Июнь-декабрь сорок первого

- А сам он где находился в это время? - спросила Лариса Теодоровна.

- Ну, сам-то лез только на передовую. Да ведь не все же такие, как он, заговоренные.

- Вы с ним ссорились?

- Еще бы.

- Боялись, что он начальству пожалуется?

- Нет, этого он никогда не делал. Сам любил воспитывать...

Я не знал об этой истории - Лильин не подводил товарищей. Зато отлично знаю, что к самому себе он был гораздо требовательнее, чем к другим, отличался редкостной скромностью и искренностью. Позволю себе обнародовать выдержку из одного его письма жене (их обоих давно уже нет в живых):

"На протяжении двух месяцев на меня сразу свалились две правительственные награды, которые, особенно последняя, буквально подавила меня своей неожиданностью и высоким значением. 22/IV мне был вручен орден Красного Знамени. Я просто был ошеломлен такой высокой оценкой моих заслуг. До этого, в мае, я тебе писал, не знаю, дошло ли до тебя, я получил из Москвы телеграмму, что награжден медалью "Партизану Отечественной войны". Я чувствую себя в долгу за эти награды и просто не знаю, чем их еще оправдать.

Меня особенно растрогало награждение орденом Красного Знамени, первым, учрежденным в нашей стране орденом, к которому я привык всегда относиться с огромным уважением и меньше всего думал, что когда-нибудь получу его и я. И вот в такие минуты душевной растерянности, пусть хотя и радостной, мне не хватает тебя, или, по крайней мере, твоих писем, моя любимая..."

После того немногого, что я рассказал здесь о Лильине, ни у кого, по-моему, не возникнет вопрос: почему именно он первым из сотрудников "Красной звезды" (да, пожалуй, даже первым из всех корреспондентов центральной печати) пробился к партизанам, чтобы написать о них не по чужим рассказам, а по собственным впечатлениям.

И вот опубликован первый из четырех его очерков - "В плавнях". Прежде всего автор знакомит читателей с экстремальными природными условиями, в которых действуют партизаны:

"На многие десятки тысяч гектаров раскинулись днепровские плавни. Лоза, ива, верба, высокие зеленые травы образовали здесь речную тайгу. Плавни лежат на воде. Глубина на два штыка, говорят партизаны о почве, а там снова днепровская вода. Чужому человеку в зарослях плавней - гибель. В двух шагах от вас могут скрываться люди, а вы и не заметите этого. Плавни изрезаны реками, речонками и бакаями. Бакаи - местное название небольших оврагов, всегда заполненных водой. Здесь часто глубина в человеческий рост".

Дальше рассказывается, как формировался партизанский отряд, который возглавил Федор Тихонович Рыжиков - в прошлом грузчик, перед войной директор одного из местных предприятий, коммунист с 1919 года, партизанивший всю гражданскую войну.

Непрост был путь корреспондента в партизанский лагерь.

Но об этом Лильин не желает распространяться. Ограничивается скороговоркой:

"Партизанский катер захватил нас на левом берегу Днепра... У одного из рукавов катер останавливается. Дальше мелко, и он не рискует туда двигаться. Пересаживаемся на плоскодонки и медленно плывем по тихим заводям. Много зеленой ряски, плавают широкие, похожие на лопухи листья водяных лилий, тихо колышутся ветви склонившихся над водой серебристых ив... Нас осторожно окликают часовые. Пароль - и мы в партизанских владениях".

Основу первого очерка составляют зорко подмеченные автором специфические подробности партизанского быта, который только-только начинал складываться. В трех последующих речь идет уже о боевых делах партизан. Пересказывать и даже цитировать их не буду: теперь, когда вышло столько превосходных книг о партизанской борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, очерки Лильина могут показаться не такими уж яркими. А тогда все это было внове, своеобразное окно в неизведанное.

Эти очерки перепечатали "Правда", многие областные газеты. Их передали по радио, они вышли без ведома автора отдельной книжкой в издании "Огонька".

Да, честно заработал Лильин свою партизанскую медаль.

К слову сказать, когда мы представляли его к награждению, никаких реляций я не писал. Просто приложил к нашей просьбе четыре напечатанных нами очерка корреспондента. Этого было достаточно.

Немецкое радио объявило, будто бы в районе озера Ильмень германскими войсками разбиты крупные силы трех советских армий и что эти армии потеряли много людей и боевой техники. Для пущей убедительности были названы цифры наших потерь: 53 тысячи человек, 320 танков, 695 орудий.

Я пошел в Генштаб проверить эти данные. Там картина прояснилась. Да, наши войска понесли большие потери в людях: ранеными и убитыми до 30 тысяч человек. Немало потеряно и артиллерии, хотя значительно меньше, чем объявил Берлин. А в отношении танков просто бессовестное вранье: на всем Северо-Западном фронте их было несколько десятков. Но главное в другом: наши армии не разбиты, они живут, действуют, упорно сопротивляются врагу, наносят ему тяжелые потери.

Надо ответить гитлеровским брехунам. К военному проводу был вызван корреспондент по Северо-Западному фронту Леонид Высокоостровский. Я посвятил его в наши намерения и спросил: кто из фронтового начальства смог бы выступить на страницах газеты. Корреспондент сразу же назвал генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина. В ту пору Ватутин был уже известным военным деятелем: в начале войны он занимал пост первого заместителя начальника Генштаба, потом возглавил штаб фронта.

Ватутин с готовностью откликнулся на нашу просьбу и вот статья его "Правда о боях в районе озера Ильмень" - уже напечатана. В ней подытожены результаты боевых усилий армий Северо-Западного фронта на протяжении целого месяца:

"Стараясь выйти к озеру Ильмень, фашисты сгруппировали крупные силы и повели наступление в направлении Сольцы - Шимск. Они оттеснили наши части прикрытия и на узком участке прорвались в глубь обороны примерно на 12-15 километров. Так появился клин, столь излюбленный гитлеровскими генералами. Однако, говоря фигурально, клин этот был вышиблен клином же..."

Не имела успеха и другая попытка противника - обойти оборону советских войск с севера. "Если обозначить этот путь карандашом, - продолжает Ватутин, - то графически получится почти сомкнутая линия круга, в которой оказались наши части. Надо полагать, что генералы из 16-й немецкой армии именно так и рассуждали, объявляя об окружении советских войск. На самом же деле фашистские мотомехколонны прокатились лишь по нашей тыльной дороге, а затем сами попали в окружение и перешли к обороне. Концентрическим наступлением нашей пехоты враг был почти полностью разгромлен. Только небольшим его группам удалось прорваться обратно, на соединение со своими войсками".

В статье были точно названы группировки и дивизии противника, потери врага. При этом подтверждалось все трофейными документами и показаниями пленных.

После того была еще одна статья Ватутина с Северо-Западного фронта, и я все время помнил о нем как о возможном авторе новых выступлений в "Красной звезде" по крупным военным вопросам. Однако долго не представлялось случая поговорить с ним об этом. Встретились мы только зимой 1943 года в ходе Изюм-Барвенковской наступательной операции войск Юго-Западного фронта. Ватутин возглавлял уже этот фронт, а до того командовал Воронежским фронтом, силами которого успешно осуществил Острогожско-Россошанскую наступательную операцию, участвовал в Воронежско-Касторненской - тоже наступательной - операции.

Николаю Федоровичу едва перевалило тогда за сорок. Он был не по летам грузноват, но очень подвижен и деятелен. За тот день, что я провел у него и наблюдал его работу, он столько дел переделал, что диву даешься.

За скромным обедом зашел, конечно, разговор и о "Красной звезде": в каждой поездке по фронтам я стремился проверить эффективность и прицельность выступлений газеты, их соответствие запросам действующей армии. Сказав несколько добрых и даже лестных для нашего коллектива слов, Ватутин выразил пожелание, чтобы "Красная звезда" лучше освещала опыт наступательных операций. Притом были помянуты и Острогожско-Россошанская и Воронежско-Касторненская. Я не замедлил воспользоваться этим: