Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

После обеда нам был положен час отдыха. Командир отделения приказным тоном сообщил:

– Вам нужно передать мне по пятнадцать рублей на «новогодние подарки».

Мы опешили. Я попробовал возразить:

– До нового года ещё два месяца!

– Вас не спрашивают, – отрезал он. Потом чуть смягчился: – Эти «подарки» вам понадобятся с сегодняшнего дня. У кого нет денег – удержат из месячного пособия, которое составляет 30 рублей. Магазин принадлежит нашей воинской части.

Младший сержант попросил одного солдата взять вещмешок и пойти с ним в магазин. Они ушли, а мы легли отдыхать. После подъёма увидели свои «подарки» – в бумажных пакетах были уложены необходимые солдатские принадлежности: три иголки, пара катушек ниток (белых и зелёных), три подворотничка, пластиковая дощечка, паста и щётка для чистки до блеска пуговиц и пряжки ремня. Ещё там обнаружилась зубная щётка и зубной порошок, сапожный крем и опять щётка. Вот и весь «подарок».

Первое, чему нас учили – чистить металлические пуговицы гимнастёрки. Пластиковая дощечка с круглым отверстием и узким продольным вырезом посередине нужна была, чтобы все пуговицы собрать вместе, и заодно предохраняла одежду от пасты и грязи при чистке. Тут же все впервые начистили свои пуговицы.

– Сапоги чистить будете не в казарме, а на улице или в туалетном помещении, где находятся умывальники и специальные скамеечки для чистки обуви, – сказал нам командир отделения. – Завтра утром проверю. А теперь будем учиться подшивать подворотнички. Взяли белые нитки, вдели в игольное ушко, приложили к вороту гимнастёрки с внутренней стороны и пришиваем так, чтобы он был виден вокруг, но выступал не более чем на два миллиметра.

Далеко не у всех это получилось сразу, и провозились мы с шитьём не менее получаса. После небольшого перерыва нас стали знакомить с воинскими званиями от рядового до маршала – по знакам различия на погонах. Вот такую науку нам преподали в первый же учебный день. Далее был ужин и свободный час, когда можно было погулять по территории учебной части или посидеть в казарме.

Перед сном вечерняя поверка, на которую пошли всем взводом под командованием помкомвзвода. Он повёл нас за пределы штабных ворот на широкую асфальтированную площадь, называемую учебным плацем. После переклички нас начали учить ходить строем, не мешая друг другу. После команды «Взвод, стой!» провели небольшое совещание по выбору запевалы. На вопрос командира, кто желает быть во взводе запевалой, ответом была тишина.

– Тогда скажите, кто хорошо поёт, – настаивал он.

– Молодцов, – произнесло чуть не хором несколько голосов из строя. Мой голос тоже прозвучал.

– Кто Молодцов? – спросил командир.

– Я, товарищ старший сержант, – ответил стоявший первым в строю мой земляк.

– Вы согласны быть запевалой?

– Согласен, но я не знаю строевых песен.

– Я вам дам сейчас несколько отпечатанных строевых песен. Вы должны выучить хотя бы одну, а завтра вечером споём.

Все, кто ехал в нашем вагоне, знали, как чудесно поёт Илья. Мы ещё разочек прошлись строевым шагом по плацу и вернулись в казарму. По команде «Рота, отбой» закончился наш первый день учёбы.

Глава 40. УЧЕБКА. ПЕРВЫЕ ДНИ

Наутро после подъёма мы все с начищенными до блеска пуговицами и сапогами, пришитыми белыми подворотничками предстали перед командиром отделения. Он каждого придирчиво осмотрел и остался недоволен:

– Что это у вас ремни болтаются на пузе? Подтянуть всем так, чтобы рука под ним не пролезала!

Мы подтянули ремни. Он подходил по очереди к каждому, брался за пряжку и проверял всех по порядку. Когда подошёл к Панину, стоявшему рядом со мной, гавкнул:

– Не надувайся!

– Я не надуваюсь, – ответил Панин.

– Прекратить разговорчики в строю! Здесь говорить имею право только я!

Взвод, построенный после проверки командиром отделения, зашагал на плац для занятия строевой подготовкой. Командовал помощник командира взвода, добрый и весёлый малый. Лейтенант – командир взвода – наблюдал за занятием. Проходя строевым шагом мимо него, отдавали честь, прикладывая руку к головному убору. Когда он нас приветствовал: «Здравствуйте, товарищи солдаты!» – мы отвечали: «Здравия желаем, товарищ лейтенант!»

Так мы промаршировали несколько часов, правда, с перекурами, до самого обеда.

После обеда нам полагался часовой отдых в постели. Один новобранец из нашего отделения стал проситься у командира отделения в санчасть, жалуясь на боль в животе. Это был Ахметов, татарин по национальности. Командир отделения его отпустил. Тут он и пропал: нет его день, другой. Потом пришли санитары и забрали его постель. Мы заволновались и спросили у командира:

– Что случилось с нашим товарищем?

Он усмехнулся:

– Ваш товарищ привёз подарок от уральских девиц. Под названием триппер, а по-научному – гонорея! Сейчас он на лечении в госпитале.

Постель Ахметова находилась со мной в одном ряду, через одно койко-место. Я теперь с любопытством посматривал на пустующую постель. А больной вернулся из госпиталя где-то через две недели.

Каждую неделю в субботу нас водили в баню, в ту же самую, в городе, где мы получили первое обмундирование. В этот же день нам меняли постельное бельё.

Довольно быстро командиры занялись нашей физподготовкой. На первом уроке проверяли наш уровень физического развития на данный момент. Вначале бег, до пота, по площади крепости с постоянным ускорением темпа. Далее работа на снарядах. Первый – перекладина. Командир отделения сам показал упражнение, которое мы должны были выполнять. Сначала – подтягивание, и сделать его было необходимо не менее трёх раз, причём засчитывались лишь те попытки, когда подбородок выступал выше перекладины. У меня получилось именно три раза, так что я получил «зачёт». Больше всех подтянулись Панин и Шульгин. Человека три норму не выполнили, и им дали задание в свободное время заниматься на турнике.

Следующим снарядом были параллельные брусья. Снова командир показал пример. На этот раз упражнение оказалось довольно сложным, а брусья-то я видел впервые в жизни. Уровень брусьев – выше плеч. Необходимо было встать между ними, положить руки на брусья, подпрыгнув, оказаться на вытянутых руках, сделать пару махов, перекинуть одну ногу за брус, следующим махом – другую, спрыгнуть за пределы брусьев и встать в исходное положение. У меня с самого начала дело не заладилось. Когда я подпрыгнул, чтобы встать на вытянутых руках, моя правая рука меня не удержала, и я оказался на локтях. Командир отделения подошёл ко мне и строго спросил:

– В чём дело?

– У меня рука была недавно сломана, и она ещё не совсем зажила, – признался я.

– Если бы у тебя рука болела, то тебя бы в армию не взяли, – возразил командир. – Будешь тренироваться в свободное время, пока не научишься. На следующее занятие, через неделю, чтобы был готов!

– Есть быть готовым через неделю! – ответил я. И стал тренироваться каждый день. Мне помогал Панин. Начал я с отжимания: от пола, земли и даже на нарах. Вечерами тренировался на брусьях, и на следующем занятии у меня всё получилось. Брусья дались не всем сразу. Таких недотёп как я была чуть не половина отделения, и это немного меня утешало.

Третьим снарядом был конь длиною с полметра. Такого «конька» все перепрыгнули вполне прилично. Но потом принесли настоящего «конягу» размером метра с два. Командир показал, как надо прыгать через него, и сам чуть не упал в конце прыжка, поскольку был грузноват для таких полётов. Вначале был нужен сильный разбег, потом – полёт над конём и упор на руки почти в конце спортивного снаряда – вот тогда лишь его можно преодолеть. Из всего отделения так перелететь коня удалось лишь троим: Панину, Шульгину и Максимову. Остальные же пыжились кто во что горазд: одни добегали до коня и, не зная, что делать дальше, пробегали рядом, другие ложились на коня пузом, третьи (я оказался в их числе) всё делали правильно, но не долетали до конца снаряда, садившись на коня верхом. Оставалось лишь надеть на него уздечку, конь, наверное, ожил бы и начал бить копытами. Вот тогда-то я с ним бы точно справился!