Дневник 1984-96 годов

Будапешт, гора Гелер, Рыбацкий бастион все это в дневник не попало, все слишком мельком. Даже в знаменитые бани не сходил. А оперетта?

19 сентября, вторник. Обсудили на семинаре рассказ Лены Смирновой.

30 сентября, воскресенье. Утром улетел в Египет — туристская поездка с писательской группой. Вечером уже в Каире, побывал у Димы Великого и Тани. Это дочь и зять главного редактора газеты, в которой работает В.С. Сам Дима — корреспондент "Известий". Много говорили о сегодняшней жизни, о неоднозначном восприятии действительности. Меня накормили ужином и увезли угощать в какое-то кафе на берегу Нила. Баснословно дорого! Ели жареных голубей — распластанная тушка, начиненная чем-то, похожим на рис и перловку. Совсем рядом, почти возле столика, по масленой протоке, по ночной реке проходил сверкающий корабль."Фараон"! Дима степенно объясняет мне, что это пятизвездный плавучий отель, "в которых любят путешествовать богатые иностранцы". Я это видел в кино. Но ведь кино — это сказка, которая может быть и невоплощенной в жизнь. Нет, идет за жизнью.

Рядом со столиком за низкой балюстрадой все время медленно масляно катится таинственная река. Мне важно еще и еще раз услышать это слово. Я все время спрашивал: "Это Нил? Тот самый, что тек и приносил на поля ил еще при фараонах?". Совсем под нами на мелководье стоит на одной ноге маленькая цапля. Не в зоопарке, она может вспорхнуть и улететь. Для полноты счастья мне не хватает крокодила, но крокодилы ниже Ассуана после возведения плотины не живут.

Утром из окна гостиницы поразительней вид на Каир. В прохладном тумане не пирамиды и сфинксы, а огромные, как бы парящие над землей современные дома. Это в глубине пейзажа. На окнах домов поближе сушатся низки белья. Проносятся стаи голубей. Первый пронзительный звук утром, который влетел в окно, — деревенский крик петуха. Всегда мечтал на даче или на балконе держать белого петуха. Первые петухи, вторые… Между домами крепко укоренившиеся тяжелые, мощные купы деревьев и конструктивистские зонтики пальм.

10 октября, понедельник. Живу в одном номере с Сашей Кузнецовым. Лет тридцать назад мы вместе с ним совершили путешествие на Север, реки вскрывались, и мы охотились. Саша человек бывалый, я впервые ел утку, нами добытую и зажаренную на костре. У него я многому научился и о многом узнал. Он отзывчив и доброжелателен. Потом Саша написал об этом путешествии книгу. Мы оба мечтали стать писателями. И в новом рассказике из новой, только что подаренной мне Сашей книжечки — опять упоминание о той поездке и обо мне. Все сбылось, а когда сбывается, становится грустно. Сейчас Саше 63 года, он только что перенес операцию аденомы простаты. Показал мне красненький, шнурочком шов, идущий от пупка к лобку.

С утра из окна долго наблюдали, как внизу, под нашими окнами копают котлован. Котлован большой и глубокий, метров на 7–8, видимо, под серьезное многоэтажное здание. Поначалу все казалось весьма традиционным. К распластавшемуся в яме, как доисторическое чудовище, экскаватору подошли рабочие, сели в кружок, курили, разговаривали. Потом достали какие-то старые газеты, на них положили печеные, словно блины, тонкие хлебцы. Я с девятого этажа наблюдал за всей картиной в бинокль. Хлебцы эти были каким-то образом красиво поджаренные, масленые. Ели долго, и мы с Сашей, передавая друг другу бинокль, переговаривались, посмеивались над тем, что вы, дескать, работаете, мальчики, по-арабски. Иногда рабочие поднимали кверху лица, улыбались. Видимо, на них смотрели с многих этажей. Их было человек 8–9, все в длинных, до полу рубахах, которые я видел и в Афганистане, и вообще в арабском мире. Называется такая рубашка "галабия". Молодые и старые, двое, которые помоложе, были в спортивных трусах и майках. Я все ждал, когда они начнут раскочегаривать экскаватор. Потом они пошли работать, я через бинокль разглядел и мощные белые ступни, и сильные руки. Я, в общем-то, и веду мысль к крушению расхожего мифа об арабской лени. Может быть, он и имеет под собой какое-то основание. Но откуда тогда и огромные мечети, и крепости, цитадели, пышная храмовая застройка? Это ведь все на этой земле…?

(Все остальное — в записной книжке. Меня понесло, и я начал писать нечто беллетристическое о поездке. Вклеивать сюда нет смысла. По крайней мере, все это надо сначала перепечатать. Египет как Египет. Потом пойдет Турция с самым привлекательным для меня местом в мире — Гиссарлыкским холмом. Это холм, где Шлиман раскопал Трою. Будут еще Стамбул и Святая София).

Но как работали эти арабы! Свой экскаватор они так и не включили, это, наверное, слишком дорого; без остановок, корзина за корзиной, они носили землю, углубляя котлован. За кем будущее в этом мире?

В дни приезда в Москву на столе у меня лежала открыточка — приглашение выступить в Колонном зале на вечере Хамида Алимжана. Я как бы уже в теме и достаточно апробирован, по крайней мере узбекам понравился. Сел было перепечатывать свое старое выступление в Ташкенте, но тут последовал новый звонок: обещал выступить Борис Олейник. На фоне уже почти написанного романа я к этому отнесся спокойно: Бог с ними, бедными правительственно-главными суетунами.

В Москве все острее разворачивается противоборство захвату "коллективами" изданий. В основном это касается толстых журналов и крупных издательств. Все хотят разбогатеть на чужой собственности. Оправдываясь, Бакланов упоминает меня. Знает ли он, что накауне отъезда в Египет я в ответ на телеграфный референдум СП о саморегистрации этих бывших органов Союза писателей дал телеграмму, что считаю все это узурпацией и присвоением коллективной писательской собственности?

22 октября. Вчера вечером купил только что вышедший из печати альманах "Апрель" с моей новой повестью "Смерть геодезиста". На обложке имена: Марина Кудимова, Сергей Есин, Борис Слуцкий, Анатолий Приставкин, Людмила Петрушевская, Юлиу Эдлис, Фридрих Горенштейн, Владимир Маканин, Андрей Мальгин.

Я давно ожидал этого выпуска и очень рад.

В Большом зале вручили премию им. А.Д. Сахарова Лидии Корнеевне Чуковской. Отвечая учредителям премии, она говорила о страданиях человека и о необходимости его самоусовершенствования. Искренняя и благородная речь. Но все это не бывает самовозникающим, на инстинкт правильной и правдивой жизни надо потратить жизнь.

12 ноября. Подъезжаю к Таллину в компании Суровцева и Левы Аннинского. Зачем? Что-то вроде десанта русской культуры в Эстонии. Судя по прессе, здесь откровенно антирусские настроения. Разве что-нибудь писатели могут починить? Империя распадается, все должны, прежде чем снова воссоединиться, на собственной шкуре понять удобство жить вместе.

Мало пишу дневник. Это стало неинтересным, потому что все, видимо, ушло в новый роман. Кажется, я все (кроме линии забастовки культуры) закончил. И опять появляется чувство "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!". Такое же чувство владело мной, когда был написан и еще даже не напечатан "Имитатор". Посмотрим.

Снова получил по морде от своих коллег-писателей: 102 голоса против, 88 за в выборах на съезд. Каждый ведь у нас знаменитый писатель, и каждый рассматривает в престижной ипостаси лишь себя. Думаю, забаллотировали меня исключительно правые и русские. Надо потом внимательно посмотреть список. Но, конечно, не посмотрю. Вносил список для голосования Еременко-младший, сын В.Н. Еременко. Мальчика двигают. ЦКовские должности — по наследству. Это должно стать лозунгом. Помню серию прошедших с ним, со старшим, скандалов, что-то о тиражах и плагиате.

10-го ходил в Музей революции. Там выставка "На пути к плюрализму" — подарки Горбачеву. Что поразило — уголок "Апреля" с подаренными музею авторскими книгами. Дарители — Приставкин и Рыбаков. Здесь же фотографии с митинга в защиту Сахарова. Музей идет, порой опережая, в ногу с новым обществом. На одном из снимков моя старая знакомая и старая лагерница Ф.А. Наушютц. Я ведь помню, как она учила меня аккуратно создавать липовые счета и акты, когда мы работали вместе. Куда ни посмотришь, везде двойная бухгалтерия.