"Всем сердцем с вами". Клара Цеткин

Он скосил хитрый зеленый глаз и пробурчал в свои рыжеватые усы:

— Если речь идет о каком-нибудь молодом прохвосте, то вы не такая девушка, чтобы из-за этого убиваться…

Клара засмеялась:

— Нет, господин Нойфиг, никаких прохвостов!

— Тогда откройтесь мне, Клара… Я понимаю: по-вашему, я, конечно, капиталист, кровопийца и все такое. Но, верьте, я всегда помню, как ходил с отцом по дворам и кричал: «Кому лудить, паять!» И как мой дед собирал старое железо на помойках, тоже помню. Я не меньше вас ненавижу этих аристократов… Я человек дела, милая фройляйн. И делаю деньги собственными руками.

— Господин Нойфиг, это ваши рабочие работают на вас…

— Почему это на меня? — закричал Нойфиг и, войдя в раж, топнул ногой. — Я, я работаю на них! Я даю им, бездельникам, кусок хлеба! А они только и знают, что бунтовать!

— Они хотят человеческой жизни, господин Нойфиг.

— Я человек необразованный, но знаю жизнь. Я деятельный человек…

Клара улыбнулась:

— «В деянии — начало бытия», — и, чтобы не поставить в тупик своего собеседника, добавила: — Это из «Фауста».

— О, я слышал эту занятную историю про доктора, который продал душу черту. И еще там какой-то даме отрубают голову.

— Нет, про даму другая история, — тихо сказала Клара. — Может быть, вы действительно дадите мне нужный совет. У меня есть жених.

— Имеет деньги? — прервал ее Нойфиг.

— У него отличная профессия, — туманно высказалась Клара. — Главное состоит в том, что он не совершил ничего противозаконного и, видимо, случайно… Словом, он под арестом.

— Он студент? — живо спросил Нойфиг.

— Нет, он… учитель! — Клара не покривила душой: Осип, несомненно, учил рабочих.

— Все ясно, — отрезал Нойфиг. — Политика! Где его взяли?

— Они где-то праздновали день рождения друга… В одном ресторанчике…

— Наш канцлер не любит, когда молодые люди празднуют день рождения. Он любит, когда они празднуют день призыва в армию. — Нойфиг поскреб усы и сказал: — Молодой Зепп Лангеханс — вот кто нам нужен! Адвокат Лангеханс по кличке Зепп Безменянельзя.

Контора адвоката помещалась в невзрачном доме неподалеку от так называемого Железнодорожного памятника. Обелиск этот был воздвигнут в память постройки первой железнодорожной линии до Дрездена. Однако пристанище адвоката выглядело таким обветшалым, словно оно существовало не только до открытия железнодорожного транспорта, но и до изобретения колеса.

В приемной адвокатской конторы трудились два юных письмоводителя, вскочившие при виде клиентов.

— Господин адвокат у себя, — низко поклонившись, объявил один из юношей.

У окна кабинета стоял молодой человек в отличном полосатом костюме и желтых ботинках. Наметившаяся лысина была стыдливо прикрыта боковым начесом. Розовое лицо окаймляли соломенного цвета бакенбарды, а в несколько выпуклых светлых глазах мелькало нечто, заставившее Клару подумать: «Этот пройдоха превзойдет пройдоху Нойфига!»

— Доброе утро, господин адвокат! Познакомьтесь с фройляйн Эйснер: это воспитательница моих сорванцов. — Нойфиг сел не без опаски в модное кресло на тонких ножках.

Адвокат церемонно отвесил один за другим два поклона и крикнул в дверь, чтобы подали кофе и сигары.

Сам же, с мечтательным видом глядя куда-то мимо посетителей, произнес, растягивая слова и произнося «н» в нос, словно говорил по-французски:

— Что вы скажете, господа? К нам едет труппа господина Шарпатье. И с чем же?.. — Он закатил глаза и изнеможенно выдохнул, словно был не в силах долее держать при себе эту новость: — Будут давать оперу «Кармен», а?

Нойфиг подмигнул Кларе: дескать, не обращайте внимания на эти фокусы!

Клара хотела для приличия поддержать разговор о «Кармен», но ее хозяин, щелкнув крышкой старомодных часов, перебил излияния адвоката:

— Милый Зепп! У меня дела, а барышне не терпится изложить свое дело. Вникните в него, как если бы это было мое дело.

Господин Лангеханс вник. Он не скрыл от Клары, что есть опасность выдачи Цеткина русскому правительству. Он тут же принялся взвешивать все pro и contra [5].

— В таких делах самое главное, — сказал Лангеханс по-модному протяжно, — каково направление отношений между странами. Это направление, по-моему, проходит сейчас где-то между «худым миром» и «доброй ссорой»… Острие австро-германского договора с самого начала было нацелено прямо в сердце России и в сердце Франции!

Далее адвокат рассуждал, позабыв про французский прононс:

— И вот совсем недавно заключен Тройственный союз! Что он такое, а? Он представляет собой как бы равнобедренный треугольник.

Лангеханс начертил его в воздухе:

— Стороны его прочно опираются на основание — Германию! Бисмарковскую Германию! В такой ситуации можно надеяться, что выдача политического преступника русскому правительству не состоится! Нет и нет!

Вывод был внезапным, но его можно было понять так: Тройственный союз продолжает «целиться в сердце России». Значит, какой бы то ни было дружественный акт по отношению к России почти исключен.

Клара никак не думала, что судьба Осипа Цеткина решается в столь высоких сферах.

Спустившись с заоблачных высот на землю, адвокат сказал, что войдет в нужные инстанции «с ходатайством об ознакомлении с делом Цеткина».

Дни шли… Клара надеялась. Слишком тяжело было представить себе, что Цеткин попадет в лапы царской охранки. Это ведь все равно что смертный приговор.

Мастер Мозерман одобрил обращение к Лангехансу:

— Этот Зепп Безменянельзя хочет служить двум господам. Он поможет нам из карьеристских соображений.

Адвокат вызвал Клару.

— Я счастлив сообщить вам, фройляйн Эйснер, что Осип Цеткин будет освобожден до решения его судьбы, видимо, под залог…

— Когда? — спросила она хрипловато. Голос не слушался ее.

— Как только будут внесены деньги.

— Деньги?

Он увидел, что она не поняла, и улыбнулся ей как ребенку:

— Вносится определенная сумма как гарантия, что обвиняемый не укроется от суда и следствия…

— Да-да. А какая сумма?

Он ответил, но Клара не сообразила, много это или мало, обрадованная мыслью: «Будет освобожден…»

И не помнила, как очутилась на улице. И только сейчас поняла… Сумма залога была огромной. Откуда взять такие деньги?

И все-таки она добудет эту сумму!

Она не спала всю ночь и к утру приняла решение. Гейнц Кляйнфет!.. Когда-то он был хорошим другом… Почему бы не обратиться к нему?

Ведь она берет в долг: она обязательно вернет эти деньги!

Вот и «Павлин». Но что тут происходит? Народу как в церкви на пасху!

Ресторан только что отремонтирован, и вместо старой вывески новая, огромная: «У павлина — Г. Кляйнфет».

Клара спросила швейцара: тут ли господин Гейнц Кляйнфет?

— Хозяин у себя в саду, — ответил важно швейцар, похожий на гвардейца.

Гейнц что-то подрезал на клумбе. Увидя ее, он побежал к ней так, словно боялся, что она повернет обратно.

— Боже мой, Клара… Боже мой! — повторял он, хватая ее руки и не находя других слов.

И чего только не было на столе, который он с небывалым для него проворством собственноручно накрыл для такого, как он выразился, счастливого случая…

С увлечением Гейнц стал рассказывать о нововведениях, которые он затевает в «Павлине». Слова «современно», «в духе времени», «эпоха требует», произносились Гейнцем с важностью, насмешившей Клару.

Но зачем он говорит это?

— Я всегда любил тебя, Клара. Теперь наконец я могу тебе сказать: будь моей женой! Ты будешь со мной как у Христа за пазухой, я тебе обещаю! Это как в Дрезденском банке — с гарантией! Ха-ха!

Его сипловатый хохоток вдруг оборвался. Он прочел ответ на ее лице! Он все понял… Кроме главного! Главного для нее: теперь она уже никогда, ни за что не обратится к нему с просьбой, ради которой оказалась здесь!