Залпы с берега

Началась подготовка к операции, которая получила название Выборгской. Времени в нашем распоряжении было в обрез - чуть больше недели.

Задача перед морскими артиллеристами ставилась сложная. Войскам Ленинградского фронта на пути к Выборгу предстояло прорвать семь оборонительных полос, промежуточные и отсечные позиции, состоящие из мощных дотов и дзотов, преодолеть сопротивление сильных артиллерийских группировок. Все в целом это составляло "новую линию Маннергейма". И флотские артиллеристы должны были разрушить эти сооружения, считавшиеся противником неприступными, подавить вражеские батареи. Все цели находились от нас на значительном удалений. А это требовало исключительной точности корректировки огня, безукоризненной работы связи, высокой четкости и слаженности в работе всех артиллерийских расчетов.

Из 240 орудий калибром от 120 до 406 миллиметров, предназначенных для разрушения долговременных железобетонных укреплений, 175 выделялось из состава береговой и корабельной артиллерии. Вся флотская артиллерия, как и перед операцией по окончательному снятию Ленинградской блокады, для удобства управления была разделена на группы. Всего их было создано четыре. Ижорский сектор вошел во вторую группу в качестве южной ее подгруппы. Для удара по наземным целям на Карельском перешейке наша подгруппа могла использовать 32 орудия калибром от 130 до 356 миллиметров.

Подготовка к операции в общих своих чертах была такой же, что и перед январским наступлением. Так же выверялась техника и отшлифовывалось мастерство людей, отрабатывались действия наблюдательно-корректировочных групп, велась усиленная политико-воспитательная работа.

Поскольку все это представляло собой как бы повторение пройденного, можно было опасаться, что кое-кто из артиллеристов отнесется к подготовке беспечно, с известной дозой самоуверенности: "Мы, мол, только что немцев разгромили в пух и прах, какая ж нам еще особая подготовка нужна?" Но благодаря дружным усилиям и командиров, и политработников таким настроениям не дали возможности проявиться. И подготовка к операции шла интенсивно и споро. Все работали с большим воодушевлением.

К началу операции по фронту Ижорского сектора от Толбухина маяка до деревни Долгово было развернуто 35 наблюдательных постов. В результате каждый дивизион получил группу сопряженного наблюдения из 3 постов, а каждая батарея - из двух. Авиаторы произвели аэрофотосъемку огневых позиций противника в районах Лайвасала - Ино, Вахнола, Райвола и Сейвисте. Для маскировки боевых порядков своей артиллерии в 5 пунктах у нас были оборудованы ложные батареи. С началом стрельбы управляющий огнем мог синхронно со своими выстрелами подрывать мины на одной из ложных батарей. Это должно было затруднить противнику определение по вспышкам истинного места стреляющей батареи.

За оставшееся до начала операции время мы постарались практически отработать стрельбы с помощью самолетов-корректировщиков Ил-2. Для этого нам была выделена 23-я корректировочная авиаэскадрилья. Летчики и штурманы лейтенанты Л. Т. Семечкин, Н, Ф. Королев, П. Д. Кириченко побывали у нас на батареях, ознакомились с организацией ведения огня. Под руководством начальника артиллерии сектора подполковника Анатолия Ивановича Берга прошло совместное тренировочное занятие летчиков-корректировщиков и командиров батарей, на котором мы старались освоить навыки совместной работы.

На форт пришла плановая таблица огня. По выпискам из нее за каждой батареей, участвующей в операции, закреплялись определенные цели.

4 июня Владимир Тимофеевич Румянцев провел военную игру на тему "Артиллерийское содействие войскам 21-й армии, наступающей на Карельском участке фронта". Участвовали в ней все командиры дивизионов и батарей, которым предстояло вести боевые стрельбы по перешейку. На игре присутствовал начальник береговой обороны Краснознаменного Балтийского флота генерал-майор артиллерии Н. В. Арсеньев. После подведения итогов игры он выступил перед нами, отметив имеющие для нас значение особенности операции. Между прочим, генерал рассказал нам о том, что когда в марте нынешнего года комфлота был на приеме у Верховного Главнокомандующего, тот особенно интересовался батареями фортов Красная Горка и Обручев, спрашивал, смогут ли они наносить удары по укреплениям противника на Карельском перешейке. Это придало нам гордости - еще бы, сам Сталин помнит о нас! И конечно, обострило чувство обеспокоенности за успех грядущего дела.

Эту озабоченность, стремление не упустить из внимания ни одной мелочи, высокий душевный настрой - словом, весь сложный комплекс состояния ума и духа, который вмещается в слова "чувство ответственности", всемерно старались развить у каждого бойца. По намеченному политотделом плану проходили партийные и комсомольские собрания. Получали инструктаж агитаторы. Готовились выпуски стенных газет и боевых листков. Политотдел выпустил листовки, посвященные лучшим людям батарей. Некоторые из листовок были весьма обстоятельны, пытались не просто охарактеризовать добрыми словами передовиков, но и на примерах из жизни показать их опыт. Листовки несли достаточное количество полезной информации о приемах работы передовика, да и воспитательное значение их трудно было переоценить. Не один боец, прочтя такое, задумывался: "Вот если б обо мне так написали! А что ж, если постараюсь, может и напишут".

5 июня нас, командиров батарей, вызвал на совещание Григорий Васильевич Коптев, надевший уже погоны подполковника. Мы собрались у него на командном пункте. Командир форта поставил перед батареями боевые задачи. Особенно подчеркнул:

- Огневыми ударами по штабам, командным пунктам, узлам связи и складам мы должны, товарищи, нарушать управление и дезорганизовывать работу вражеского тыла. Очень важно суметь в кратчайший срок разрушить железнодорожные станции Териоки, Райвола и узел дорог у Терисевя, подавить активные батареи противника в полосе особого внимания и надежно прикрыть морские коммуникации Кронштадт Лавенсари,

С командного пункта мы вышли поздно. Стоял тихий, безветренный вечер, и только с залива слегка тянуло влагой. Настроение у всех было приподнятое. Приближался день полного разгрома врага на берегах Финского залива. А в глубине души у меня шевельнулось немного грустное чувство: "Наступают для форта последние боевые дни. Видно, придется расставаться с ним, как со старым кораблем, отвоевавшим и отплававшим свое".

В тот вечер мы долго рассуждали с Кирпичевым о том, что конец войны не за горами и что мы, наверное, не сразу привыкнем к укладу мирной жизни, будут тут и свои трудности. Но что может быть долгожданнее этих "трудностей" - скорей бы они наступали! Федор Васильевич доказывал, что война должна закончиться уже в нынешнем году. Я спорил: противник еще не обессилел, и чем ближе за его спиной окажется собственная земля, тем ожесточеннее будет он драться. К тому же воюем мы, по существу, одни...

Но через сутки этот мой последний довод отпал: стало известно о высадке союзных войск в Нормандии. Наконец-то открылся второй фронт - настоящий, не какой-нибудь там африканский или итальянский, а в самом что ни на есть тылу фашистского рейха! Восприняли мы эту весть радостно, но в общем-то спокойнее, чем можно было ожидать. Дорого яичко к христову дню, говорят в народе. Если б все это произошло, когда немцы прорвались к Волге! А сейчас мы справлялись без посторонней помощи, и вроде бы неплохо.

Последние удары

В 6 часов утра я вышел из бетонного массива. Солнце еще невысоко поднялось над горизонтом, но его по-летнему яркие лучи слепили глаза. Слабый ветер лениво шевелил листья на верхушках деревьев. На севере серебрилась безмятежная гладь залива, отороченная черной полоской земли. По этой земле сегодня нам и предстояло открыть огонь.

Так начиналось утро 9 июня.

Вышел из блока и мой сосед - Иван Бердников, командир 312-й батареи. Нам и на этот раз предстояло действовать рука об руку. Поговорив на свежем воздухе, полюбовавшись сочными красками пропитанной солнцем зелени, мы двинулись в холод массива, в царство электрического света.