Две жизни

Наиболее опасным в данном отношении был для 6-й армии декабрь 1918 года, принесший неустойку 3-й армии на Восточном фронте и захват Колчаком Перми, а на Северном фронте, в Печорском крае, — активные и успешные действия чехословацких отрядов против афериста Мандельбаума.

Заменившие его командиры успели упрочить наше положение на Печоре, но, не располагая силами и средствами, не смогли надежно обеспечить край от дальнейших посягательств и с севера и со стороны Чердыни.

Это угрожающее положение Печорского края и тесно связанного с ним правого фланга 6-й армии (районы Вятки и Котласа) заставило Военный совет армии в начале 1919 года обратиться с особым письмом к Владимиру Ильичу. Судьба этого письма (опубликованного впоследствии в XXXIV Ленинском сборнике с резолюцией и пометками Владимира Ильича) отчетливо показывает, какое значение придавал Ленин Северному фронту, как пристально следил за положением на нем, как внимательно относился к сообщениям с мест, как мудро оценивал боевую обстановку во всех ее подробностях и как быстро, полно, дальновидно принимал меры для устранения всех недостатков.

С целью наглядно показать это не могу воздержаться, чтобы не воспроизвести следующее место из письма 6-й армии и ответ Ленина:

На полях этого письма Ленин написал:

К концу 1918 года основная 18-я стрелковая дивизия 6-й армии имела две бригады на железнодорожном направлении, а третью — на Северной Двине с полками на Ваге, Пинеге, Мезени, Вакше.

На левом фланге армии интервенты, захватив район Чекуева на Онеге, держали в своих руках единственную дорогу, соединявшую Архангельский район с Мурманском.

Свой план на овладение укрепленным Шенкурском я строил на одновременной атаке его с трех сторон: с фронта, вдоль Ваги (Вельская колонна Филипповского — 1200 штыков с 6 тяжелыми орудиями); со стороны железной дороги, от станции Няндома, удаленной от Шенкурска на 190 верст (колонна Раудмеца — 1000 штыков); от села Кодема на Северной Двине, удаленного на 250 верст (колонна Солодухина — 600 штыков с одной 6-дюймовой пушкой). Одновременно партизанский отряд у села Шеговары (40 верст севернее Шенкурска) должен был отрезать противнику отход в тыл.

Я ясно себе представлял, что если бы такую операцию я представил профессору генералу Орлову в Академии Генерального штаба, то мне не видать бы Генерального штаба, как своих ушей, так как мой план не только был труден и рискован, но вообще противоречил основному правилу военного искусства — не назначать соединения разрозненных частей, что называется, под носом у противника. Но я твердо рассчитывал на следующие, оправдывавшие план соображения:

— на испытанные уже качества красноармейских частей и начальников колонн;

— на пассивный характер всего Шенкурского гарнизона (3 тысячи американцев и канадцев с белогвардейцами) и его начальника, и без того, по сведениям разведки, опасавшихся за свое слишком выдвинутое вперед положение, а потому более рассчитывавших на отсижи-вание в укреплениях города;

— на то, что окружающая местность считается ими недоступной для продвижения войск зимой, при глубине снега до двух аршин, и особенно для артиллерии (эти убеждения мы старательно поддерживали в гарнизоне через доверенных агентов);

— на отличное знакомство с этой местностью наших войск, непрерывно беспокоивших американцев деятельностью разведывательных команд и приучавших американцев к своему появлению;

— на то, что действительно труднодоступная местность окажется для местных уроженцев с их умением приспосабливаться к суровым условиям русского Севера вполне преодолимой;

— на предложение члена Революционного Военного Совета армии Кузьмина принять на себя и других надежных сотрудников оперативного отделения штаба армии непосредственное наблюдение на месте за согласованностью действий начальников келонн при атаке города; распорядительность в боевой обстановке и любовь к военному делу Кузьмина (за эти качества, уже выявленные на Северной Двине, он был награжден орденом Красного Знамени) не давали места сомнениям, что он справится с взятой на себя задачей. [94]

Таким образом, я больше опасался не за атаку города, а за успешное продвижение на такие расстояния фланговых колонн, лишенных надежных средств связи.

Директивой, данной начальникам колонн 12 января для начала наступления, предусматривался одновременный штурм города всеми тремя колоннами в 24 часа в ночь на 25 января. Подготовка же наступления велась уже с декабря.

Мои предложения оправдались полностью.

Ровно к 24 часам все три колонны заняли исходные положения для атаки. Не предусмотрел я только одного — что войска, не исключая и начальствующего состава, и без того плохо питавшиеся, будут после продолжительного движения и утомленными, а город в изобилии снабжен всякого рода запасами. Это не могло не создать задержки и действительно ее создало.

После короткого боя противник в ночь на 26 января сдал город и поспешно отступил к северу на 60 километров, на укрепленные деревни Выставка и Кицки.

Разбор операции был очень поучителен.

Город, сильно укрепленный, был взят, но главная цель — уничтожение Шенкурского гарнизона и выход к устью Ваги — достигнута не была. В этом я прежде всего винил самого себя: недостаточно категорично эта цель была поставлена перед исполнителями, считавшими (неправильно, конечно, так как идея операции им была разъяснена на предварительных совещаниях) с захватом города главную задачу выполненной, а дальнейшую — делом слабого партизанского отряда у Шеговар.

Несостоятельным здесь оказалось и поведение Кузьмина и начальника оперативного отделения, от которых я был вправе ожидать проявления необходимой инициативы. Они же при создавшейся задержке в городе оказались и лично слабыми и не сумели повлиять на начальников колонн.

Рядовой состав колонн — командиры и красноармейцы — при наступлении к Шенкурску вели себя выше всяких похвал.

Трудности движения были преодолены с такой воинской доблестью, на которую способен только русский солдат, что я убежденно отстаивал, как читатель помнит, еще в Академии Генерального штаба в беседе с генералом Леером.

Трудности в Шенкурской операции для всех трех колонн были одинаково велики, но различны по своему характеру; в преодолении их громадную роль сыграли военные комиссары колонн и коммунисты.

Перед средней, Вельской, колонной стояли трудности чисто тактического, боевого характера. Она была вынуждена все время наступать с фронта под сильным артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем противника, по совершенно открытой местности, по глубокому снегу. Опасавшиеся за свой правый фланг американцы вели хорошее наблюдение в сторону железной дороги. Это натолкнуло самих красноармейцев Раудмеца обратиться к помощи «мимикрии», хотя они и не подозревали о существовании такой отрасли военно-инженерного искусства. Они быстро приспособили свой несложный гардероб к боевой обстановке, надев нижнее белье поверх своих шинелей и приняв тонкие строи. Эти меры позволили колонне продвигаться вперед, не привлекая особого внимания противника.

Громадные трудности выпали на долю Северодвинской колонны Солодухина. Она должна была преодолеть громадное расстояние по пересеченной, лесистой местности, покрытой глубоким снегом, без каких-либо дорог. Самоотверженность рядовых коммунистов, изобретательность самих красноармейцев и опыт Солодухина, бывшего в старой армии унтер-офицером саперных войск, помогли колонне не только своевременно выйти к Шенкурску, но дотащить с собой тяжелую пушку, ставя ее то на салазки, то расчищая перед ней снег деревянным треугольником, раздвигавшим перед собой снег и позволявшим двигаться орудию. Зато первый же выстрел из этой пушки в начале атаки на город, как мне говорили впоследствии пленные, окончательно подорвал дух гарнизона: появление колонны, да еще с тяжелой артиллерией, со стороны, считавшейся непроходимой, решило судьбу Шенкурска.