Ангел и фляга (СИ)

Возможно, многим людям, испытавшим серьёзные трудности в жизни, всё это покажется смехотворным, незначительным. В конце-то концов, есть люди, которым некуда идти. Есть смертельно больные, военнопленные, заключённые, инвалиды, калеки.

Но, как уже говорилось, у каждого человека есть свой болевой порог. Мой, видимо, оказался слишком маленьким, если я так тяжело воспринимал невзрачные тексты в квадратном окошке монитора. Но веки дёргались, руки тряслись, хотелось кушать, а купить еды было не на что – всё испарялось где-то на пути между Нижним Новгородом и Москвой, уходило на оплату мобильного телефона и глобальной сети. При всём при этом я старался, как мог, выделить хоть немного денег для семьи, в которой жил до того, как переехал «на Крылья». Для моей настоящей семьи.

В один прекрасный день мне повезло. Со мной связался человек из фирмы, оказывающей услуги по ремонту компьютеров и протяжке локальных сетей. Он предложил мне реальный заработок – предположительно, в вечернее время. С успехом, свистом и воплями восторга я прошёл собеседование, вышел на тестовое задание и опять-таки, с успехом его выполнил. Как говорил тот работодатель, я был профессионалом, что для меня представлялось полной неожиданностью. Я не верил в своё счастье, это походило на глоток воздуха после продолжительного удушья.

По простоте своей, решил без лишних раздумий: надо рассказать обо всём Алисе, обрадовать её, сказать, что ещё немножко – и можно жить самостоятельно, вдвоём, что скоро можно будет собрать вещи и двинуть обратно в Москву. И лучше сделать это вживую, по телефону, а не по какой-то там электронной почте. Недолго думая, набрал нижегородский номер. Трубку сняла её мама, пояснив, что Алисы нет дома, но что я могу передать что-нибудь. Естественно, старина Боб выдал всё, что смог – работа найдена, можно сказать, что сейчас всё в порядке, что перспективы есть. Мама Алисы Исаевой выслушала меня очень спокойно, мне показалось, она обрадовалась моей находке.

Её мама вообще показалась мне на удивление крепким и сильным человеком, меня поразило её спокойствие. И даже когда несколькими неделями раньше я попросил у этой женщины рукИ дочери, глаза у мамы Алисы на лоб от удивления не полезли. Но … мне показалось странным, что человек может так спокойно реагировать на моё предложение. Как будто я сообщил ей прогноз погоды или курс валюты на текущий день.

Даже Кейв порадовался за меня. Хочется надеяться, конечно, что радость его была искренней. Будучи на седьмом небе от счастья, я уже видел, как нахожу уютную квартиру или комнату на окраине города. Как устраивается быт, налаживаются дела, начинается «взрослая» жизнь, где всё определяют двое: я и Алиса Исаева.

Сладко мечталось о том, какой же красивый и умный будет у нас ребёнок, как параллельно я пишу самый гениальный роман начала двадцать первого века, с лёгкостью преодолеваю конкурсы, загребая деньги лопатой, отмахиваясь от многочисленных фанатов и журналистов.

И там, в мечтах и стремлениях, всё было в порядке. Но в реальной жизни складывалось иначе – точнее, не складывалось совсем. Как говорят в этом случае люди бывалые, и в работе, и в личной жизни была сплошная «непруха». То первое тестовое задание, которое я с успехом выполнил, оказалось последним: работодателя, при всём его стремлении дать мне работу, не устраивал мой временной график. Что неудивительно, ведь «рабочая скотинка» нужна людям днём, а не поздно вечером или ночью.

Из-за провалов в поисках второй работы, общение, на первых порах обещавшее очень много хорошего, постепенно превращалось в бесконечное и бессмысленное выяснение отношений. Во время одного такого разбора полётов неожиданно открылось, что во время моего звонка в Нижний Алиса была дома, и всё прекрасно слышала. После этого мне снова стало невыносимо мерзко. Ничего хорошего, кроме недоверия, такое «открытие» не несло. Пришло понимание того, что если один раз человек выкинет такой фокус, стало быть, цирк подобного рода будет нормой. Я-то, по простоте душевной, полагал и до сих пор полагаю, что когда имеет место быть любовь, то отношения людей любящих должны строиться на доверии. Если его нет, то ни о какой любви, а уж тем более – об образовании семьи – не может быть и речи.

Пожалуй, это было первым, что заставило меня крепко подумать над тем, имеет ли мне смысл продолжать дальнейшее общение и работу над созданием такого светлого будущего.

Разумеется, ответ Алисы на моё письмо, в точности передающее диалог с родителями, также заставил меня очень крепко подумать. В ответе не было ни тени сочувствия.

По нему я понял, что ей попросту безразлично, что мне вообще довелось пережить, когда ТАК говорил с родными. Её интересовал только результат, а поскольку результата не было, меня раз от раза окатывали потоками ледяной воды. Оказывается, всё, что я ощутил после катастрофически крупной ссоры с ними, было просто лирикой, которая к делу не относилась. Ни больше, ни меньше.

Такого ответа я не ожидал, и по мере чтения Алисиного письма я чувствовал, как что-то медленно, но верно умирает во мне. Может быть, надежда на лучшее. Может быть, вера в эту женщину, так заботливо и ласково говорящей с незнакомыми людьми - и в то же время, персонально для меня нашедшую слова, от которых первые несколько секунд жить не хотелось вообще.

В этот же день я и задал себе вопрос: а оно вообще, в принципе, правда – или мной просто пользуются? И стал искать ответа на этот вопрос, вспоминая разные мелочи, в которых Алиса, так или иначе, проявлялась как «пользователь».

По отношению этой женщине моё «я» вдруг разделилось на две неравные по силе воздействия части. Первая и бОльшая часть беззаветно, преданно любила Алису Исаеву, верила ей: эту часть условно можно назвать «сердцем», «душой». Вторая часть, более прагматичная, чем первая, замечала некоторые особенности и мелочи в поведении Алисы, её можно назвать «разумом», «логикой». Оставаясь наедине с собой, «разум и логика» раскладывали, будто пасьянс, перед «сердцем и душой» эти мелочи, и задавали разные нехорошие вопросы.

Обычно «сердце и душа» не слушались «разума и логики». В отдельных случаях просто «просили выйти вон», хотя от случая к случаю становилось понятно: что-то совсем не так в королевстве датском. Это «что-то» сопровождалось ударами и сильной болью, после которых «душа и сердце» худо-бедно оправлялись и продолжали спокойно жить дальше, любить и прощать.

Но в тот день боль оказалась слишком сильна. И «бездумная часть меня» с ней не справилась.

***

Я всегда скептически относился к различным сектам и сектантам, считая тех, кто беспрекословно подчиняется торговцам верой, глупее себя. Обычно мишенями сект становятся «люди на грани», испытавшие сильное горе, готовые верить кому и во что угодно, лишь бы унять боль, не чувствовать себя одинокими, найти хоть какую-то опору в жизни. Условно, любая боль, в том числе и душевная – это брешь, дыра, через которую от человека уходят силы. Особенно актуально это для подростков, или, как вариант, людей, мировоззрение которых сложилось не полностью, когда у человека ещё остаётся ряд вопросов.

У большинства сект есть свои теории об устройстве бытия, о жизни и смерти, о происхождении мира, в котором живут. Большинство «рулевых» прекрасно видят эти бреши, любезно предоставляют различные «бальзамы для ран», а также ряд простых и понятных ответов на любые вопросы.

Но, как правило, лекарство для души лишь выглядит как лекарство – на самом деле это шланги с острыми иглами, которые надёжно и прочно засаживают в раны, откачивая из несчастного всё, что возможно. Временные и материальные блага, как правило. Сознание жертвы путём хитрых манипуляций обрабатывается таким образом, что та становится легко управляемой, готовой пойти на что угодно ради манипуляторов.

Оглядываясь назад, понимаю: думать, что ты умнее других – ошибка, которая может привести к самым плачевным последствиям. По состоянию психики, в две тысячи третьем году я был полностью готов к «загрузке», и обладал неким ресурсом, пригодным для использования.