Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

На первом боевом расчёте мне достался в напарники старшим наряда грузин Тактакишвили. Наряд нам назначили на 20:00. Было достаточно времени, чтобы поужинать и познакомиться, ведь мы друг друга не знали. После боевого расчёта один грузин (всего их в строю было четверо) подошёл к нам – новичкам – и спросил:

– Кто из вас Фёдоров?

Я отозвался. Он задал второй вопрос:

– Ты понял, что мы с тобой идём в наряд?

– Теперь понял.

– Приходи в столовую в полвосьмого.

– Хорошо.

Тем временем некоторые солдаты уже одевались, брали оружие. Я наблюдал за всеми их приготовлениями и «мотал на ус». В назначенное время я зашёл в столовую. Мой «старшой» уже сидел там и пригласил меня к столу:

– Садись, будем кушать и знакомиться.

Мы пожали друг другу руки и назвали свои имена. Его звали Мишей. Меня удивило, что у него русское имя, и я поинтересовался:

– А по отчеству как величать?

– А зачем тебе?

– У нас старших называют по имени-отчеству, – нашёлся я, – а ты, извини, вы для меня дважды старший – как по возрасту, так и по службе.

– Так и быть, – усмехнулся он, – я твоё любопытство удовлетворю и не стану вспоминать вашу пословицу про Варвару, которой нос оторвали!

Мы оба рассмеялись, а потом он, посерьёзнев, продолжил:

– Моего отца звали Соломон. Он погиб на войне с фашистами.

– Мой отец тоже на фронте погиб, – ответил я. – Звали его Николаем.

Так на грустной ноте закончили мы свой ужин. Ну а позже, узнав друг друга чуть получше, мы иногда в шутку стали обращаться по имени-отчеству. Говорил Миша по-русски почти без акцента. Он был выше среднего роста, хорошо, по-спортивному сложен. Тёмные волосы и глаза, аккуратно постриженные усы, на губах всегда приятная улыбка. Чисто национальные приметы: смуглый, нос с горбинкой и чуть заметным крючком. В общем, красивый молодой человек «кавказской национальности».

После ужина сразу начались сборы в наряд. Происходило это так. Первым делом надеваешь ватные штаны, а на них – белые маскхалатные брюки. Затем – валенки, шубу. На солдатский ремень нанизываешь чехол с двумя боевыми гранатами, справа – подсумок с тридцатью винтовочными патронами. Ещё к ремню пристёгиваешь наручники. Через плечо надеваешь сумку с ракетницей и ракетами – их около десятка. Зимняя шапка, варежки, а поверх всего – белый маскхалат. Собираться и одеваться мне помогал советами мой напарник.

Без пяти минут восемь идём в кабинет к начальнику заставы. По пути берём у связистов телефонную трубку для связи с заставой. Заходим в кабинет с оружием в руках: я с винтовкой с примкнутым штыком, а Михаил с автоматом. Он докладывает:

– Товарищ старший лейтенант! Наряд в составе рядовых Фёдорова и Тактакишвили прибыл для получения приказа на охрану Государственной границы!

Начальник осматривает нас и даёт приказ:

– Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Союза ССР. Вид наряда – часовой границы, участок – от заставы до высоты Плоской. Время службы – с двадцати ноль-ноль до четырёх часов. Пропуск – «дорога», отзыв – «снег».

Пропуск (то бишь пароль) и отзыв изменялись ежесуточно. Получив приказ, старший наряда дословно его повторяет. Для меня это волнительный момент – я впервые получаю боевой приказ.

Затем мы без промедления и задержек заряжаем оружие и выходим на свой участок. Не спеша идём вдоль него по проторённой тропе. Справа и слева от нас рыхлый снег. Если кто-то пройдёт по нему от границы или к ней – следы будут видны даже ночью. Ветер умеренный, температура – минус пятнадцать градусов. При нашем обмундировании это совсем не холодно. Участок в основном ровный, крутой подъём лишь на высоту Плоскую. Вчера именно по этой тропе мы шли из комендатуры, а сегодня утром обозревали весь участок. Михаил говорит:

– Пойдём пограничным шагом.

Я согласно киваю, хотя что это за шаг, пока не знаю. Он отходит от меня шагов на пять и поворачивается лицом ко мне. Объясняет:

– Иди за мной. Держись примерно этой дистанции, следи за снежным покровом справа и слева, а также за тем, что делается за моей спиной. Я пойду задом наперёд и тоже буду видеть, что происходит за спиной у тебя.

– Очень интересно, – говорю я.

– Обратно ты пойдёшь задом, – продолжает инструктаж Михаил. – Так нас никто не застанет врасплох – ни свои, ни чужие. Свои – это наряды, которые несут службу дальше нас; мы с ними будем встречаться на стыках участков и обмениваться пропуском и отзывом на расстоянии. Да, и ещё ходят проверяющие из числа командного состава. Они проверяют наряды на бдительность и правильные действия на случай появления нарушителей.

Вот такую лекцию я прослушал перед тем, как мы двинулись по участку «пограничным шагом». Движение происходило медленно, километра два-три в час. Даже двигаясь с такой скоростью, всё равно проходишь полностью свой участок за восьмичасовую смену не менее десятка раз. При второй ходке мы встретились с пограничным нарядом нашей заставы на высоте Плоской и обменялись паролями. Мы их встретили около «кочёвки» – выложенного из камней убежища от непогоды. Также кочёвка использовалась нарядами как укрытие при курении, хотя надо сказать, что курить в наряде в ночное время строго запрещалось.

Кочёвка вмещала не более трёх человек. Входить в неё можно было лишь на четвереньках, внутри же – только сидеть на снегу. Миша с ребятами залез в кочёвку покурить. А я, без его приказания и вопросов с моей стороны, остался охранять «отдыхающих». Они ещё немного пообщались меж собой, и мы разошлись по своим участкам. У меня уже неплохо получалось ходить задом наперёд. Проходили мы «пограничным шагом» до четырёх утра и вернулись к заставе.

Нас встретил дежурный, проверил наше оружие, и мы вошли в тёплое помещение. Попив в столовой чаю, мы легли спать до половины первого. Сон нам положен восемь часов, и если его прерывали по служебной необходимости, то к недоиспользованному времени добавлялся ещё час.

Дежурный разбудил меня чётко минута в минуту. Я надел гимнастёрку, брюки и вышел на улицу. Сделал пробежку по двору, попутно рассматривая строения возле казармы. Она была построена у подножия высокой сопки, и, наверное, видна турецким пограничникам как на ладони, особенно при использовании оптических приборов. На самой сопке была сооружена вышка, на которой нёс службу часовой заставы в светлое время суток. Помимо прочего, он «вооружён» биноклем или стереотрубой. Ещё на сопке был установлен ветряной двигатель с широкими лопастями. Он мог поворачиваться вокруг вертикальной оси, чтобы можно было максимально использовать силу ветра. На валу ветряка находился генератор, который вырабатывал электроэнергию для освещения казармы и других помещений в тёмное время суток. Если на улице ветрено, то у нас был электрический свет, хотя и низкого напряжения. Дополнительно этим напряжением заряжались аккумуляторы у связистов. При безветрии же мы использовали керосиновые лампы.

Метрах в сорока от казармы построен офицерский домик. В нём жили: начальник заставы с женой, заместитель начальника по политической части лейтенант Ежов с женой и детьми, а также старшина-сверхсрочник и прачка.

Ещё одно кирпичное здание было комплексным. Там размещалась прачечная, баня и гостиница (по совместительству гауптвахта, а иногда и временная тюрьма), которая часто пустовала. Все помещения имели отдельные входы и прочные перегородки между собой. Напротив комплексного здания находился склад, имевший и подземную часть – подвал. Склад был в ведении старшины и каптенармуса. Также недалеко от казармы находилась конюшня. Ухаживали за лошадьми и ездили на них специально обученные кавалеристы. У нас их было трое.

В некотором отдалении от жилых помещений была псарня. Служебных собак там было не менее десяти. Большинство – сторожевые, но были и розыскные – настоящие следопыты. Они могли взять след суточной давности и идти по нему несколько километров, настигая нарушителя. У каждой из этих собак был свой хозяин. Инструкторы службы собак на заставе считались элитой. Они несли службу в три раза меньше нас по времени, но регулярно проходили весь участок.