко и выполняет другое задание. Но дело не в этом! Нашли бы людей... Есть даже некоторый опыт. Из ровенской тюрьмы мы в свое время вырвали нашего разведчика Жоржа Струтинского. Однако надо учитывать фактор времени! Пашу держат особенно крепко, если взяли во второй раз. Подготовка займет недели... А Красная Армия приближается к Лупку, его освобождение - вопрос дней.

Мы опять помолчали. Дмитрий Николаевич был прав. Я снова заговорил первым:

- Значит, можем надеяться лишь на счастливую случайность?

- Да, конечно... Или сами подпольщики, из оставшихся на воле, что-нибудь предпримут. Люди там решительные, смелые, вы же знаете... Будем надеяться, ждать.

- Будем надеяться! - кивнул я.

Мгновенно испортилось настроение и у меня. Тяжело было сознавать, что ничем не можешь помочь попавшим в беду товарищам.

Медведев со своим отрядом ушел в район Львова. Я пытался связаться с Луцком через рожищанских подпольщиков. Безуспешно! Поступило лишь донесение, что в городе среди оккупантов паника, полным ходом идет эвакуация немецких учреждений. О Паше и ее друзьях - ни слова.

Приходилось ждать, ждать и надеяться, верить.

Луцк освободили 5 февраля 1944 года. Прошла еще неделя-другая, прежде чем к нам в обком, теперь уже через фронт, дошла из Луцка скорбная весть о гибели Паши Савельевой. Затем мы узнали и некоторые подробности.

Гитлеровцы вторично арестовали Пашу в последних числах декабря. Не избежали ареста также Мария Дунаева, Петр Болдырев и два-три подпольщика, фамилии которых не установлены. Савельева была еще жива, когда после зверских истязаний расстреляли ее верных товарищей. Пашу мучили, пытали дольше всех. И смерть ей была уготована самая страшная.

14 января во дворе луцкого замка-тюрьмы запылал огромный костер. У средневековых стен, на средневековом костре современные инквизиторы в фашистских мундирах заживо сожгли славную дочь советского народа комсомолку Прасковью Ивановну Савельеву.

В камере, где героиня луцкого подполья провела свои последние дни, воины-освободители сняли шапки и склонили головы перед неровными, должно быть с огромным трудом выцарапанными на стене, строками:

"Приближается черная, страшная минута! Все тело изувечено - ни

рук ни ног... Но умираю молча. Как хотелось жить! Во имя жизни

будущих после нас людей, во имя тебя, Родина, уходим мы... Расцветай,

будь прекрасна, родимая, и прощай.

Твоя П а ш а".

Люди не могли оторвать глаз от глубоко взволновавшей ид предсмертной записи героини, а мимо древнего луцкого замка все тянулись, двигались к фронту советские войска, наша мощная боевая техника. Там вдали гремела канонада новых сражений за полное освобождение украинской земли от фашистских захватчиков*.

_______________

* Через некоторое время после первого издания в 1965 году этой

книги у меня в Киеве побывали приехавшие из Англии супруги Роуз

(Ружена) и Джек Хьюстон. Ружена, носившая до замужества фамилию

Фридова, оказалась родной сестрой не раз упоминавшегося выше доктора

Франтишека Фрида.

В годы войны г-жа Хьюстон потеряла всякие следы брата и только

из книги "Последняя зима" узнала, что он был активным участником

подпольной борьбы с оккупантами на Волыни. В дальнейшем она выяснила,

что после освобождения Лупка доктор Фрид находился в партизанском

отряде и погиб в бою смертью храбрых. Желание повидать места, где

сражался Франтишек Фрид, познакомиться с его боевыми друзьями и

привело сестру доктора на Украину.

Вместе с мужем она побывала в колхозе им. Энгельса, где хорошо

знали Ф. Фрида. Приняли их там очень сердечно. В память о брате

Ружена увезла в Англию маленькую сосну, выкопанную в лесу, где пал

Франтишек.

В 1967 году мне довелось быть в Лондоне и навестить супругов

Хьюстон, живущих в одном из пригородов английской столицы. В своем