Сквозь тьму с О. Генри (ЛП)

— Это ваше, Сью, потому что не моё — знаю точно. Но может так статься, Сью, что в один прекрасный день мне придётся нелегко — тогда я заявлюсь к вам и вы меня накормите, договорились? А если вам не повезёт — позвоните вот в этот звонок.

— Таких джентльменов, как вы, на свете мало. — Лицо девушки вспыхнуло от радости. — Мы с Мэйм думаем, что вы — принцы.

Уже отойдя в глубину коридора, она обернулась.

— Я знаю, что это ваше, Билл. Спасибо.

Глава XXXI

Официальное приглашение на свадьбу Уильяма Сидни Портера и мисс Салли Коулман из Эшвилла, штат Северная Каролина, сопровождалось наспех нацарапанной запиской.

Билл Портер, подозрительная личность, полуночный исследователь, представитель самой беспечной богемы, собирался последовать примеру Бенедикта, изменившего обету безбрачия, [52] и обвить себя цепями Гименея. Когда я читал записку, у меня возникло чувство, будто я приглашён на похороны.

Последний раз я видел Билла два года назад. Ну что за сын непредсказуемости и каприза! Кто бы мог подумать, что его жизнь примет такой оборот?

«Пакуйте чемоданы, полковник, и приезжайте на спектакль. Без вас он будет не таким зрелищным».

Я уже несколько месяцев планировал следующую поездку в Нью-Йорк. Надо было протолкнуть в печать свою книгу. Портер всё время подбадривал меня. Таково было счастливое свойство его натуры — если он видел хотя бы искру таланта в другом человеке, он старался раздуть её при помощи поддержки и одобрения.

Он подал мне тысячу разных предложений. Рассказы, которые я писал, он самолично носил к издателям и старался выгодно продать.

Ещё одна поездка в Нью-Йорк, ещё одно радостное паломничество в Таинственный Лабиринт с Багдадским Чародеем в качестве проводника — да что говорить, если у меня была искра какого-то дарования, она точно разгорелась бы в пламя.

Короткая записка, которую я держал в руке, была словно тяжёлое мокрое одеяло, наброшенное на огонь надежды. Мы с женой пошли в самый дорогой магазин в Оклахоме и купили набор красивых стаканов для воды. В посылку я положил записку: «Примите наши поздравления и наилучшие пожелания». На этом, думал я, конец — Биллу станет не до меня.

Я ошибся.

Где-то в середине декабря Портер переслал мне отвергнутую рукопись.

«Не сдавайтесь, полковник. Я уверен: ваш талант — короткие рассказы. Приезжайте в Нью-Йорк. Не возлагайте особенных надежд на ваш роман. Просто рассматривайте поездку в качестве приятного развлечения, а заодно прихватите и вашу рукопись. Очень небольшое число рукописей вырастает в книгу, и очень небольшое число книг приносит какой-то доход. Сообщите мне за день — за два, когда собираетесь прибыть. Луиза сейчас в Гранд Рапидс. Может, он завернёт сюда на денёк-другой».

Не прошло и недели, как я появился в Нью-Йорке. По прибытии я тут же позвонил своему старому другу. Может, это лишь моё воображение, но мне показалось, что со мной говорил уже не прежний Билл Портер. Он был занят — писал рассказ.

— Я позвоню вам и позволю угостить нас выпивкой, когда рукопись будет окончена.

Портер всегда очень серьёзно относился к работе. Никакие удовольствия не могли вытащить его из-за письменного стола, наверно, потому, что самое большое его удовольствие заключалось в творчестве.

Прошла неделя, а от него не было ни слуху ни духу.

«Наверно, он не хочет, чтобы я познакомился с его женой, этой гордой южанкой, — подумал я. — Билл отрёкся от своего тюремного прошлого. Я же горжусь им. Наверно, этот брак помог ему забыть. Возможно, он не хочет, чтобы вокруг него постоянно вертелось какое-то рыжее напоминание».

И, как обычно, мне пришлось устыдиться своего поспешного суждения.

Однажды вечером у меня появился Ричард Даффи.

— Билл хотел бы с вами встретиться. Мы все вместе сегодня отобедаем.

Билл по-прежнему снимал комнату в «Каледонии», используя её в качестве рабочего кабинета. Он сидел за столом и строчил последние слова. Вид у него был усталый, как будто он долго и напряжённо работал.

— Я тружусь, как проклятый, Эл. Устал до чёртиков. Пойдёмте выпьем. Надо же мне загладить свою вину.

— Не вижу, чтó тут надо заглаживать.

Однако я был раздражён и не скрывал этого. На пути к Мукену мы едва перебросились двумя словами. Я чувствовал, что между нами пролегло отчуждение. Но после обеда холодность растаяла и вернулось прежнее солнечное дружеское расположение.

— Мне бы хотелось познакомить вас с моей женой, полковник.

Эти слова показались мне не вполне искренними. Я чуть не выпалил, что не желаю с ней знакомиться. Чувствовал, что ей не понравится общество бывшего заключённого.

Однако южное гостеприимство развеяло мои страхи. Мы пришли на квартиру Портера около половины одиннадцатого, опоздав на полтора часа. Миссис Портер встретила нас с необыкновенной сердечностью. Она была первой мальчишеской любовью Билла.

Сказать по правде, я вёл себя несколько натянуто. Наверно, миссис Портер этого не заметила, во всяком случае, в её обращении со мной не проявилось ни малейшего недовольства.

Она подавала нам освежающие напитки и поддерживала любезную беседу. Я почувствовал себя полегче, но до конца от своей насторожённости не избавился.

Около полуночи мы с Даффи засобирались домой. Билл взял свою шляпу.

— Как, мистер Портер, вы тоже собираетесь уйти? — воскликнула его жена.

Он задержался на пару минут для объяснений. Мы с Даффи вышли на улицу.

— За каким чёртом Биллу понадобилась жена? Ведь это же конец свободе, конец его ночным странствованиям! — громко прошептал я Даффи, и в это время Портер похлопал меня по плечу. Он широко, неотразимо улыбался — совсем как мальчишка.

— Вам не понравился мой выбор?

— Какая разница, что мне нравится, что нет? — выпалил я и вознамерился идти вместе с Даффи.

Портер помешал.

— Пойдёмте-ка со мной. Может статься, в будущем мы не сможем часто видеться.

Мы направились к Гудзону и уселись на причале. В воде миллионами звёзд, сотнями Млечных Путей играли огни Нью-Джерси. Большие пароходы, чёрные, мощные, покачивались у стенки. Буксиры и паромы — таинственные, волшебные корабли — сновали вверх и вниз по реке.

Мы беспечно разговаривали о том о сём. Портер несколько раз заводил серьёзный разговор и тут же обрывал себя. Настроение его изменилось, и он теперь смотрел на меня снисходительно и улыбался.

— Вы недовольны моими матримониальными обстоятельствами?

— Это самая глупая штука, которую вы когда-либо выкидывали.

— Она очень порядочная молодая леди. — Кажется, Портер наслаждался моим брюзжанием.

— Вполне допускаю, но что вам-то за дело до неё?

— Я её любил.

— О Господи! Прощаю вам все ваши грехи.

Портер был прирождённым трубадуром. В сердце его жила неистребимая бесшабашная весёлость, несмотря на то, что оно было полно печали. Я чувствовал, что он сделал большую ошибку, взяв на себя такие серьёзные обязательства. Его натура не могла справиться с такой ношей.

— Полковник, я хотел узнать ваше мнение, хотел понять, достойно ли я поступил.

Портер был само благородство. Несмотря на всё, что ему довелось увидеть в «Адской Кухне», он по-прежнему преклонялся перед Женщиной.

— Я женился на родовитой даме. Правильно ли было с моей стороны навлекать на неё все мои беды?

Странная смесь порывистости и чести, природное благородство Портера побуждали его очень серьёзно относиться к взятым на себя обязательствам.

Мои страхи были беспочвенны. Женитьба Билла не лишила его свободы. Он не был одним из тех шалопаев, кто с лёгкой душой забывают о долге. У Портера было двое хозяев: Богема и Условности, и он преданно служил обоим.

Лишь золотое прикосновение Мидаса или волшебный кошелёк Фортуната [53] мог удовлетворить столь высокие запросы. И совсем необязательно предполагать шантаж для объяснения причин его постоянной нужды в средствах. Но в одном случае я знаю точно, что он подвергался шантажу.