Доктор Булгаков

Мы не знаем, был ли Михаил Афанасьевич увлечен этим предметом. Однако доскональное знание анатомии, с неминуемой огромной тренировкой зрительной и осязательной памяти, являлось совершенно обязательным. Наверное, сотни часов, как и другие студенты, провел он в этих высоких залах под стеклянными сводами.

Любопытно, что весной 1917 г., приехав на несколько дней в Киев, Михаил Афанасьевич побывал и в Анатомическом театре, где по традиции собирались молодые медики. Как рассказал автору врач П. Н. Витте, эта встреча отчетливо запомнилась его отцу, тогда студенту медицинского факультета Н. К. Витте, в будущем видному украинскому гигиенисту. Николай Карлович Витте был знаком с Булгаковым с юных лет. По его воспоминаниям, присутствующие страстно спорили о политике, причем тон задавал М. Булгаков.

А первой в его зачетке стоит подпись профессора физики Иосифа Иосифовича Косоногова, впоследствии академика АН УССР. Проецируя прочитанный им курс на булгаковские сюжеты, заметим, что И. И. Косоногов впервые в физике применил ультрамикроскоп, что он активно изучал явления электричества и оптики. На это сочетание стоит обратить внимание при анализе повести «Роковые яйца». Хотя образ профессора Персикова, несомненно, собирательный (его прототипами, видимо, были профессор А. И. Абрикосов, работавший в описанном в повести здании, а также некоторые киевские ученые, о которых мы скажем ниже), в картинах опытов с «лучами жизни» звучат, на наш взгляд, и воспоминания об экспериментах киевского физика. Персиков прямо указывает, что первоначально луч получен от электричества. Усилить же его удалось в физическом кабинете, комбинируя линзы и зеркала. Со сложной оптикой (в повести упоминаются двояковыпуклые, двояковогнутые и даже выпукло-вогнутые шлифованные стекла) будущий писатель впервые столкнулся именно на кафедре И. И. Косоногова.

Тогда же Булгаков слушал лекции по ботанике и систематике растений, которые читал в университете видный ботаник и цито-эмбриолог профессор Сергей Гаврилович Навашин, в будущем академик АН СССР и АН УССР. В период работы С. Г. Навашина в Киеве обрел новые черты университетский ботанический сад, в особенности его оранжерейный комплекс, где появилось большое количество тропических и субтропических растений. Быть может, описывая в «Жизни господина де Мольера» парк в Отейле, аллеи, по которым идут Мольер и Буало, М. Булгаков вспоминал этот благоуханный сад. Ведь он так любил сады и парки Киева. В записях Михаила Афанасьевича конца 30-х годов есть сделанные им зарисовки листьев киевских каштанов…

В тот же период, в 1910–1911 гг., М. Булгаков слушал лекции видных отечественных физиологов Сергея Ивановича Чирьева и Василия Юрьевича Чаговца. Ученый европейского масштаба, С. И. Чирьев сочетал в исследованиях электрофизиологическое и неврологическое направления. Он издал в тот период монографию «Статика крови», в которой намечены основы учения о реологии крови, т. е. физической основе ее движения. Можно предположить, что М. Булгаков был знаком с этой книгой. Во всяком случае в будущем, уже в Москве, он интересовался опытами изобретателя аппарата искусственного кровообращения Сергея Сергеевича Брюхоненко, впервые создавшего модель движения крови вне организма.

Профессора С. И. Чирьева на кафедре физиологии сменил В. 10. Чаговец. Широкую известность к этому времени получила предложенная им теория электрических явлений в тканях. Словом, пребывание в стенах университета не могло не будоражить живой ум. В эти годы, например, ученик В. Ю. Чаговца В. В. Правдыч-Неминский впервые в мировой науке записал электроцереброграмму, зафиксировал биотоки мозга. Своеобразный диалог человека с мозгом, описанный в юмористическом рассказе «Воспаление мозгов», с позиций современной нейрофизиологии, когда мы можем увидеть ритм биотоков мысли, не так уж фантастичен. И искра необычного сюжета, быть может, была заронена именно здесь, в университетской лаборатории.

Видными исследователями являлись Сергей Николаевич Реформатский и Андрей Алексеевич Садовень, на кафедрах которых М. Булгаков изучал химию. В его студенческой книжке есть и их подписи. Профессором С. Н. Реформатским, в частности, были предложены новые типы реакций синтеза органических кислот, что привело к получению витамина А и синтетического каучука. Биохимия нервной системы, механизмы пищеварения, ферменты, вырабатываемые поджелудочной железой, — таков круг исследований профессора А. А. Садовеня, одного из пионеров развития физиологической химии, автора фундаментального учебника по этим вопросам. В 1916 г. А. А. Садовень как председатель медицинской испытательной комиссии подпишет диплом М. Булгакова.

М. Булгакова привлекала сфера лаборатории. Вот картинка из прошлого. В личном архиве Елены Андреевны Земской сохранилась фотография М. А. Булгакова в студенческие годы, известная в семье под названием «Доктор». Стол в его кабинете заставлен пробирками и приборами, на полке стоит череп. И словно эпиграф к этому снимку, воспринимаются слова писателя: «Глубокими вечерами или ночью, когда все уже сходились, и Турбин, таинственно погруженный в свои склянки и бумаги, сидел окрашенный зеленым светом у себя в спальне…» Михаилу Афанасьевичу вообще был весьма интересен мир эксперимента с его своеобразной научной романтикой — не случайно в завершающей главе романа «Мастер и Маргарита» Воланд говорит Мастеру: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой…?»

Знания и навыки, полученные в лаборатории, несомненно, пригодились М. Булгакову во врачебной работе, особенно в смоленский период.

Характерно, что в письме сестре в Москву, отправленном из Вязьмы 3 октября 1918 г., Михаил Афанасьевич просит приобрести и выслать ему «Практическое руководство по клинической химии, микроскопии и бактериологии» Клопштока и Коварского. С этой книгой он, видимо, познакомился еще в студенческие годы, поскольку она входила в серию общедоступных учебных медицинских пособий, выпущенных издательством «Сотрудник» в 1912–1913 гг.

«Никогда так и не побывавший в дальних странах, Булгаков питал слабость к географическим картам, — пишет В. Я. Лакшин об особенностях последней московской квартиры писателя. — И если уж глядеть на стены, то никак нельзя было миновать старинную карту двух полушарий со средневековыми контурами материков и чужеземными надписями». Быть может, одним из первых путешественников, чьи впечатления отозвались в его воображении, был заведующий кафедрой зоологии со сравнительной анатомией профессор А. А. Коротнев, читавший в университете этот курс вплоть до 1910 г. Составленная им кафедральная программа, сохранившаяся в архиве Киева, охватывает множество классов живых существ, начиная от беспозвоночных. Организатор русской биологической станции в Виллафранке на Средиземноморье, ученый, чьи труды были известны Ч. Дарвину, А. А. Коротнев возглавлял научные экспедиции на острова Индийского и Тихого океанов, на Шпицберген и на Байкал. Им впервые описано несколько видов гребневиков, составлены замечательные коллекции морских животных. Естественно, на кафедре подробно изучались и лягушки. В частности, в тот же период здесь была выполнена диссертация на звание магистра об особенностях их кровеносной системы. Возможно, детали именно этих экспериментов воспроизведены в повести «Роковые яйца».

Впрочем, и в других деталях этой повести как бы просматривается образ А. А. Коротнева, упоминаются его обширные знания мировой фауны. Ведь и профессор Персиков — энциклопедически образованный ученый. Он по памяти называет, например, особенности петухов, характерных для Индии и Цейлона, Малайского архипелага и предгорий Гималаев. Пожалуй, единственным биологом в университете, видевшим неведомые материки своими глазами, которого слушал и знал Булгаков, был профессор Коротнев.

Фамилию и подпись этого выдающегося биолога автор также обнаружил в студенческой книжке Михаила Афанасьевича. Характерно, что именно в период слушания им лекций А. А. Коротнева М. Булгаков вместе с И. П. Воскресенским защищал на семейных диспутах теорию Дарвина. И еще чрезвычайно существенная деталь. Личность Алексея Алексеевича Коротнева особенно значима для нас потому, что киевский ученый, по сути, явился как бы своеобразным живым звеном между М. А. Булгаковым и А. П. Чеховым. Сохранилось семь писем Коротнева к Чехову, они были дружны и неоднократно встречались. Из писем узнаешь о многом — в частности, о коллекциях и поездках Коротнева, о трогательном внимании к здоровью Антона Павловича и хлопотах о нем. Представляют интерес общественная позиция А. А. Коротнева, его политические взгляды. Так, в марте 1901 г., касаясь студенческих волнений в Киевском университете, профессор А. А. Коротнев пишет А. П. Чехову, что «теперь никакие установки не удовлетворяют молодежь, теперь пустяками не отделаешься». И в то же время А. А. Коротнев с горечью признается, как тяжела для него «неизменно пошлая атмосфера провинциального университета».