Ганнибал

Появление карфагенских войск в Акраганте и явная неудача Марцелла вызвали на острове новый подъем антиримских настроений. В Сиракузах осажденные решили несколько активизировать свои действия; полагая, что смогут успешно защищаться и с меньшим по численности гарнизоном, они разделили армию на две части: одна под командованием Эпикида осталась для охраны Сиракуз, а другая во главе с Гиппократом (10 000 пехотинцев и 5 000 всадников) ночью покинула город, чтобы двинуться на соединение с Гимильконом, и пока расположилась недалеко от Акриллы. Там не ожидающими нападения, в трудах по устройству лагеря сиракузян застал Марцелл, возвращавшийся от невзятого Акраганта; пехота Гиппократа была без особого труда окружена римлянами, однако отряд всадников вместе с командиром ускакал в Акры. Несколько дней спустя Гимилькон и Гиппократ объединились и подошли к р. Анап; они остановились примерно в 8 милях от Сиракуз [Ливий, 24, 35, 7 — 36, 2; Плут., Марц., 18].

Война в Сицилии принимала все более острый характер. Внезапно в сиракузскую гавань вошла карфагенская флотилия {55 «длинных» кораблей) под командованием Бомилькара — это пунийский совет решил направить в Сицилию дополнительные контингенты. Римское правительство также не желало бросать сицилийский фронт на произвол судьбы, и эскадра в составе 30 квинкверем высадила в Панорме еще один легион. Гимилькон искал с ним встречи, но ошибся в расчетах: пунийцы двинулись в глубь острова по дороге, которую римское командование, казалось, должно было избрать для перехода к Сиракузам, но римляне в сопровождении флота шли морским берегом к мысу Пахин, куда им навстречу прибыл Аппий Клавдий. Бомилькар, опасавшийся численного превосходства римлян на море, недолго оставался в Сиракузах; не желая подвергаться излишней, по его мнению, опасности, он увел свои корабли в Африку. Все попытки Гимилькона сразиться с Марцеллом ни к чему не привели: римский командующий искусно уклонялся от боя. Тогда Гимилькон отправился в глубь Сицилии, предоставив римлянам осаждать Сиракузы [Ливий 24, 36].

Первой владычество Карфагена в Сицилии признала Мурганция, выдавшая Гимилькону неприятельский гарнизон [Ливий, 24, 36, 10]. Это событие побудило и другие города Сицилии изгонять римских солдат или выдавать их карфагенянам. Только в Генне римляне избегли подобной участи, и то лишь потому, что командир стоявшего там отряда, Луций Пинарий, во время переговоров вероломно напал на граждан и всех их перерезал [Ливий, 24, 37 — 39]. Однако кровавая баня в Генне произвела действие, обратное тому, на которое, по-видимому, рассчитывал Марцелл, одобривший действия Пинария: даже те, кто пока еще колебался, перешли теперь на сторону карфагенян [Ливий, 24, 39].

Между тем время активных боевых действий в Сицилии подходило к концу. Гиппократ увел своих солдат в Мурганцию, Гимилькон — в Акрагант, Марцелл — в Леонтины, а оттуда к Сиракузам. В местности Леонт, примерно в 5 милях от городских ворот, Марцелл устроил зимние квартиры [Ливий, 24, 39, 10 — 13].

Рассмотрим теперь, как развивались события на восточном фланге этой коалиции, на том фронте, который Ганнибал создал, заключив союз с Филиппом V всего год назад. Филипп V, опираясь на дружественные отношения с Карфагеном, возобновил летом 214 г. свои попытки закрепиться в Эпире и Иллирии, а также на подступах к ним. Первой его жертвой снова должна была стать Аполлония, к которой царь подошел на 120 легких биремах. Осада затянулась; Филипп V ударил по Орику и с ходу овладел этим плохо защищенным городом.

О событиях в Эпире и Иллирии посланцы Орика известили римское командование на юге Италии — претора Марка Валерия Лэвина, охранявшего Брундисий и побережье Калабрии. Претор, оставив гарнизон в 2 000 воинов во главе с Публием Валерием, переправился в Эпир и там без особого труда занял Орик. Туда же прибыли и послы из Аполлонии. Они требовали присылки римского гарнизона: город осажден и, если римляне не помогут, не сможет дальше сопротивляться. Лэвин отправил к Аполлонии флотилию под командованием Квинта Нэвия Криспы, который сумел ночью проникнуть в македонский лагерь, очень плохо охранявшийся, и произвести там страшные опустошения. Не добившись успеха и понеся тяжелые потери, Филипп V ушел в Македонию [Ливий, 24, 40]. Таким образом, реальной помощи Ганнибалу Филипп V оказать не мог; наоборот, чтобы осуществить свои притязания на Иллирию, он сам нуждался в поддержке карфагенян.

На Пиренейском полуострове кампания 214 года началась с того, что, воспользовавшись уходом римской армии за Ибер, Магон и Гасдрубал Баркиды разгромили огромную армию местных племен. Публий Корнелий Сципион, чтобы не допустить перехода постоянно колебавшихся иберийцев к карфагенянам, спешно переправился назад и расположился лагерем у Акра Левке. Эта местность была наводнена пунийскими солдатами. Особенно встревожило Сципиона нападение вражеских всадников, которые истребили около 2 000 римских воинов. Сципион решил покинуть столь опасное место, укрепился у горы Ника (Ливий дает латинское обозначение Victoria 'победа'). Туда же прибыл и Гасдрубал сын Гисгона, а также Гней Корнелий Сципион.

Во время их противостояния, когда Публий Сципион, совершая рекогносцировку, едва не попал в окружение и плен, когда спас его брат Гней, произошли некоторые события, в общем для пунийцев неблагоприятные. Во-первых, на сторону Рима перешел г. Кастулон. Во-вторых, попытка карфагенян штурмом взять Илитурги, где находился римский гарнизон, провалилась из-за вмешательства Гнея Сципиона, а когда они подошли к стенам Бигерры, появление Гнея Сципиона заставило их снять осаду. У г. Мунды произошло сражение, закончившееся поражением карфагенян, в результате которого они потеряли до 12 000 убитыми, 3 000 пленными и 39 слонов. Оттуда пунийцы отступили к Аурингу; туда и Магон привел подкрепление — новых галльских наемников, однако и это не помогло: карфагенская армия снова была разбита.

Таким образом, кампания 214 года в Испании представляла собой целую серию римских побед, серьезно поколебавших пунийское господство на Пиренейском полуострове [Ливий, 24, 41 — 42]. Не удивительно, что именно теперь римское правительство сочло возможным предпринять исключительную по значимости политическую демонстрацию — восстановить Сагунт, несколько лет назад разрушенный Ганнибалом, тот самый Сагунт, который был поводом для войны между Карфагеном и Римом.

VI

Тарент. Взятие Сиракуз. Положение в Испании

Военно-политические итоги кампании 214 года были таковы, что они не позволили Ганнибалу в следующем, 213 г. предпринять сколько-нибудь серьезные наступательные действия. Пока в других местностях Италии, в Африке и Испании развертывались по инициативе римского командования боевые операции, Ганнибал ждал сдачи Тарента сначала в Салапии [Ливий, 24, 47, 9], а позже на территории саллентинов, на крайнем юго-востоке Италии, в непосредственной близости от Тарента и Брундисия [Ливий, 25, 1, I]. Там на его сторону перешли несколько малозначительных саллентинских городов [Ливий, 25, 1, I]. В Брутиуме, где на сторону римлян перешли консентины и таврианы, Ганнону удалось разгромить отряд римских всадников, которыми командовал претор Тит Помпоний [Ливий, 25, 1, 2 — 4]. Однако при всем этом (Тарент, конечно, Ганнибалу был очень нужен: он, как сказано, давал ему крайне необходимые контакты с Македонией) Ганнибал оказался на периферии войны и не смог не только вырвать у римлян инициативу или вообще оказать какое-то влияние на ход событий, но и воспрепятствовать дальнейшему укреплению римских позиций на юге Апеннинского полуострова.

Одним из пунктов, вокруг которых римское командование в Италии сосредоточило свои усилия, стали в этот момент Арпы. В самом начале кампании к консулу Квинту Фабию Максиму, сыну Кунктатора, явился в сопровождении трех рабов знатнейший и богатейший гражданин Арп Дасий Альтиний и повел неожиданные речи — он обещал передать город римлянам, если ему будет обещано за это вознаграждение [Ливий, 24, 45, I]. Эта измена Дасия, того самого, который после Канн принял сторону Ганнибала и был инициатором и организатором установления союзнических отношений между Арпами и Карфагеном [Ливий, 24, 45, 2], глубоко потрясла военный совет, к которому консул обратился за решением. По словам Ливия [24, 45], некоторые участники обсуждения этого происшествия исходили из «староримских» морально-этических принципов; они предлагали, не вступая В дальнейшее рассмотрение вопроса, выпороть Дасия и казнить как двоедушного общего врага: полагая, что верность должна сопутствовать удаче, он после битвы при Каннах перебежал к Ганнибалу, а теперь, когда дела римлян вопреки его ожиданиям и желаниям стали поправляться, он замыслил новую измену — на этот раз в пользу тех, кого когда-то предал. Иначе и, разумеется, более глубоко учитывая интересы Римского государства, высказался Кв. Фабий Максим, знаменитый диктатор, отец консула, находившийся при армии сына в качестве легата. Сейчас, говорил он, необходимо думать о том, как сохранить италийских союзников и одновременно вернуть тех, кто присоединился к Ганнибалу. Расправа над Дасием покажет, что для тех, кто после Канн отказался от дружественных отношений с Римом, нет обратной дороги, и тогда вся Италия будет союзницей Карфагена. Фабий разглядел в поступке Дасия главное: в Италии начался поворот общественного мнения; перед Ганнибалом вырисовывалась, правда пока еще отдаленная, перспектива военно-политического одиночества. В этих условиях Фабий предлагал бессмысленно жестокой расправой с Дасием не отталкивать возможных перебежчиков, какими бы слабыми и двуличными они ни были. Правда, он не настаивал и на освобождении Дасия, так что последний был передан под домашний арест в Калы.