Письма 1886-1917

Искание новых горизонтов, путей, приемов для выражения сложных человеческих чувств, волнений, с ними связанных, — это и есть настоящая атмосфера артиста. Не следует ее чересчур сгущать, а то можно задохнуться и сойти с ума, но избави бог заключать свою фантазию в академические рамки, устанавлив[ать] себе раз и навсегда законы вечной (попросту — банальной) красоты и правила для их воссоздания. В такой атмосфере приходится застыть и успокоиться и… конечно, потолстеть.

Вы должны крепко уверовать в то, что Вы волнуетесь не зря, но для того, чтоб расширить суженный условностями горизонт. Чтоб пробить ту щелку, через которую человек, с неразвитой еще достаточно фантазией, выбирает из жизни материалы для своих созданий, надо много времени, нужна целая жизнь, а расширение этой щелки требует большого напряжения, труда и энергии. Что делать! Если не обладаешь силой Самсона, приходится уподобиться тому пленнику, который изо дня в день расшатывает крепкие, вековые решетки тюрьмы, отделяющие его от живых людей и божьего света, без которых он не может существовать. А какая перспектива ждет этого пленника? Новые погони, новые оковы, новые решетки. Нужды нет! Он всегда будет стремиться и к людям и к свету…

Итак, ходите с выворачиванием ног, ходите сгорбленной походкой дряхлой старухи, царственной походкой королевы, но только не на котурнах, этих бессмысленных изобретениях человеческой условности. Пусть Ваши ноги коснутся настоящей земли: сырой, влажной, живой. Если Вы наступите на грязь, не бойтесь ее, и там найдется камень, быть может, и красивый, на который можно наступить без боязни запачкать ноги. И главное… не показывайте этого письма моим врагам, а то они возненавидят Вас, а меня начнут называть символистом, декадентом и т. д.

Я, кажется, записался и зафилософствовался, а это допустимо в известной только мере, поэтому заканчиваю пожеланиями. Дай бог, чтоб Вы нашли способ переносить на сцену из жизни все правдивое и красивое. Дай бог, чтоб в исканиях этой красоты Вы не боялись бы грязи, которой люди испачкали ее; принесите на сцену, если это нужно, красоту, опутанную грязью, и на глазах у всех очистите ее.

Директора приехали, должен кончать. Продолжение (более интересное) следует. Когда?… когда кончу mise en scene ¹. Поклон Нестору Александровичу, Поповым, Зарудным и всем нашим петербургским доброжелателям и не забывайте искренно преданных Вам москвичей.

Уважающий Вас К. Алексеев

Если не пошлю письмо сейчас, то завтра разорву его, оно покажется слишком глупым. Посылаю как есть, простите, если не все поймете. Совершенно испортил почерк спешным писанием mise en scene. Переписать и поправить неясно написанные слова не могу, не успею.

112*. В. В. Котляревской

20 апреля 1901

Москва

Глубокоуважаемая Вера Васильевна!

Я и жена получили Ваши письма и очень благодарим Вас за них. Написал бы Вам много и длинно, но… переживаю горячее время. Репетиции двух пьес в полном ходу ¹, mise en scene еще не дописаны. Надо и писать и репетировать одновременно. Вот этим-то и объясняется задержка в высылке обещанных для участников в толпе фотографий. Трудно было найти время, для того чтобы сделать 34 надписи на карточках ². Сейчас я окончил эту работу и посылаю Вам 34 фотографии с приложенным к ним списком. Простите еще раз за беспокойство. От всей души жалею Вас, как королеву Елисавету о трех репетициях ³. Это убийственно, но что же делать. Ваша сценическая деятельность, как и у меня, разбивается на две половины. Одна — ремесленная, другая — художественная. Первую создают условия дела, вторую создаете Вы сами. Попробуйте из большей части ремесленного дела урвать маленький кусочек художествен[ной] и скучное дело немного подсластить. Облюбуйте себе кусочек сцены, некоторые штрихи роли, и это успокоит Вас и принесет долю пользы. Не понял того, что Вы пишете о кормилице в «Ипполите», ибо не знаю пьесы. Что это, старуха? Или просто маленькая роль? Если это старуха, то будьте осторожны… Если маленькая роль, это хорошо в том случае, когда Вы воспользуетесь ею для пробы новых способов выражений. Как это повлияет на Ваше положение в театре? Этого не берусь судить, не компетентен…

Кого Вам играть в «Сне в летнюю ночь»? Оберона или Титанию? или Елену? Согласитесь, что мне трудно, почти невозможно решить этот вопрос, ибо я не знаю Вас как актрису, ибо я смутно помню «Сон в летнюю ночь»; чтоб дать дельный совет, надо очень вчитаться в пьесу, и я постараюсь это сделать. Увы, сейчас невозможно.

Боюсь, что Вы захотите перевернуть все сразу — сожжете старые корабли, не заручившись новыми, и останетесь без ладьи среди волнующегося житейского моря. (Пошлее этой фразы придумать нельзя, но… не рвать же письмо!..) Низкий поклон Нестору Александровичу как от меня, так и от жены, которая очень пожалела, что не видела Вашего, симпатичного ей, мужа. С почтением, готовый к услугам

К. Алексеев

20/4-1901

113*. З. С. Соколовой

Лето 1901

Милая Зина!

Во-первых, старые счеты. Я не ответил на Ваше милое письмо в Петербург. Оно висело на доске за кулисами для сообщения его содержания всей труппе. Спасибо всем вам за хорошие слова, любовь и ласку. Я не ответил тебе, и это нехорошо, но тогда не хватило сил. Прости. Теперь… во-вторых: едем к тебе и Костеньке с большим удовольствием, так как исполняем этой поездкой давнишнее желание. Наша семья так расползлась, так пропиталась традициями Феклы Максимовны, что родственные отношения с тобой и Костенькой мне стали особенно дороги; кроме того, меня влечет ваша театральная зараза ¹. Спасибо за письмо к Марусе (она очень занята, и я взялся писать за нее).

Нам грустно, что наш приезд готовит тебе много хлопот. Чтобы избавить тебя от них, лучше всего быть откровенным. Пища нам совершенно безразлична. Предпочитаем, по докторскому совету, зелень и молочные продукты, каши, не гнушаемся и мясом. Спиртных напитков не употребляем никаких и никогда. Для своего желудка Маруся привезет бутылку очень скверного портвейна. Единственно, чем мы дорожим, — это сном, так как без него мы становимся невыносимыми в обществе. Тут дело не обходится без старческой прихоти. Мы любим темноту. Питье — простая вода, квас.

Грустно, что спектакль расстраивается из-за конфузливости некоторых артистов. Скажи им, что меня, как и всякого режиссера, можно удивить хорошим исполнением, плохим же удивить невозможно. Слишком оно стало обычным. Скажи им, что можно конфузиться перед простой, мало понимающей публикой, но конфузиться режиссера никак нельзя, так как он должен знать, что можно требовать от непрофессиональных артистов; он обязан знать разницу между артистом, ежедневно выступающим перед публикой, и артистом, играющим несколько раз в год; наконец, он лучше всех должен знать трудность и сложность своего искусства. Боюсь еще одного, что ты, Костенька (он меньше всех), Зюля ² и другие ваши артисты будут очень стараться играть, и тогда выйдет плохо. Вспомни репетиции «Трех сестер», и ты поймешь, что я не могу быть слишком требовательным.

Увы, раньше 17-го из Москвы мы никак выехать не можем, так что 18-го, ночью, будем у вас. Выезжаем мы со скорым (17-го из Москвы). Александр Акимович приехать не может ³. С Олениным ⁴ постараемся уладить без обиды. Скроем день отъезда и соберемся как бы экстренно. Едет ли Соня, сейчас не могу сказать.

Очень хотим видеть тебя в твоей лучшей роли, если можно в двух — тем лучше; Костеньку и Зюлю весьма желаем узреть на подмостках. Но все это под условием: без переутомления. Желаем видеть всех вас не только на подмостках, но и в жизни.

Всех целуем.

Ваш Костя

Не перечитываю (спешу).