Роковые иллюзии

Роберт Кэре-Хант, офицер МИ-6, владеющий русским языком, стал там ведущим экспертом по вопросам Коминтерна и одним из признанных авторитетов в министерстве иностранных дел в вопросах, касающихся Советского Союза. Он впоследствии будет коллегой Филби, когда тот станет сотрудником МИ-6 во время войны. Позднее Кэре-Хант станет подчиненным Филби, когда в 1945 году он получит повышение и возглавит руководство антисоветскими операциями в отделе IX [390].

В следующем докладе Орлов повысил интерес Центра к Маклейну, поскольку внедрение в МИ-6 было основной целью советской разведки, а он уже продемонстрировал свою способность устанавливать контакты с некоторыми из ее ведущих сотрудников. Это делало «Вайзе» весьма ценным потенциальным агентом. О том, что внимание Центра было теперь сосредоточено на Маклейне, ясно говорит ответ от 9 марта 1935 г. на письмо Орлова:

«О «Вайзе». Ваше сообщение о нем чрезвычайно нас удовлетворяет. В отношении его наша основная установка: проникнуть через него в МИД. Просим направить свою работу с ним неуклонно и твердо по этому направлению, поскольку «Вайзе» благодаря своим связям имеет реальные возможности добиться своего назначения в МИД. Его новые связи — Халпин (в дальнейшем будем именовать «Вася») и в особенности Шакберг («Маня») и Стрейчи («Соня»), поскольку они являются сотрудниками «секретного отдела» МИДа, — чрезвычайно интересны для нас» [391].

Затем в разделе «Наши общие намерения относительно „Вайзе"» Центр отметил, что многого ожидает от Маклейна, который, по его оценке, был, «несомненно, перспективным источником, заслуживающим особого внимания к себе, тем более что, судя по вашим сообщениям, он действительно расположен к нам и работает не из-за материальных выгод. Последнее обстоятельство, естественно, не следует расценивать как наше указание на то, чтобы Вы не платили ему, тем более что, вероятно, ему необходима будет материальная поддержка в связи с тем, что он устраивается в МИД» [392].

Учитывая, что Москва возлагала столь большие надежды на Маклейна, Орлов принял меры через своего заместителя Рейфа, чтобы они оправдались. Беспокоясь по поводу того, что отличного диплома будет, возможно, недостаточно для устройства Маклейна на работу в МИД, учитывая его прежние левые взгляды, Орлов посоветовал ему получить как можно больше рекомендательных писем от влиятельных друзей семьи, чтобы исключить даже малейшие сомнения в том, что он подходит для этой службы. Согласно докладу Орлова, самыми удачными для Москвы оказались усилия леди Маклейн, которая заручилась поддержкой лидера консерваторов и премьер-министра Стэнли Болдуина, о чем Рейф сообщил по возвращении в Москву. «Так как Болдуин является личным другом семейства Маклейн, матери «Вайзе» удалось получить от него письмо, — проинформировал Рейф руководство на Лубянке. — Письмо я лично видел, в котором он пишет, что всеми силами поможет „Вайзе" пойти на дипломатическую карьеру. В письме упоминается, что соответствующее лицо в МИДе поставлено им, Болдуином, в известность, что он лично заинтересован в продвижении „Вайзе"» [393].

Когда подошло время экзаменов, в школе «Скунс» так хорошо «натаскали» Маклейна, что он оказался в первой десятке сдавших испытания для поступления на гражданскую службу. Сесил, который проходил ту же самую процедуру в следующем году, рассказывал, что настоящим препятствием, которое предстояло преодолеть, было собеседование в отборочной комиссии МИДа. Эта комиссия в составе ведущих сотрудников дипломатического корпуса и их супруг лишала надежды на получение должности любого молодого человека, чьи манеры или политические взгляды вызывали подозрение или были сочтены неподходящими для британского дипломата. Несмотря на рекомендации друзей семьи, Маклейн понимал, что ему придется ответить на вопросы о его кембриджском увлечении коммунизмом. Понимая, что он не сможет отрицать этот факт из своего прошлого, он решил, что наилучшей для него тактикой будет признать этот факт и, таким образом, обратить в собственную пользу свою очевидную честность и искренность. К концу собеседования, когда со всей неотвратимостью возник этот вопрос, Маклейн был готов к этому; он положился, как позднее рассказывал, на сиюминутное вдохновение, хотя, вероятнее всего, это было отрепетировано заранее.

«У меня действительно были такие взгляды, и я еще не вполне от них отделался», — ловко вывернулся Маклейн. На членов комиссии, как он впоследствии хвастал друзьям семьи, по-видимому, произвела впечатление демонстрация его честности, потому что видел, как они одобрительно кивали друг другу, когда благодарили его за ответы на их вопросы. Комиссия, к счастью, была заранее расположена в его пользу. Ее председатель Ричард Чэтфилд был старым другом его отца, как и леди Рамболд и леди Бонем Картер, — обе они оказали огромное влияние на решение комиссии [394].

Накануне поспешного отъезда Орлова из Лондона в октябре 1935 года Маклейн узнал официально, что он прошел испытания и стал одним из полдюжины счастливчиков, которым было предложено работать в МИДе. Таким образом, Орлов покинул Лондон, зная об успешном внедрении «второго человека» своей кембриджской группы в британское правительство. В качестве вещественного доказательства своего триумфа Орлов увез с собой фотографию письма, полученного Маклейном от лорда Саймона, в котором тот лично поздравлял его с поступлением в министерство. Едва ли министр иностранных дел стал бы расточать восторги по поводу свеженького новобранца, добавившегося к штату его сотрудников, если бы он знал, с каким ликованием будут читать его письмо на Лубянке. Орлов и Иностранный отдел поздравили себя с тем, что новоиспеченный член персонала дипломатической и консульской службы Его Королевского Величества мог теперь официально считаться полноправным агентом советской разведки. По выражению самого Орлова, Маклейн был теперь «агентом [Советского] Союза, который с еще большей готовностью посвятит себя нашей работе» [395].

В отличие от Филби, Маклейн только что закончил университет и не прошел политического «крещения огнем», которое выковало горячую идейную преданность коммунизму у Филби. Но успех вербовки этого одаренного и обходительного, превосходно воспитанного молодого англичанина следует приписать мастерству Орлова и его помощников, которые нашли, завербовали и изменили навсегда направление лояльности этого недовольного отпрыска британского высшего класса. Орлову потребовалось немалое мастерство, чтобы действовать в самой гуще жизни чуждого ему общества. Он не знал, да и не хотел ничего знать, о всяких там соревнованиях по крикету, манерных чаепитиях и тонкостях этикета, составляющих часть жизни молодых людей, которых он вербовал для работы в советской разведке. Немалая заслуга принадлежит и Дейчу, сообщения которого о кембриджской группе говорят о его способности глубоко анализировать и понимать побудительные мотивы каждого из этих первых британских агентов.

За чуть более чем три года работы в Лондоне Дейч лично приложил руку к отбору и вербовке не менее 17 британских агентов [396]. Если покопаться в архивах, собранных за 75 лет истории советской разведки, можно увидеть, что немногие другие офицеры приблизились к поразительным результатам Дейча. Доказательством его способности безошибочно нащупать характерные особенности потенциального кандидата для вербовки, которые можно использовать для установления над ним жесткого контроля, являются его глубокие психологические оценки членов британской агентурной сети. В частности, его суждение о Маклейне показывает не только, почему он стал образцовым советским агентом, но и обнаруживает те психологические «рычаги», отысканные им у первоначальных членов кембриджской группы, которые позволили столь эффективно повернуть их в другом направлении и заставить служить Москве. Целесообразно привести подробный анализ, сделанный Дейчем, поскольку он заостряет внимание на четырех характерных особенностях: присущем их классу недовольстве, склонности к скрытности, стремлении к духовной близости и детской жажде похвалы и одобрения. Эти особенности считались необходимыми для того, чтобы сделать из этих молодых англичан советских агентов.