На службе военной

В ноябре-декабре 1918 года молодая Красная Армия деятельно помогала трудящимся Эстонии и Латвии в борьбе с иностранными интервентами и местными буржуазно-националистическими элементами.

Но силы у нас таяли, пополнений не поступало. Артиллерийские снаряды приходилось расходовать бережно. Только что возникшие в Прибалтике органы Советской власти охватывали своим руководством и влиянием далеко не всю подчиненную им территорию. Дело дошло до того, что в наших тылах белогвардейцы проводили скрытые мобилизации. Всем нам приходилось быть настороже. Не раз в ночное время задерживали вблизи батареи подозрительных вооруженных лиц.

Интервенты и эстонские буржуазные националисты, получив подкрепление извне, в январе 1919 года стали теснить разрозненные и малочисленные части Красной Армии. Бои были тяжелыми и изобиловали многими неожиданностями.

Однажды утром мы потеряли связь с пехотным подразделением, в составе которого действовала батарея. Командир приказал включиться в полевой кабель, пытаясь таким образом связаться с командиром отряда.

- Батарее без промедления следовать в Юрьев! - было приказано по телефону.

На пути в Юрьев мы увидели на опушке леса цепь пехоты, которая, видимо, только что развернулась. Через несколько минут над нашими головами засвистели пули, а потом около нас стали разрываться шрапнельные снаряды, которые, к счастью, были с установкой "на удар", поэтому не принесли нам никакого вреда. Мы продолжали свой путь, кони мчались во весь опор. Красноармейцы открыли из винтовок ответную стрельбу. Вскоре батарея скрылась за складку местности и ушла от преследователей.

Оказалось, что мы получили приказание двигаться в сторону Юрьева не от нашего штаба, а от белогвардейцев: в спешке не догадались проверить, с кем разговаривали по телефону. Белогвардейцы, воспользовавшись нашей оплошностью, хотели перехватить батарею.

Когда мы проскочили опасный участок пути, я поблагодарил за инициативу красноармейцев, самостоятельно начавших стрелять по врагу. Но когда пожимал руку бойцу, который первым открыл огонь, тот сильно смутился,

- Товарищ командир, - признался он, - а я ведь так, наобум лазаря палил. Просто, чтобы наши кони ходчей шли!

Батарея участвовала в непрерывных боях на западных подступах к Пскову. Наши старушки гаубицы образца 1909 года с клиновыми замками то и дело выходили из строя, приходилось их ремонтировать.

15 апреля 1919 года был для меня знаменательным днем: партийная ячейка батареи приняла меня в ряды Коммунистической партии. Вскоре в политотделе 10-й стрелковой дивизии мне вручили партийный билет. Я стал еще острее чувствовать личную ответственность за защиту завоеваний народа.

Помнится, меня, молодого коммуниста, убежденного безбожника, удивило постановление Совета обороны от 16 апреля 1919 года, подписанное В. И. Лениным: "Отпустить всем красноармейцам на первый и второй день пасхи приварочное довольствие и сахар в полуторном размере". Мне казалось, что такое постановление в корне подрывало среди красноармейцев нашу антирелигиозную пропаганду. Новый комиссар батареи С. А. Архипов разъяснил мне, чем это вызвано. Красная Армия стала трехмиллионной. В подавляющем большинстве она состояла из крестьян. Эти люди готовы с оружием в руках защищать Советскую власть, но многих из них еще не коснулась наша воспитательная работа. Было бы ошибкой в такую ответственную пору не учитывать их религиозных настроений. Слова комиссара заставили меня глубоко задуматься, я все более убеждался, что воспитание людей - дело трудное, требующее умения и терпения.

На меня возложили обязанности помощника командира батареи. Под руководством А. Г. Шабловского мне все чаще доводилось оставаться старшим командиром на огневой позиции, дежурить на наблюдательных пунктах и вести стрельбы по заранее пристрелянным данным, производить переносы огня.

Весной 1919 года западнее Изборска нашему боевому участку была поставлена задача захватить сильный опорный пункт Паниковичи. Мы серьезно подготовились к этому: провели тщательную пристрелку целей, установили взаимодействие с пехотой, действовавшей вдоль шоссе.

На псковском боевом участке применялась тогда линейная тактика, господствовавшая еще в годы мировой войны. Прерывчатое расположение войск в обороне противника плохо использовалось: наши части наступали в лоб на опорные пункты врага, вместо того чтобы просачиваться и обходить эти пункты, захватывать их с флангов и тыла.

Пехоте, наступавшей на Паниковичи, было придано три бронеавтомобиля. В назначенное время она двинулась вперед. Мы открыли огонь. По шоссе проехали бронемашины и скрылись в низине. Жиденькая цепь пехоты перебежками медленно продвигалась вперед, а затем залегла под редким огнем противника. Мы нервничали: куда же подевались броневики?

С утра на нашем наблюдательном пункте находились старший разведчик Лобачев и батарейный писарь Судаков. Никто не заметил, как эти два красноармейца исчезли.

Вскоре получили новое приказание: приготовиться к решительному штурму. Наши и соседние батареи усилили огонь. И тут показались броневики, которые мы уже считали пропавшими. Они смело рванулись вперед по шоссе и увлекли за собой пехоту. Мы перенесли огонь в глубину обороны противника. Наступление успешно развивалось, и вскоре пехотинцы ворвались в Паниковичи. Как после стало известно, большую роль в этом успехе сыграли разведчик Лобачев и писарь Судаков, которых на батарее совсем было сочли беглецами. По собственной инициативе они пробрались к застрявшим броневикам. Выяснилось, что на пути машин возникло препятствие: небольшой мостик на подступах к Паниковичам был разобран противником. В этой обстановке наш бравый разведчик Лобачев объявил себя комиссаром, а писарь Судаков - его помощником. Они приказали экипажам броневиков, а также случайно находившимся поблизости нескольким красноармейцам немедленно восстановить мостик. Сами при этом работали больше всех, подтаскивая под огнем бревна и доски, раскиданные белыми. Когда мост был восстановлен, броневики пошли вперед, за ними устремились пехотинцы.

За этот геройский поступок красноармейцы Лобачев и Судаков получили ценные подарки.

Наши старушки гаубицы опять потребовали очередного ремонта. Батарею отвели в Изборск, а орудия отправили на ремонт в Псков.

Мы разместились на окраине старинного городка.

Наступил блаженный отдых. Ночью спали на полу, вповалку. Днем чинили амуницию, чистили и стирали обмундирование.

С фронта иногда доносились пулеметная дробь, редкая артиллерийская стрельба. К этим привычным звукам мы сейчас прислушивались с тревогой. Честное слово, на передовых позициях чувствуешь себя спокойнее: там хоть видишь, что творится на фронте, а здесь, в близком тылу, сидишь и ничего не знаешь.

В ночь на 13 мая мы крепко спали. Сквозь сон я слышал громкий стук колес о булыжную мостовую. Несколько раз просыпался, прислушивался, а потом успокаивал себя: наверное, наше пополнение движется в сторону фронта. Но на рассвете зазвенели оконные стекла. Выглянул в окно. Мимо нашего дома размашистой рысью неслась с фронта легкая батарея красной эстонской бригады, прикрывавшей подступы к Изборску. Орудия были без чехлов, панорамы оставались в боевом положении. По настороженно-испуганным лицам бойцов понял: началось отступление. По моей команде все вскочили. Выбежав на крыльцо, увидел другую батарею, скачущую в тыл.

- Что случилось? - спрашиваю одного из командиров.

- Измена! - ответил тот.

В городе трещали пулеметные очереди. Мы устремились туда, где стояла наша батарея. Для этого надо было пробежать через несколько улиц.

Близко застрекотал пулемет. Думали, что стреляют наши. Пробрались поближе. Видим, стоит вражеский бронеавтомобиль и стреляет вдоль улицы. Мы очутились у него в тылу. Все были без оружия, только у меня револьвер, но разве его пулей пробить броню! Как пожалели, что в этот момент у нас не оказалось ручных гранат!