«Девочка, катящая серсо...»

Все полезные начинания (для меня) закончились плачевно. Я была крайне труслива. Не владея техникой, очень боялась! Добрый Н. В. Кузьмин хотел помочь мне оплатить московскую поездку. Советовал сделать обложку детской книги. Я от страха заболела и уехала в Ленинград.

В другой раз (1934 г.) показывали мои рисунки — Станиславскому. Ему понравились, и мне предложили сделать эскизы декораций (дав опытного макетчика в помощь) — к «Виндзорским кумушкам» (опера) — я тоже от одной мысли чуть с ума не сошла.

Вероятно, необходимо начинать работать в коллективе своих сверстников — а у меня «учеба» была театральная, и сызнова начать в другой области я не решилась. К тому же авторитет Лебедева был в Ленинграде силен. И всякие комиссии склонялись к его мнению. По болезни я не могла заниматься ни на фарфоровом заводе, ни в других каких-то вредных цехах.

Февраль 1979 г.

Мама. Папа. Лина Ивановна

Мама родилась в Москве, в 1869 г., вместе с тетей Сашей, немного позже тети Саши. 21 апреля. Дедушка Виктор Николаевич был младший и самый любимый брат в семье; с ним жили незамужние сестры Надежда и Феоктиста. Бабушка Анташа (Манохина) была старшей сестрой; баб<ушка> Маша (на которую я была немного похожа) слыла красавицей, у нее были рыжеватые волосы; она была знаменитой мимисткой, прославилась в «Фенелле». Говорят, у нее на пороге замерзали поклонники. У нее был какой-то высокопоставленный жених, который умер; уже в немолодых годах она вышла за Аладжалова ^{2}.

Бабушка Лиза, которую я помню очень хорошей старушкой, веселой, румяной — была замужем за Кузнецовым, известным танцовщиком, который после сошел с ума, и (мама рассказывала) иногда потихоньку убегал из сумасш<едшего> дома и являлся на Мещанскую. Он очень любил детей, и дети его. Мама очень любила своего двоюродного брата Николая Кузнецова, которому (как и баб<ушке> Лизе) очень нравились мои танцы, и он мне подарил для танцев гирлянду искусственных роз. Баб<ушка> Лиза была очень религиозна, и мама вышивала для деревенской церкви, где бабушка жила на даче, ленты — прикрывая вышивкой золотые надписи (это были поношенные театрал<ьные> ленты). Бабушка и священник находили это вполне подходящим.

Мама говорит, что в молодости эта бабушка была резковата, и брат говорил про нее: «Лизавета — это топор». Они с мужем были при Севастоп<ольской> обороне. Она очень любила мужа, но он пил, и жили они бедно. Она обожала пуговицы, у мамы было много пуговиц от нее.

Баб<ушка> Фекта слыла за самое справедливое существо на свете. Она и баб<ушка> Надя воспитывали маму. У Надежды был в юности роман, и незаконный сын — дядя Виктор. Лицом мама была в нее. Все они происходили из старой балетной семьи, одной из родоначальниц была балерина, отбившая Силу Сандунова у Кометы ^{3}. Первой Софьей в «Горе от ума» тоже была бабушка Пановых (мама играла Софью на грибоедовском юбилее). Дедушку В<иктора> Н<иколаевича> все обожали. Он был хороший танцовщик, очень честный человек, почетный прихожанин у Филиппа Митрополита, известный балетный педагог. Но он любил выпить, и поэтому бывали неполадки с баб<ушкой> Глашей. Умер он от разрыва сердца на извозчике, похоронен на Ваганьковом.

Баб<ушка> Глаша была тоже танцовщицей, по фамилии Голицынская; но ее сестры не были на сцене. Баб<ушка> Поля вышла за француза, дедушку Эмиля Степановича, и породила большую семью с французскими именами, но православных.

Мама говорила, что ее бабушка, а моя прабабушка, Афанасия Степановна, была очень доброй, кроткой, но баб<ушка> Глаша была с ней не очень нежна. Сын прабабушки Андрей покончил самоубийством; его могила была за оградой кладбища; дети ходили весной туда гулять за подснежниками. Тетя Саша росла вначале очень слабенькой. Маму кормили искусственно; говорилось, что ее выкормила «кетчеровская корова» (Кетчер жил напротив Мещанской, у него был большой сад). Среди жильцов дома был Забелин, его жена очень любила маму. К З<абелину> приезжал в гости Тургенев, мама помнит, как они детьми смотрели в окно, как он садился в экипаж. Когда сестра стала подрастать, их обязанности поделили; тетя Саша занялась хозяйством, чинила белье младших и варила варенье (она любила красную смородину), мама хорошо училась и учила младших. Следующей сестрой была тетя Тава, бойкая, смуглая. Она кричала с порога: «Детки, забирайте игрушки, Тавка идет». Мама была живущей (так! — Сост.) в балетном училище; ее «обожала» маленькая Рославлева, которая приходила стлать мамину постель и бегала на посылках. Участвовала мама в «Аиде», в «Коппелии» (кажется, фиалкой), была ангелом в «Демоне». Но мама очень любила драму. Она всегда с волнением рассказывала, как ее невзлюбила Федотова (требовавшая точного подражания себе, учившая «с голоса») и как она в отчаянии обратилась на каком-то торжественном акте к Островскому, плача и прося оставить ее в драме, а не переводить обратно в балет. Сцена была вроде как в «Люде Влассовской» ^{4}, только без людиного монархического кликушества. О<стровский> был растроган и обещал все сделать. Но когда маме пришло время выпускаться, О<стровский> умер, и это вызвало у нее взрыв нового горя. Правда, О<стровский> обещание свое сдержал, поручил своей семье следить за маминым развитием на сцене; им мама понравилась. Впоследствии Федотова приходила к маме извиняться за свою несправедливость.

С мамой стала заниматься Медведева, имевшая до того ученицей только Ермолову.

Первой ролью мамы стала роль крепостной девушки с сильной драматической сценой (я не помню названия), в «Горе от ума» она играла 2-ю княжну, перед тем как получила Софью. Одной из лучших ролей была «Нюта» в «Цепях» ^{5}. Играла она: Геро, Титанию, Пердиту, Лолу («Сельская честь» ^{6}), Мелитту, Рафаэль Марселлу (Собака садовника ^{7}), Арисью — Расина; княжну Маню, ingénue из «Тещи», много ролей в пьесах М. Чайковского. Некоторые роли она играла в очередь с <нрзб> и Лешковской. Рецензенты писали: «Если ты Лешковская — дьяволи, если Панова — то ангельствуй». — Ленский и Правдин пригласили маму в турне по Кавказу и Крыму. Ей оч<ень> понравились Тифлис, Батум, сады в Гори. В Тифлисе ее принимали (по цвету лица) за блондинку, хотя у нее были черные волосы. После она была в Одессе, где за ней очень скромно и почтительно ухаживал Чехов. Его называли «господин с черешнями», он вечно носил с собой черешни. Раз он нечаянно ошпарил маме руку кипятком и, хотя был доктором, не сообразил сказать ей, чтоб она не купалась, и она разбередила руку соленой водой.

Ленский и Правдин подарили маме браслет, который сейчас еще у меня.

Когда мама была в школе, девочки влюблялись в артистов, мамина подруга Женя (будущая Е. Грубе) была влюблена в Ленского, но мама была очень серьезной и не имела флиртов. Это было в бабушку Глашу, у которой было что-то аскетическое. Папу она полюбила по-серьезному. Я думаю, из мелочей ей очень импонировала его способность к языкам (он владел несколькими). Венчались они во Владыкине, где когда-то венчалась Елиз<авета> Петровна с Разумовским. Посаженным отцом мамы был Шубинский, посаж<енной> матерью — Медведева.

Почему-то праздновали свадьбу у Ермоловой, с которой папа был очень дружен, и которая стала кр<естной> матерью сестры Маруси [25].

У мамы (из-за всяких хозяйских сложностей) сложились не очень хорошие отношения с баб<ушкой> Розой, но она оч<ень> полюбила и уважала баб<ушку> Луизу. Кроме театра, папа с мамой вечно участвовали в концертах. В Туле им поднесли по большому самовару. Встречались они с разными значительными людьми. Часто видались с Амфитеатровым, с Шубинским; с Ефросом; Веселовским; очень маме нравился долговязый Рахманинов; с Левитаном, Соломко; оч<ень> симпатичным и умным называла она кн<язя> Урусова. Влад<имир> Соловьев показался несколько сделанным, хотя говорил ей много комплиментов.