Иван Ефремов

Постепенно публикуются стратиграфические схемы Ефремова, описание улемозавра, статьи на русском и английском языках. В 1940 году была опубликована совместная с А. П. Быстровым монография о бентозухе с Шарженьги.

Учёный считал, что при анализе закономерностей захоронений необходимо учитывать все известные местонахождения, и составил систематизированную их картотеку. Позже эта картотека легла в основу «Каталога местонахождений пермских и триасовых наземных позвоночных на территории СССР». [149]

Одновременно Ефремов активно участвует в издании «Палеонтологического обозрения» («Приложения к трудам Палеонтологического института АН СССР»), где публикует обзоры важнейшей мировой литературы по древнейшим позвоночным.

В 1940 году в Академии наук состоялось заседание, посвящённое восьмидесятилетию выхода в свет знаменитой книги Чарлза Дарвина «Происхождение видов». Дарвин одним из первых обратил внимание, что геологическая летопись Земли не может считаться полной. Ефремов выступил на этом заседании с докладом, посвящённым закономерностям местонахождений ископаемых останков.

Роман Фёдорович Геккер, старший коллега Ефремова, вспоминал: «Нам известно, когда зародился такой подход к ископаемым останкам. Это была середина 30-х годов. Тогда в Западной Европе появилась публикация двух авторов — Руд. Рихтера и Иоганна Вейгельта, которые сделали первые шаги в направлении использования в палеонтологии данных о закономерностях захоронения останков неживущих животных. Появился рихтеровский термин актуопалеонтология и в 1927 году — вейгельтовский термин — биостратономия (т. е. учение о закономерностях пространственного расположения останков организмов в слое по отношению друг к другу). В том же 1927 году Вейгельт напечатал большую книгу — целый том — под названием «Современные трупы позвоночных и их палеобиологическое значение». Эту книгу я выписал из-за границы, и Иван Антонович однажды, отправляясь в поле, попросил её с собой для штудирования. Вернувшись, он сказал: «Здесь речь только о мелких вопросах захоронения». И он был прав. Действительно, Вейгельт писал, например, о «законе нижней челюсти» (то есть о том, что у трупов позвоночных она отделяется первой), о «законе рёбер», о «законе шеи», то есть о том, что у трупов (хорошим примером служат археоптериксы) шейные и затылочные мускулы сокращаются и оттягивают череп назад. Это были мелочи по сравнению с тем, что составило тафономию Ефремова…» [150]

В начале 1941 года Иван Антонович сделал на учёном совете Палеонтологического института первое сообщение о тафономии. Он стал основателем этой отрасли науки, подобрав для неё название из греческих корней: ταφος тафос; (могила, погребение) и vopoς (закон).

В научной среде важно своевременное появление публикации о новых фактах и явлениях. Ефремов печатает статью «Тафономия — новая отрасль палеонтологии». Основные положения тафономии были опубликованы за рубежом в журнале «Pan American Geologist».

Путь мысли учёного подробно описан самим Иваном Антоновичем в популярной работе «Тайны прошлого в глубинах времён», одна из глав которой так и называется: «Неполнота геологической летописи». В ней он объясняет:

«Огромные пробелы в напластованиях горных пород, отсутствие прямых связей между различными ископаемыми животными и растениями, как бы внезапно появляющимися и также внезапно исчезающими, неизбежно приводили к теории катастроф и признанию актов многократного творения жизненных форм, т. е. к идеалистическому отрицанию эволюционного процесса.

Теперь известно, что неполнота, пробелы в документации истории Земли и жизни возникли закономерно как следствие геологических процессов. Ещё в 1940 году было намечено новое направление в исторической геологии и палеонтологии, названное «тафономией» или учением о закономерностях захоронения органических остатков в слоях осадочных пород, а также закономерностях сохранения самих пород в течение геологического времени».

В марте 1941 года Ефремов защищает докторскую диссертацию по биологии на тему «Фауна наземных позвоночных средних зон перми СССР». Основное внимание автора сосредоточено на новой для севера европейской части СССР мезенской фауне пресмыкающихся и на описании ишеевского диноцефала-улемозавра.

Выходят серийные издания «Палеонтологии СССР» и «Палеонтологического обозрения». В апреле выехала экспедиция в Тургай. Руководитель ПИНа академик Алексей Алексеевич Борисяк, профессор Юрий Александрович Орлов и заведующий лабораторией низших позвоночных Иван Антонович Ефремов строят новые планы, обсуждают организацию масштабной экспедиции в Монголию, которая должна открыть новые страницы в истории науки.

Летом 1941 года Ефремов и четыре сотрудника ПИНа собирались в очередную экспедицию. Выезд был назначен на понедельник, 23 июня.

Глава шестая

СТАНОВЛЕНИЕ ПИСАТЕЛЯ (1941–1946)

Палеонтологический институт в начале войны

15 октября 1941 года в Нескучном саду стояла такая тишина, что слышно было, как падают листья. Вечерело, но в окнах дворца не светилось ни огонька. Даже маскировка была не нужна: здание президиума Академии наук опустело.

Нынешней ночью в детском парке, вблизи проезда с улицы к президиуму, упала фугаска. В музее посыпались стёкла, когда полтонны железа и взрывчатки ухнули совсем рядом. Несколько сотен метров — и от величайших сокровищ науки осталась бы одна пыль. Очевидно, пилот бомбардировщика не знал, что выдающийся палеонтолог Германии Фредерик Хюне обращался в Ставку Гитлера со специальной просьбой — не подвергать бомбёжке здание Палеонтологического музея на Большой Калужской улице, где находятся коллекции мировой научной ценности.

Юрий Александрович Орлов поднялся на высокое крыльцо, открыл тяжёлую дверь. Наткнувшись в темноте на массивные ящики с оригиналами Геологического музея, которые предполагалось эвакуировать вместе с коллекциями ПИНа, он ощупью стал пробираться через большую залу. Здесь, среди пустых витрин и штабелей ящиков, возвышались не тронутые упаковщиками диплодок и индрикотерий. Эти доисторические чудовища казались милейшими существами на свете на фоне коричневого фашистского чудища, которое придвинулось вплотную к Москве.

Впереди ориентиром виднелась полоска света — дверь в квадратную залу. Там, как шутили сотрудники ПИНа, «вечный свет» при заколоченных окнах. Каркасы скелетов, полупустые витрины, а между ними «логово»: на не использованных ещё постаментах и тюках стружек устроили себе постели постоянные обитатели музея — Иван Антонович Ефремов и заведующий препараторской Вольдемар Самуилович Бишоф. Здесь же была и постель Орлова.

Отопление не работало, в «логове» было едва тепло: день и ночь его согревала лишь маленькая спираль от отражательной печки.

Ефремов и Бишоф встретили Юрия Александровича радостными возгласами. После сентябрьского перехода на казарменное положение они почти не бывали в городе и жадно ждали новостей…

К октябрю коллектив Палеонтологического института сжался, как шагреневая кожа. В середине июля с первой группой академиков уехал в Казахстан, в санаторий «Боровое», директор ПИНа академик А. А. Борисяк. Этот же поезд увёз 700 детей академических служащих. На хозяйстве остался штаб по подготовке эвакуации в составе Ю. А. Орлова, И. А. Ефремова и Е. А. Ивановой, которая была назначена заместителем директора. Надо было отобрать наиболее ценные коллекции и подготовить их для длительного пути.

21 июля группа сотрудников ПИНа отправилась в Башкирскую экспедицию Академии наук СССР, организованную для поиска нефти на Урале. Ушли на фронт Р. Л. Мерклин и некоторые технические сотрудники, несколько женщин были эвакуированы по линии мужей.