"Всем сердцем с вами". Клара Цеткин

Осип как-то пришел к своей землячке, студентке Марии, на квартире которой собиралось «Общество любителей гребли».

Клара Эйснер тоже посещала этот кружок молодежи, занимавшейся социальными вопросами. Она слушала множество рефератов, убедительно доказывающих обнищание низших слоев общества и процветание высших. Но что нужно делать, чтобы покончить с этим? Клара хотела ясности. Ясности не было.

Однажды Клара поймала взгляд синих глаз, пристальный и рассеянный одновременно. Она узнала лицо со впалыми щеками и высоким лбом, обрамленное курчавой бородкой.

Осип слушал реферат без всякого одобрения и даже иронично.

Мария познакомила их:

— Это Клара Эйснер, любознательная и восторженная студентка.

— Осип Цеткин, — назвал себя незнакомец.

— Мария преувеличивает, — сказала Клара, — я не очень склонна к восторгам!

Цеткин улыбнулся:

— Оставим восторги обществу гребцов-социологов! Мария спросила:

— Ты признаешь какие-нибудь авторитеты, Осип?

— Да, — ответил тот.

Его лицо оставалось серьезным. Мария, подзадоривая, продолжала:

— Вы все узкие как футляр от флейты. Учение Маркса…

— Учение Маркса широко как мир, — сказал тихо Цеткин, и Клара удивилась, что эти слова не показались ей высокопарными. Наверное, потому, что в них прозвучала непоколебимая убежденность.

Осип рассказал ей о себе. Он разделил участь многих русских революционеров своего поколения. В царских тюрьмах определилось его мировоззрение. Его дорога к марксизму была нелегкой.

Вскоре Клара стала участницей нелегального кружка, которым руководил Осип Цеткин. Здесь изучали теорию Маркса, предлагавшую вместо требований реформ коренное переустройство общества…

Клара была потрясена грандиозностью идей, которые открывались ей в речах нового наставника, произносимых со страстью пророка и логикой ученого.

В тот год Клара блестяще сдала выпускные экзамены в Учительском институте. Она стала «домашней учительницей» в семьях аристократов. Другая сторона ее жизни до времени оставалась неизвестной… Только до времени.

Фрау Августа Шмидт, директриса Учительского института, всегда отличала Клару. Она от души радовалась ее успехам. Ей нравилось достоинство, с которым держалась эта девушка из семьи в общем-то бедных людей.

Именно фрау Августа Шмидт выхлопотала для Клары бесплатную вакансию. Наставница следила за успехами Клары до самого окончания курса в институте…

Странные слухи дошли до Августы Шмидт: ее любимица, ее надежда, лучшая ученица увольняется из самых достойных домов города… Она якшается с опасными элементами. И даже… с русскими политическими эмигрантами. Боже мой! С этими цареубийцами!

Фрау Шмидт была в ужасе. Она не могла этому поверить. Она послала Кларе открытку с просьбой навестить ее.

Клара явилась в назначенный час. Нет, по крайней мере внешне она ничем не напоминала этих нынешних… которые носят пенсне на шнурочке и юбки — вот срам! — еле-еле закрывающие верх ботинка…

На Кларе была юбка до полу, как и полагается. Волосы ее были собраны в гладкую «учительскую» прическу, и, главное, взгляд ее зеленоватых глаз был по-прежнему открытым, доброжелательным, располагающим…

«Вздор! Сплетни!» — с облегчением подумала Августа Шмидт. Видит бог: ей было бы тяжело обмануться в Кларе Эйснер!

И в то время как Клара заботливо спрашивала о ее здоровье, прекратились ли у нее мигрени, которыми она страдала, и кто теперь сопровождает ее на воскресных прогулках… В это время фрау Августа придирчиво оглядывала ее…

Да, Клара не стала ни нахалкой в короткой юбке, ни мужеподобным созданием в пенсне.

Но что-то новое в ней угадывается.

Фрау Шмидт пошла напрямик.

— Послушай, Клара, дитя мое, — сказала она, когда они пили кофе в маленькой кухоньке, похожей на шкатулку для рукоделия, — правду ли говорят, что ты встречаешься с… — фрау Шмидт не могла произнести вслух такие слова, как «цареубийца» или «преступник»… — с людьми, проповедующими анархию и хаос?

Клара улыбнулась; это не понравилось фрау Августе, — какие могут быть улыбки, когда речь идет о ниспровергателях основ!..

— Если вы имеете в виду социалистов, то да, фрау Августа, я сторонница социалистических взглядов…

Боже мой! И потолок не рушится от этих слов! «Сторонница»! И как уверенно она произнесла свое неслыханное признание…

Но фрау Шмидт была педагогом и свято верила в «перевоспитание» даже закоренелого преступника.

— Ты хорошо обдумала ту дорогу жизни, которую избрала, Клара?

— Да, — ответила девушка лаконично. И — о ужас! — улыбнулась снова.

Улыбнулась потому, что слова «дорога жизни» вызвали в ее памяти другие такие же напыщенные слова фрау Шмидт, которые когда-то казались Кларе прекрасными.

Эта улыбка сразила директрису.

— И ты отдаешь себе отчет в том, что воздвигаешь непереходимую стену между собой и… обществом приличных людей?

«Приличных людей!» Клара уже знала их лицо…

— Да, — ответила она.

— Стену между собой и своей семьей… И мной, твоим другом и наставницей… — голос фрау Шмидт дрогнул, на мгновение ей показалось, что «сердце возмутительницы растопилось»…

Клара подняла на директрису свои ясные глаза и произнесла таким знакомым ей голосом, голосом «лучшей ученицы»… «примерной и подающей надежды»… «достойной дочери нации»… Этим своим голосом она произнесла кошмарные слова:

— Я сознаю все это, но не могу изменить своих убеждений.

Вот так. Вот оно, знамение будущего века, века, который несет, по всем приметам, безбожные и безнравственные идеи… И кто знает, быть может, их осуществление!

И фрау Шмидт, потрясенная до глубины души, «указала заблудшей овце на дверь»… По-христиански ли поступила она?

Позже, обдумывая ответ на этот вопрос, фрау Шмидт пришла к заключению, что — да, она поступила по воле бога.

Разрыв с наставницей повлек для Клары и разрыв с семьей. Ведь ее семья «поступалась всем, чтобы дать Кларе образование». Ведь «она должна быть благодарной»…

Семья! Когда-то семья была для Клары родным гнездом, прибежищем, куда несла она свои детские обиды и недоумения.

Скромная квартирка на Мошелесштрассе казалась юной Кларе самым уютным и привлекательным местом на земле. Ласково и рассудительно говорил со старшей дочкой отец, вникала во все ее маленькие заботы мать. Малыши — брат и сестра — те просто заходились от радости, когда Клара подымала с ними веселую возню.

Несчастье — смерть отца — еще больше сплотило маленькую семью, и постепенно Клара становилась ее опорой, надеждой матери, примером для младших. Что же произошло? Как могло случиться, что Клара стала чужой в своей семье?

«Исключительный закон против социалистов» породил массовый психоз в буржуазных кругах. Оголтелая пропаганда реакционных идей проникала в каждый дом.

Вероятно, Августа Шмидт не без сожалений порвала со своей любимой ученицей. Но для матери Клары подлинно драматическим был уход Клары из семьи.

Черный закон Бисмарка заставил фрау Эйснер, как и множество других женщин из мелкобуржуазного круга, по-иному взглянуть на то, к чему она еще недавно была снисходительна.

Да, ее дочь встречается с молодыми людьми, называющими себя социалистами. А один из них, этот красивый и красноречивый русский, кажется, неравнодушен к Кларе и, видимо, пользуется взаимностью…

Что ж! Дело молодое!.. И хотя фрау Эйснер, конечно, желала более выгодной партии для Клары, но ей и в голову не приходило требовать разрыва с Осипом Цеткином…

Все изменилось в обстановке после принятия «Исключительного закона». Дружба с русским эмигрантом Цеткином уже теряла свой безобидный характер. Она становилась «безнравственной и опасной связью с противоправительственными элементами»… Веселые дружеские встречи молодежи в маленькой квартирке теперь могли уже быть расцененными как «сборища недовольных существующим порядком»…

К тому же в доме подросла вторая дочь — Гертруда. Как отразятся предосудительные знакомства Клары на репутации младшей сестры?