Походные письма 1877 года

Монотония и скука существования в императорской Главной квартире ужасны. Отупение увеличивается в страшной прогрессии et je crains que nous ne devenions tous cr la fin de la campagne*.

Вот вкратце как проводится здесь день. Государь встает обыкновенно в 8 или в 8, и выйдя из своего домика, прохаживается с полчаса перед тем, чтобы пить кофе на балконе, забранном холстом, в сообществе графа Адлерберга и Милютина. Изредка, когда ветрено на балконе, государь сходит в общую палатку пить кофе. В это же время, иной раз перед питьем кофе, а другой раз тотчас после государь сам читает нам военные телеграммы, полученные ночью (государя будят всякий раз) и рано утром. Чтобы услышать эти вести, все (почти, кроме встающих поздно) стараются быть в это время в столовой палатке и попасться на глаза государю при его прогулке. Впрочем все приходят, когда вздумают, в столовую пить чай и кофе. Вставая раньше всех, я пью чай дома, занимаюсь и затем в 9-м часу отправляюсь в столовую. Несколько раз государь меня требовал на балкон для доклада чего-либо или сообщения мне бумаги, известия секретного свойства. Во время чая граф Адлерберг и Милютин прочитывали государю телеграммы, выписки из газет и местные сообщения. Иной раз призывают Гамбургера для чтения дипломатической экспедиции. Затем все расходятся до завтрака, кроме дежурных (генерал-адъютантам приходится дежурить на 4-й день). Между кофе и завтраком государь принимает доклад - Милютина, Адлерберга или Мезенцова. По воскресеньям обедня в 11-ть. Иной раз смотр проходящим войскам. В 12-ть все собираются в столовую на завтрак. Около государя садятся Милютин и Суворов, а когда главнокомандующий и Непокойчицкий приезжают завтракать (через день), то их сажают по сторонам около государя, а Милютин и Суворов за ними. Адлерберг сидит на месте хозяйки - против. Около него Werder и Bertolsheim или же начальник проходящих частей. На втором месте слева около Werder'a нахожусь я обыкновенно. Когда Bertolsheim'a нет, то Werder садится направо, а я налево около Адлерберга. Государь очень мил, приветлив и деликатен, но когда идет бой и ожидаются решительные известия, несмотря на удивительное умение брать на себя и ничего не показывать, беспокойство и томительное нервное опасение тяготят над всеми. У нас два записных шута - Emile Witgenstein и Сологуб. Ils ne tarissent pas, surtout le premier, bien souvent au d de leur propre dignit personnelle*. Анекдоты иной раз скабрезные, а зачастую площадные, сыплются, и Витгенштейн удивительно изобретателен в этом отношении. За завтраком подают суп и мясное блюдо с зеленью, картофелем и пр. После завтрака все снова расходятся. Государь занимается у себя, принимает доклады, которые не успели доложить до завтрака и пр. Около 4-х ложится спать, а около 5 - верхом или в коляске едет к раненым в госпитали или совершает прогулку на бивак и т. п., большею частью в сопровождении дежурных и 6 казаков конвоя. В 7 час. обед тем же порядком, но с музыкою Преображенского полка, играющею великолепно. Подают суп, мясное блюдо (редко рыбу или пирог) с зеленью, жаркое и сладкое. После последнего блюда за обедом, точно так же как и за завтраком, государь вынимает папироску и командует: "Вынимай па...", а все хором отвечают "...трон", что служит разрешением закурить папиросы, сигары и курить. Разговоры общие, шутки, а иной раз чтение телеграмм и выписок из газет (Адлербергом) тут бывают. Затем государь выходит пред дом под навес, садится на кресло, а мы - кто сядет на прилавок, кто на табурет, поблизости, а кто разговаривает с товарищами, стоя в свитской группе в нескольких шагах от государя. Пробыв с четверть часа, самое большое с полчаса на воздухе, государь идет в свой кабинет заниматься, а публика расходится (кроме дежурных, остающихся в столовой палатке или около дома). После зари в 9 аса все собираются пить чай, и государь выходит. Садятся в таком же порядке. Когда Сергей Александрович (великий князь) с нами, то он садится против государя и разливает чай его величеству и ближайшим лицам (его высочество и мне всегда наливает). Другие сами себе разливают из чайников, расположенных по столам.

Граф Адлерберг дочитывает t de Havas, выписки из разных иностранных газет и пр., а государь читает сам громко все военные известия, которые можно сообщить свите. В 10 час. - поздно в 11-ть - все расходятся по палаткам спать. Когда я не дежурный, я не прихожу к вечернему чаю из опасения простудиться при возвращении на мой бивак. Принимаю у себя в палатке посетителей и старюсь лечь спать в 10, потому что при чуткости моего сна не дают мне спать собаки, куры, петухи, лошади и свиньи, окружающие мою палатку и нередко даже проникающие в нее. Расскажи деткам, что на этих днях какой-то странный шум меня разбудил, и я увидел у самой кровати своей... свинью (Катичке это очень понравится), поднявшую мордою своею полу моей палатки и усердно рывшуюся в земле со свойственным ей хрюканьем. Несколько дней тому назад писал я преспокойно в своей палатке, вдруг чуть не у самого уха пронзительно ослиный рев. Смотрю, осел просунул ко мне голову и приятно помахивает длинными ушами. Оказалось, что этот осленок прикормлен придворною прислугою и повадился ходить по палаткам просить сахару и сухарей. Избалованный и выхоленный - не по шкуре осленок!

Наконец-то добрая весть. Турки совершенно очистили Сухум, и абхазцы частью ушли в Турцию, частью покорились.

У Циммермана было несколько удачных схваток казаков с турками и египтянами. Сулейман занимается переформированием своей армии, понеся потерю тысяч в 8 или 10 чел., по сведениям лазутчиков, утверждающих - что весьма правдоподобно - что мы отбили у турок охоту ходить на штурмы и что Сулейман принимал энергические, принудительные меры, чтобы посылать вперед своих подчиненных.

Оказалось, что под Плевно наша потеря значительнее (до 1000 чел.). У нас утешаются мыслью, что Осман отбит, понеся потери в 3 тыс. чел. Но я нашего солдатика одного за 100 турок не променяю. Любопытен один эпизод плевненского боя: солдатик из поляков ранил в упор турецкого полковника и крикнул товарищу, чтобы пособил захватить его в плен. Турок крикнул на нашего солдатика по-польски: "Мерзавец, слышу по твоему выговору, что ты, как и я, поляк, как тебе не стыдно стрелять в меня за москалей?" Солдатик в ответ заколол своего земляка. Вообще нашим приходится зачастую встречать в рядах турецких людей, отлично говорящих по-русски, черкесов, поляков...

Сию минуту атаковал князь Имеретинский со Скобелевым турок, принудили очистить город и отступить на позицию, с которой их снова сбили. Успех полный, подробности неизвестны еще.

Когда Непокойчицкий удостоверил, что войск у Радецкого пред Габровом достаточно, 2-я дивизия Имеретинского, бригада 3-й дивизии (под командою моего корпусного товарища Вадима Давыдова) и Киевская стрелковая бригада Добровольского получили приказание идти чрез Сельви к Ловче. Скобелев, стоявший в 10 верстах от Ловчи (у Какрина) - бригада пехоты с бригадою казаков - давно просил атаковать, ручаясь за успех. Но так как рисковать на этот раз не хотели ничем, то направили к Ловче все войска, поименованные выше, поручив атаку Имеретинскому, который, сговорившись со Скобелевым, составил проект нападения. Атака должна была начаться в субботу или воскресенье, но Имеретинский испросил позволения отложить ради утомления войск и произвел ее в понедельник в 3 часа утра.

Государь опасался и тревожился, тем более что опять пришлось нам начинать предприятие в понедельник (атака на Плевно вторая была в понедельник, что усиливало суеверие). Скобелев, нет сомнения, принял деятельное (даже главное) участие в деле. Еще ночью захватили они командующую высоту на фланге турецкой позиции, что заставило неприятеля очистить город и перейти на другую укрепленную позицию непосредственно за городом. Наши, поставив артиллерию на высотах, пошли в обход. Дальнейшие подробности узнаем часа через 3. Но в 8-м часу получена телеграмма из Главной квартиры Зотова, поздравляющая с победой.