Драйзер

Сэкономив немного денег, в апреле 1892 года он уходит с работы и начинает новый тур обивания порогов редакций. Поняв вскоре, что без опыта репортерской работы устроиться в ведущие газеты не удастся, он останавливается на второразрядной «Дейли глоб» и проводит там целые дни. Наконец на него обращают внимание и дают первое поручение — распродать 120 экземпляров книги (автор — один из редакторов газеты), которая очень плохо расходится. Поручение это приходится не совсем по душе молодому Драйзеру, но другого выхода нет. После десяти дней непрестанных усилий он докладывает о выполнении поручения, и его зачисляют временно учеником репортера с оплатой 15 долларов в неделю.

«Дейли глоб» была захудалой газетенкой, разместившейся в невзрачных, плохо обставленных комнатах. Ее постоянные сотрудники состояли в основном из неудачников и пьяниц, людей с непрочными моральными устоями. Если репортеры ведущих городских газет передавали новости из Нью-Йорка, Вашингтона и даже из Африки, то газетчики из «Дейли глоб» зарабатывали свой кусок хлеба и кружку пива репортажами из городских ночлежек и притонов. Были и среди них люди не без таланта, стремящиеся помочь начинающему коллеге. Литературный редактор Джон Максвелл посвящал Теодора в тайны политического репортажа, рассказывал, как следует строить статью, где и у кого можно раздобыть необходимые сведения, чего ждут от таких материалов владельцы газет.

Повседневная рутина газетной жизни, дружеские беседы с другими репортерами, собственные наблюдения на многое открыли глаза будущему писателю. Он твердо усвоил, что газеты отнюдь не стремятся донести правду жизни до своих читателей, как он думал раньше, а стараются привить читателям определенные убеждения, заставить их думать и поступать так, как того хотят владельцы газеты. Являясь отъявленным циником, Максвелл утверждал, что обман, порок, двуличие являются обычными жизненными явлениями и что многие известные люди — всего лишь преуспевшие плуты и обманщики. И он же советовал Теодору внимательнее наблюдать жизнь, читать произведения Шопенгауэра, Спенсера, Вольтера.

Летом 1892 года в Чикаго проходил очередной Национальный съезд демократической партии. Теодору в числе других репортеров было поручено освещать его, интервьюировать делегатов съезда, давать комментарии и оценки происходящим событиям. На этот раз молодому репортеру действительно повезло — он сумел первым сообщить, что демократы выдвинут кандидатом в президенты Г. Кливленда. В газете его статье было отведено целых две колонки, и даже скептически настроенный Максвелл заявил во всеуслышание: «Похоже, что ты знаешь, как выудить настоящую новость и как лучше написать о ней!»

Так Драйзер стал полноправным репортером «Дейли глоб», теперь ему поручали большие статьи для воскресных выпусков, в которых он мог не только сообщать голые факты, но и передавать настроения людей, давать полные впечатляющих деталей описания повседневных картин городской жизни. Здесь ему пригодилось прекрасное знание города, его подноготной. В поисках материала он не боялся по ночам бродить среди пьяниц, наркоманов и проституток, забираться в самые глухие уголки трущоб. Его материалы о различных сторонах жизни города отличались знанием предмета, точностью фактов, глубиной анализа и скрупулезным описанием мельчайших деталей. «Знаешь, Теодор, — говорил Максвелл, — у тебя, конечно, есть свои недостатки, но ты умеешь наблюдать… Тебе суждено быть писателем, а не только простым газетным репортером».

Написанная Драйзером по поручению газеты серия репортажей: о мошенничествах в группе магазинов, торговавших поддельными драгоценностями, явилась поводом для закрытия этих магазинов полицией. Теодору пытались дать взятку, но друзья-газетчики помогли ему разоблачить взяткодателя и написать еще одну привлекшую внимание публики статью.

В это же время в его статьях можно найти и размышления на отвлеченные темы. Герой одного из таких эссе, «Возвращение гения», оказавшийся в искусственных условиях «башни из слоновой кости», задумывается над смыслом жизни. «Что такое величие и слава, если не наслаждение?» — спрашивает он бога, который обещал ему славу только при условии, что сам он никогда не услышит о ней. Бог пытается его убедить, что, если он смешается с простыми людьми, слава его не переживет его смерти. «Я исчезну в толпе и стану одним из простых людей. Они ближе мне, чем все серебро и злато… Я снова возвращаюсь к человечеству». Таким образом, уже в этом раннем своем эссе Драйзер без обиняков обнародовал свое философское кредо — истинное величие заключается в служении человечеству, простым людям. И сам он начинал по мере сил и возможностей служить им своими статьями.

Добившись устойчивого положения чикагского репортера, Драйзер начинает подумывать о лучшей работе. Один из более опытных коллег порекомендовал его в респектабельную провинциальную газету, и ноябрьским вечером 1892 года он сошел с чикагского поезда на станции Сент-Луис, чтобы попытать счастья в местной газете «Глоб-демократ».

Драйзеру уже шел двадцать второй год. От матери он унаследовал сочувствие к людям, трудолюбие и мечтательность, от отца — серьезность, честолюбие и упрямство. По временам эти черты характера сталкивались, и их обладатель сам не мог понять, чего же он хочет. Ему одновременно хотелось быть святым и повесой, поэтом, бессребреником и промышленным магнатом.

Он по-прежнему часто задумывался над смыслом жизни, пытался понять предназначение человека в этом мире, искал свою собственную «теорию существования». Эти нравственно-психологические искания молодого журналиста то приводили его к чтению работ Ницше, то толкали к более глубокому познанию окружающей его жизни, заставляли пристальнее вглядываться в хитросплетение человеческих взаимоотношений, размышлять о проблемах богатства и бедности, труда и безделья, любви и ненависти. Его ищущая натура искала выхода, и он находил его в упорном труде.

Знакомство с Сент-Луисом и сравнение с Чикаго было явно не в пользу первого — запущенные тротуары, сонные жители, расслабляющая атмосфера глубокой провинциальности, хотя город в то время насчитывал уже около полумиллиона жителей. Однако возвращаться назад было поздно, Теодор отправился в редакцию. «Глоб-демократ» был ведущей городской утренней газетой, стоявшей на платформе республиканской партии. Восьмиэтажное здание редакции и типографии выглядело довольно внушительно.

Новый репортер сразу же с головой окунулся в работу. Прошло совсем немного времени, и ему доверили вести в газете постоянную рубрику «Услышано в коридорах», авторами которой всегда были журналисты с опытом и воображением. Мало-помалу Драйзер установил дружеские отношения с некоторыми сотрудниками газеты — репортером Бобом Хазардом, художниками Петером Маккордом и Ричардом Вудом. Особенно сильное впечатление произвели на него двое последних, какое-то время он пытался подражать им и в манерах, и в одежде, любил проводить вечера в их совместной квартире-студии или сопровождать их в походах по злачным местам.

Работа в газете шла своим чередом. Теодор освещал убийства и ограбления, брал интервью у заезжих знаменитостей, вел умные многозначительные беседы с местными политическими деятелями. Случалось, что в один и тот же вечер он писал репортажи с веселого городского бала, а часом позже, как был — в вечернем костюме, в белоснежной рубашке, с накрахмаленной манишкой, — уже находился в грязной комнате, на месте очередного убийства, и забыв обо всем, страдал над описанием только что увиденной трагедии.

Однажды он получил письмо от своей близкой приятельницы из Чикаго, с которой он не удосужился попрощаться перед отъездом. «Прошлой ночью я стояла у окна и смотрела на улицу. Ярко сияла луна, а безжизненные зимой деревья гнулись от ветра. Я видела отражение луны в небольшом озере неподалеку. Оно отливало серебром. О Тео, мне так хочется умереть». Через двадцать лет в одном из своих романов он процитирует это письмо почти дословно, но теперь он даже не ответил на него.