Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл читать книгу онлайн
Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.
Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Утром в воскресенье 4 августа наши друзья снова предприняли попытку найти англиканскую церковь, но безуспешно. И немудрено: церковь Святого Андрея (St. Andrews) на углу Брюсова и Большого Чернышевского переулка располагалась в доме, принадлежавшем в XVIII веке советнику Н. В. Колышеву. Он был приобретен англиканской общиной в 1840 году взамен сгоревшего в 1814 году храма для «устройства в нем «кирхи англиканского вероисповедания». Богослужения в этом доме происходили вплоть до начала 1880-х годов.
Но Кэрролл не сдавался и в тот же день снова отправился на поиски — на этот раз один. Ему повезло: какой-то русский господин, говоривший по-английски, любезно довел его до самого места. Живший при церкви молодой священник (младше Чарлза на шесть лет) Роберт Джордж Пенни, по счастью, оказался дома, и приезжий вручил ему рекомендательное письмо из Англии. Преподобный Пенни с женой приняли его очень сердечно. Доджсон вернулся к вечерней службе вместе с Лиддоном. Им было о чем поговорить — Пенни тоже был сторонником сближения Восточной и Западной церквей. Он дал нашим путешественникам ряд ценных советов и предложил помощь в покупке сувениров, икон и пр. (Мистер Пенни после встречи в Москве поддерживал знакомство с Доджсоном и в июне 1886 года навестил его в Оксфорде.)
В понедельник 5 августа друзья встали в пять часов утра, чтобы попасть к шестичасовой службе в Петровском монастыре, особенно торжественной по случаю годовщины освящения храма. «Музыка и вся обстановка были чрезвычайно красивы», — записывает Чарлз, выражая сожаление о том, что литургия во многом осталась ему непонятной. Тут они увидели епископа Леонида, викария митрополита Филарета, с которым им предстояло встретиться.
Епископ Леонид (до принятия монашества Лев Васильевич Краснопевков) получил первоначальное образование в английском, затем во французском пансионах. С 1859 года он был епископом Дмитровским и викарием Московской епархии, правой рукой митрополита Филарета. Сторонник воссоединения Восточной и Западной церквей, он принимал деятельное участие в проходивших в 1864 году в Москве переговорах с делегатом Нью-Йоркской конвокации пастором Юнгом.
«Епископу Леониду, — записывает Кэрролл, — принадлежала главная роль в обряде Причастия; причащали всего одного ребенка — и более никого. Мы с интересом наблюдали, как по окончании службы епископ, сняв перед алтарем роскошное облачение, вышел в простой черной рясе, как толпились на его пути люди, чтобы поцеловать ему руку».
Надолго зарядивший дождь помешал друзьям после завтрака продолжить осмотр города, и они решили заняться осмотром интерьеров. «То, что мы увидели, описать словами невозможно», — читаем в дневнике Чарлза, который всё же делает записи:
«Мы начали с храма Василия Блаженного, который внутри так же причудлив (почти фантастичен), как снаружи; гид там самый отвратительный из всех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело. Его первоначальный замысел состоял в том, чтобы прогнать нас сквозь храм со скоростью 4 миль в час. Увидев, что это не удается, он принялся греметь ключами, топтаться на месте, шаркать ногами, громко петь и бранить нас по-русски, словом, только что не тащил нас за шиворот дальше. Прибегнув к простому упрямству и удобной глухоте, мы всё же умудрились сравнительно спокойно осмотреть эту церковь или, вернее, группу церквей, расположенных под одной кровлей. У каждой из них свои особенности, но общими для всех являются позлащенные врата и живописные фрески, покрывающие все стены и уходящие высоко в купол».
Затем Доджсон и Лиддон отправились в Оружейную палату.
«Мы осматривали троны, короны и драгоценности до тех пор, пока в глазах у нас не зарябило от них, словно от ежевики. Некоторые троны и пр. были буквально усыпаны жемчугом, будто каплями дождя.
Затем нам показали такой дворец, после которого все другие дворцы должны казаться тесными и неказистыми. Я измерил шагами один из приемных покоев — в нем оказалось 80 ярдов в длину и не менее 25 или, пожалуй, 30 в ширину. Таких покоев мы видели, по меньшей мере, 2, а кроме того, еще множество других просторных залов — все высокие, изысканно убранные, от паркета из атласного дерева и прочих пород до расписных потолков, всюду позолота — в жилых комнатах стены обтянуты шелком или атласом вместо обоев — и всё обставлено и убрано так, словно богатство их владельцев не имеет границ. Потом мы отправились в ризницу, где, помимо неслыханных сокровищ — богато расшитых жемчугом и драгоценными камнями риз, распятий и икон, — хранятся 3 огромных серебряных котла, в которых приготовляют елей, употребляемый при крещении и прочих обрядах, и рассылают по 16 епархиям».
Путешественники поднялись на колокольню Ивана Великого, откуда любовались открывавшимися на все стороны «чудесными видами Москвы со сверкающими на солнце золотыми куполами и колокольнями».
Вечером мистер Пенни повел их в православный храм, чтобы показать обряд венчания. Чарлз подробно описывает его в дневнике: «Перед началом службы большой хор из собора исполнил пространное и красивое песнопение — и дьякон (из Успенской церкви) великолепным басом прочитал нараспев некоторые части литургии, понемногу повышая голос (я бы сказал, если только это возможно, каждый раз на полтона) и увеличивая при этом звук, пока последняя нота не прозвучала под сводами так, словно ее пропел многоголосый хор. Я и не представлял, что один голос может произвести такой эффект». Сам обряд венчания, столь непохожий на английский, удивил Чарлза: «Одна часть церемонии — возложение венцов — показалась мне едва ли не гротеском. Принесли две великолепные золотые короны, которыми священник сначала помахал перед женихом и невестой, а потом возложил им на головы — вернее, на голову бедного жениха; на невесту, чьи волосы были предусмотрительно уложены в весьма сложную прическу с кружевной фатой, надеть венец было невозможно; дружка держал его у нее над головой. Жених, в строгом вечернем платье, со свечой в руках, увенчанный, словно царь, короной, с покорным и грустным выражением на лице, выглядел бы жалко, если бы не был столь смешон».
Знакомство с Москвой было прервано поездкой в Нижний Новгород. Неизвестно, намеревались ли Доджсон и Лиддон посетить его изначально или кто-то подал им эту мысль уже в России — в дневнике Чарлз не дает по этому поводу никакого объяснения. Надо сказать, что в то время ежегодная ярмарка в Нижнем уже пользовалась широкой международной известностью. Каждое лето в честь ее открытия поднимались флаги и шумные пестрые многоязычные толпы заполняли огромную площадь всероссийского торжища. Вот что читаем о Нижегородской ярмарке: «Ежегодно с 15 июля обширная низина на стрелице Оки и Волги, застроенная кварталами приземистых каменных корпусов, становилась главным торговым центром России. Открывалась знаменитая на весь мир Нижегородская ярмарка, на которую съезжалось купечество не только отечественное, но и из многих стран Европы, Азии, Америки. Бесчисленные караваны судов теснились на ярмарочном рейде. Пристани ломились от изобилия привезенных на ярмарку товаров. Сгибаясь в три погибели под многопудовыми тюками, кулями, ящиками, мешками, с трудом передвигались по узким шатким мосткам грузчики. В Главном ярмарочном доме, в рядах, кофейнях, трактирах вершились тысячные и миллионные сделки купцов нижегородских и московских, столичных и провинциальных, российских и иностранных. Потому и называли Нижний Новгород “карманом России”». Прибавьте к этому удивительное местоположение Нижнего на берегу двух великих рек, заставившее И. Е. Репина, побывавшего в нем спустя три года после Кэрролла, воскликнуть: «Этот царственно поставленный над всем востоком России город совсем закружил нам головы. Как упоительны его необозримые дали!»
Лиддон и Доджсон отправились в Нижний Новгород вместе со встреченными в Москве знакомыми, братьями Томасом и Эдвардом Уэрами, также оксфордскими выпускниками.
Путешествие в Нижний было нелегким. «Такая роскошь, как спальные вагоны, — записывает Чарлз в дневнике, — на этой дороге неизвестна; пришлось нам устраиваться, как могли, в обычном вагоне второго класса. По пути туда и обратно я спал на полу. Монотонность нашего путешествия, которое длилось от 7 часов вечера до второй половины следующего дня, нарушила лишь одна неожиданность (не скажу, что особенно приятная): в одном месте нам пришлось выйти и переправляться через реку по временному пешеходному мосту, ибо железнодорожный мост здесь смыло наводнением. Из-за этого двадцати или тридцати пассажирам пришлось под проливным дождем брести около мили».
