Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ВИНЫ ПОТЕРПЕВШЕГО

В уголовном процессе две стороны: сторона защиты и сторона обвинения. Потерпевший против обвиняемого. Уголовно-процессуальный кодекс, вступивший в действие 1 июля 2002 года, впервые прямо назвал потерпевшего стороной обвинения.

Но жизнь значительно многообразнее писаных законов. Иногда потерпевший становится лучшим адвокатом для преступника, и вовсе не потому, что чем-то ему обязан или состоит с обвиняемым в родственных отношениях. Более того, в моей практике был случай, когда установить и «расколоть» потерпевшего оказалось сложнее, чем установить преступника и добиться признания от него.

Десять лет назад я расследовала дело о многочисленных преступлениях организованной и очень опасной группы. Помимо квартирных краж и разбоев, которыми они промышляли, каждый из членов группы обвинялся еще и в совершенно бессмысленных кровавых деяниях, совершенных по пьяни, из хулиганства. Один палил из ружья в собственную сожительницу; второй, хвастаясь недавно приобретенным пистолетом, в гостях устроил пальбу; третий зверски изнасиловал случайную знакомую, напоследок выстрелив ей в висок из газового пистолета и навсегда обезобразив женщину…

Я едва успевала обрабатывать навалившуюся информацию о «подвигах» моих подследственных, мотаясь по городу и допрашивая все новых и новых потерпевших, изымая вещественные доказательства и назначая экспертизы. Конца этому видно не было, сроки следствия распухали вместе с папкой, в которой хранились материалы дела, начальство было недовольно и откровенно мне это высказывало, продлевая сроки содержания обвиняемых под стражей.

Сидя в кабинете, я грустно перебирала бумаги в папке, пытаясь как-то систематизировать материалы дела; пришли оперативники, работавшие вместе со мной по делу, и поделились очередной информацией: за полгода до своего ареста главарь преступной группы по кличке Примус во время пьянки ударил ножом в живот знакомого. Те, от кого была получена эта информация, клялись, что Примус его убил. Про знакомого было известно только то, что звали его Серый (что могло означать и фамилию Серов, и имя Сергей, и просто прозвище, данное в связи с какими-то обстоятельствами его жизни) и что он был судим то ли шесть, то ли восемь раз. Еще нам сказали, что происходило все это в районе Старо-Невского проспекта.

Мы с оперативниками, конечно, проделали все рутинные мероприятия, направленные на установление личности потерпевшего и места происшествия: изучили сводки происшествий по городу за прошлый год и прочитали от корки до корки книгу учета преступлений и происшествий в РУВД, на территории которого это могло произойти. И ничего не нашли. Единственное, что мне оставалось сделать — это отправить в Информационный центр ГУВД запрос обо всех осужденных, признанных особо опасными рецидивистами. По законодательству того времени, лица, несколько раз судимые в определенной последовательности, могли быть признаны судом особо опасными и наказание отбывали в колониях особого режима. Большой надежды на успех я не питала, если и получу такой список, как я буду выбирать из него нужного мне Серого?

Я даже усомнилась в правдивости полученной от осведомителей информации. Но оперативники стояли насмерть — сведения надежные. Единственная проблема заключалась в том, что по некоторым оперативным соображениям информаторов нельзя было допросить и «засветить» в деле их данные; если бы произошла утечка, даже думать не хотелось, что могло бы с ними случиться. Поэтому вся надежда была на потерпевшего. Если он окажется жив (а никаких подходящих трупов на территории района не нашлось ни на улице, ни в квартире), он даст показания, опознает Примуса, подтвердит свои слова на очной ставке…

Мечтая об этом, я на каждом допросе членов преступной группировки задавала им вопросы про Серого — не знают ли они про такого человека, не слышали ли они чего-нибудь про его ссору с Примусом. Все они пожимали плечами. Постепенно я стала автоматически спрашивать про Серого у фигурантов по другим делам. И вдруг мне улыбнулась удача.

Заканчивая одно из дел, находившихся у меня в производстве, я по привычке спросила обвиняемого, старого зэка, севшего за убийство собутыльника, не знает ли он такого Серого. И, к моему удивлению, зэк сразу прохрипел:

— Это Серега, что ли? Которого Примус порезал?

Я готова была расцеловать своего подследственного, который, мусоля сигаретку, рассказал мне, что рецидивист Серый, имя-отчество которого Сергей Сергеевич, а фамилию он не знает, после отбытия последнего срока снимал комнатенку на Старо-Невском и регулярно пьянствовал там с приятелями. Как-то в их компанию затесался Примус, которому отчаянно хотелось набрать авторитет, а в криминальной среде его не особо уважали из-за необузданного хвастовства и самомнения и даже сторонились, зная, что у него неуравновешенная психика: в нетрезвом состоянии он как будто с цепи срывался, мог вспылить и начать разборки из-за случайно брошенного слова, чуть что размахивал кулаками, круша черепа, а главное — от вида крови жертвы зверел еще больше, это знали все и старались не связываться с отморозком.

Так вот, Примус якобы заявил о своем высоком статусе в структуре преступного мира, а изрядно выпивший Серый будто бы подверг его слова сомнению и с высоты своего положения — многократно судимого ООРа [1] высмеял выскочку. Примус в долгу не остался, схватил длинный кухонный нож, которым резали колбасу, и пырнул Серого в жизненно важные органы в районе живота.

Мой подследственный опроверг слухи о том, что Серый от полученной раны скончался, но подтвердил, что после этого Серый как-то сник и ушел в подполье. И где он сейчас, никто не знает.

Я никак не могла понять, куда делись либо труп Серого, либо его живое тело с серьезной раной. Старый зэк мне подтвердил, что очевидцы базарили про жуткий удар — нож вошел в живот Серому чуть ли не на всю длину клинка. И тот истекал кровью после удара, и сознание потерял…

Тут как раз подоспел ответ на мой запрос в Информационный центр. Мне прислали список особо опасных рецидивистов, признанных таковыми судами Санкт-Петербурга и Ленинградской области, состоящий из двухсот фамилий. В принципе работы по проверке всех этих молодцов хватило бы мне до пенсии, но, просматривая список, я сразу увидела некоего рецидивиста по имени Сергей, только отчество его было не Сергеевич, а Борисович, но зато фамилия… Серый. Вот его-то я проверю в первую очередь, решила я и послала запрос о местонахождении С. Б. Серого, — если он в данное время находится в заключении, то мне должны сообщить, где он сидит. Кроме того, я отправила оперов в справочную «скорой помощи»: пусть поищут карточки на выезд в район Старо-Невского в интересующий нас период, по заявкам о ножевых ранениях.

Оперативники проделали гигантскую работу, перелопатили мешки документации, но данных о выезде к Серому не нашли. Зато нашли карточку выезда в ночное время, но не в квартиру, а на улицу; «скорую» вызвали проходившие по улице граждане, увидевшие лежавшего на земле мужчину в окровавленной одежде. В карте было записано «ложный вызов», данные мужчины отражены были с его слов — «Иванов Сергей Борисович».

Я отправилась беседовать с врачами. Доктор, выезжавший на Старо-Невский, рассказал, что потерпевший действительно был весь в крови, но осмотреть себя не дал, помощь оказать не позволил, на вопросы отвечать не стал, назвался Ивановым, категорически отказался от госпитализации. Врач разозлился, записал в карточку «ложный вызов» и уехал.

Рецидивист Серый нашелся неподалеку от Примуса — в тех же Крестах, он был арестован три месяца назад за кражу. Когда я изъявила желание его допросить и пришла в изолятор, меня отвели в тюремную больницу. Серый лежал на койке, подняться не мог, его свалил жестокий туберкулез. Я присела к кровати, представилась, и Серый посмотрел на меня с любопытством.