Красавицы не умирают

Она снова вернулась в Италию, где в Милане, на жи­вописной вилле «Джулия» близ озера Комо, возобнови­лась прежняя жизнь в общении с музыкантами, художни­ками, поэтами.

В блестящей свите Самойловой было целое созвездие талантов Италии и России: Г.Доницетти, В.Беллини, Дж.Россини, В.А.Жуковский, Ф.И.Тютчев, С.Ф.Щедрин, А.И.Тургенев. Графиня приняла близко к сердцу твор­ческую судьбу Джузеппе Верди и способствовала успеху его первых оперных постановок на сцене «Ла Скала». Литературно-художественный салон Самойловой играл заметную роль в культурной жизни Италии. Ее отзывчивая натура стремилась поддержать людей одаренных, но придавленных нуждою. Тем самым графиня из России оставила по себе очень добрую память.

Но Юлия изменила бы себе, если бы удовольствова­лась налаженной жизнью и снова не заставила бы гово­рить о себе итало-российскую знать.

В 1846 году сорокатрехлетняя красавица проезжала через небольшой итальянский город. У нее сломался эки­паж, и, чтобы скоротать время, пока его чинят, Юлия от­правилась в местный театр.

На ловца, как говорится, и зверь бежит. Здесь как раз состоялся оперный дебют никому не известного тенора. У молодого человека была романтическая внешность печаль­ного рыцаря и дивной красоты голос.

Юлия в одночасье влюбилась. Дождавшись окончания спектакля, она посадила ошеломленного героя в карету, которую очень кстати починили, и увезла его вон из горо­да. Любовь была так безоглядна, что графиня решила стать «просто синьорой Перри» и, естественно, не замед­лила воплотить это желание в жизнь.

В России рассказывали друг другу свежую новость: Самойлова «вышла вторично за границей за иностранца, что лишило ее русского подданства». Ей пришлось про­дать свои имения, в том числе и графскую Славянку, «имение истинно царское».

Конечно, полученные деньги отнюдь не восполняли по­терянной части российских богатств. Привыкшая бросать деньги без счета, щедро помогавшая направо и налево, Юлия неминуемо должна была прийти к печальному фи­налу. Супружество с синьором Перри ей стоило очень до­рого. Но за свое счастье она готова была платить сполна и не раздумывая.

Увы, это супружество продлилось недолго. В том же 1846 году молодой муж графини умер в Венеции от ча­хотки. Горе ее было беспредельно. Она без чувств опусти­лась на холодный мраморный пол собора Святого Марка, где стоял гроб с телом покойного.

Похоже, утрата мужа охладила любовь Юлии к Ита­лии. Она похоронила Перри на кладбище Пер-Лашез в Париже и осталась жить во Франции.

Говорили, что дважды вдова ставила перед собой порт­реты своих усопших мужей, Самойлова и Перри, сравни­вала их красоту и находила, что последний более красив.

Время притупляет горечь потерь. К тому же Самойло­ва не принадлежала к тем, кто живет прошлым. Куда бо­лее ее занимал день завтрашний. Одно ее огорчало — по­теря графского титула. Долгими вечерами в имении Груссэ близ Парижа Юлия раздумывала, как быть. И наконец придумала.

В 1863 году шестидесятилетняя муза Брюллова вновь оказалась под венцом.

Когда-то он был весьма пригож и даже, наезжая в Россию, кружил голову великосветским дамам. Но к шес­тидесяти четырем годам у французского дипломата Карла де Морнэ не осталось ни красоты, ни денег. Единствен­ное, чем он владел, — это графский титул.

И Юлия купила его. Тотчас после венчания новобрач­ные разъехались, но вернувшая себе титул графиня вы­нуждена была выплачивать своему супругу колоссальную субсидию.

Это пробило такую брешь в ее поистощившемся со­стоянии, заделать которую уже не было ни сил, ни воз­можности. Слухи о том, что Самойлова умерла в нищете, не соответствовали действительности. Но нужду ей все-таки пришлось узнать. Одно то, что в конце концов гра­фине пришлось продать свои портреты кисти «великого Карла», говорит само за себя.

Быть может, более всего огорчало то, что очень многие из тех, кому она щедро помогала, совершенно забыли ее. Нуждающаяся старуха уже никому не была нужна. И та, которая настежь распахивала двери своих дворцов, теперь тщетно ждала, не зазвонит ли колокольчик возле ее об­шарпанной двери.

Брюллов не увидел верную подругу, обезображенною старостью. Юлия на двадцать три года пережила своего «Бришку драгоценного».

Тот же, простудившись, расписывая Исаакиевский со­бор в Петербурге, уехал в Италию, предчувствуя скорую кончину.

...Летом 1852 года русские художники, жившие в Риме, вышли на городскую заставу встречать прах Брюллова, скончавшегося в маленьком курортном город­ке Манциана.

На повозку, прогромыхавшую рядом, они не обратили внимания. Измаявшись в ожидании, художники спросили стражников, а те ответили: «Его давно уже привезли». Тогда вспомнили о жалкой повозке.

Похоронили Брюллова на кладбище Монте Тестаччо близ Рима. Могила же Юлии Самойловой находится в Париже на кладбище Пер-Лашез, в одном склепе с моги­лой тенора Перри. Надо сказать, что, несмотря на пест­рую личную жизнь, Юлия Павловна всегда подписывала бумаги и письма как графиня Самойлова.

Хотя она умерла в возрасте семидесяти двух лет, так больше и не показавшись на родине, в «графской Славян­ке», все-таки доставшейся «родственнику» Самойловой Николаю I, помнили старую хозяйку.

Как писали, она унаследовала красоту от бабки, а про­стоту и отзывчивость от своего странного прадеда. Графи­ню видели в крестьянских избах, она щедро раздавала пенсии, награды, пособия.

Ее приемные дочери Джованна и Амалиция были вы­даны Самойловой замуж с большим приданым.

* * *

Могилы Брюллова и Юлии Павловны разделены большим расстоянием. Встретились ли их души за пределами зем­ной жизни?

Как бы то ни было, Брюллов оставил потомкам сви­детельство своей любви. В левом углу «Помпеи», на втором плане, как бы защищенный от слишком докучли­вого взора, есть, в сущности, парный портрет Брюллова и Юлии. Молодой художник, уносящий ящик с кис­тями, и испуганная девушка рядом. Точно такой же взгляд был у Юлии, когда они вдвоем бродили по Помпеям и она говорила, что чувствует, как дрожит под но­гами земля...

Здесь, на картине, Брюллов и Юлия снова вместе. Навсегда.

ТРИ ЕКАТЕРИНЫ ПЕТРА БАГРАТИОНА

А.Ахматова

Какой герой не мечтал, чтобы его подвиг был вознаграж­ден любовью прекрасной женщины! В мудрых сказках так и водилось: богатырю в жены доставалась прекраснейшая из прекрасных. В жизни же все устроено менее справед­ливо...

Генерал Багратион, легендарный герой двенадцатого года... Его называли «львом русской армии». Солдаты его боготворили.

Но то была армия. Здесь Багратиону было полной ме­рой отмерено и преданности, и любви. Жизнь же мир­ная — короткие передышки между боями — обделила его теми обыкновенными радостями, что без всяких хлопот достаются большинству.

Между тем в этом стоике билось сердце, не менее других готовое обожать странное загадочное создание — женщину...

* * *

...Едва эта восемнадцатилетняя красавица появилась в све­те, как за ней утвердилась слава отчаянной кокетки. В го­лубых, из-за близорукости по-детски беспомощных глазах отражалось совсем не то, что было в сердце. Однако да­леко не все могли вовремя заметить расставленные силки, и попадались, и страдали.

Встретившись с Екатериной Скавронской на балу в 1800 году, Багратион поначалу сторонился слишком рос­кошной дочери знаменитой потемкинской племянницы Ека­терины Васильевны Скавронской-Литта.