Глубокий рейд

Родители Льва Михайловича отыскались: они находились в одном из партизанских отрядов Белоруссии, за ними направляли самолет.

Радист еще ниже склонился над аппаратом. Какая-то станция добивалась с ним связи. Он быстро настроился и принял радиограмму. Самолет-разведчик сообщал: "Конницы не обнаружил". Радист передал текст генералу. Тот кивнул головой и приказал не терять с разведчиком связи. Вошел командарм. Он ездил осматривать укрепления на запасных рубежах обороны.

- От Доватора что-нибудь есть?

- Пока ничего.

Радист принял от самолета еще одно сообщение. В направлении Гуляево, по западному берегу реки Межа, разведчик обнаружил массовое передвижение пехоты и танков противника.

- Что это значит? - Командарм взглянул на начальника штаба. Глаза их встретились. Они тревожно смотрели друг на друга.

- Весь вечер думал: именно этого следовало бояться.

Гордей Захарович склонился над картой.

- Можно предположить, что они разгадали маневр Доватора.

- Уверен в этом, - отозвался Гордей Захарович, пощипывая усы.

- Помешать надо, - проговорил командарм.

- Разумеется! - И снова начштаба армии дернул себя за усы.

Он сердился на себя за то, что не мог придумать, чем помочь выходящей из тыла врага коннице. Нужно было сильное средство - вроде контрудара с этой стороны, с хорошей артподготовкой. Однако Гордей Захарович высказать свои мысли не успел.

Командарм приказал позвонить комкору Черепанову, пусть немедленно подтянет в район переправы побольше пушек. Умнее этого решения нельзя было придумать. Наштарм взял телефонную трубку.

- "Волга", к аппарату четыре! Здравствуй, душа моя. В районе 24/46 сегодня встречаем нашего заграничного жениха. После свадьбы он возвращается обратно. Из Гуляева на железных колясках к тебе едут гости, они хотят отбить у жениха невесту. Подвози-ка побольше хмельного, надо гостей торжественно встретить, да и помешать хулиганской выходке. Да, да. Не можешь? Надо это сделать. На-до сделать! - повторил Гордей Захарович тихо и повелительно. - Старший сват будет на свадьбе.

Он вскинул глаза на командарма - тот одобрительно кивнул головой.

...Над болотом поднимался туман. Так же, как и накануне, люди проваливались по пояс в грязную жижу, так же храпели измученные кони, стонали раненые.

Нина при тусклом свете луны, почти на ощупь, собирала обильно растущую клюкву, давила ее в кружке и подносила к воспаленным губам изнемогающих от жажды людей.

- Сестричка-а-а, о-о, еще глоточек. Спасибо, родная!..

- Тише, милый, - шептала Нина.

- А? Да я ничего, сестричка. Ни-че-го! У-ух! За такое мучение мы должны в рай попасть...

Тихо шумят леса Духовщины, окутанные туманом. Качаются высокие сосны, скрипят, точно стонут от боли.

На твердой почве кони повеселели. Помахивая головами, они косятся на листья деревьев, торопливо шлепая губами, срывают их, кропят мокрыми хвостами усталых казаков, и те туже подтягивают подпруги, прилаживают подсумки, счищают прилипшую грязь - на Большую землю надо прибыть в полном порядке.

...А где-то по Смоленской дороге прет армада танков - с желтыми крестами, с танцующими на башнях ведьмами. Генерал Кляйнман спешит...

По лесной просеке конница быстро идет на полной рыси. От разгоряченных конских крупов валит пар. Скрипят кавалерийские седла, звенит добрый цокот подков. Раннее утро отгоняет дрему, тает сырой, холодный туман - ожидается яркий солнечный день.

Доватор придержал коня и остановил колонну. Тронув рукой за плечо Карпенкова, коротко приказал:

- Шаповаленко ко мне!

Кони весело пофыркивают, помахивая головами, играют колечками недоуздков: предчувствуют близкий отдых.

- Филипп Афанасьевич! - Доватор склонился к передней луке и, поглядывая на подъехавшего Шаповаленко, тихо спросил: - Казачий способ разведки знаешь?

- Знаю, товарищ полковник, - это помаячить?

Доватор кивнул головой.

- Впереди, метров пятьсот, переправа, - продолжал Лев Михайлович. Возьми пять хлопцев, выезжай, помаячь - и обратно. Понял?

- Понял, товарищ полковник. Разрешите выполнять?

- Добре. Рысью, марш! Только осторожненько, чуешь?

Доватор вздохнул, еще ниже склонился к передней луке, выправил челку и нежно погладил коню шею.

- Начальник штаба, проверь еще раз готовность заслонов! - приказал он Карпенкову.

Сбоку, понукая коня, подъезжал всадник. Доватор узнал комиссара полка Абашкина.

- А ну, скажи, Абашкин, как твое сердце вещует?

- Дремал на последнем привале, товарищ полковник, и видел во сне домового. Будто он моему коню гриву спутал, а это, говорят, к счастью.

- Чудак! - тихо засмеялся Лев Михайлович. - В каком же духе он тебе представился?

- Да так, старикан с белой бородой, приятный такой старичок.

Всадники выехали на опушку леса и остановились. Резкий прохладный воздух говорил о близости реки. Над лесом нависла голубая просинь, и восток в полнеба горел утренней зорькой.

Шаповаленко остановил коня. Ничего подозрительного не было. Филипп Афанасьевич поехал медленным, спокойным шажком прямо к переправе, за ним следовали пять казаков.

Гитлеровцы давно уже заметили всадников - они ожидали их целую ночь. Казаки подъезжали все ближе, но вдруг остановились, настороженно посмотрели вперед и, круто повернув коней, на полном галопе помчались к лесу. Немцы не выдержали и открыли беспорядочную стрельбу, подняли галдеж, повылезли из окопов. Выдвинутый вперед по пути движения колонны заслон только того и ждал. Два эскадрона, усиленные станковыми пулеметами, в пешем строю, скрытно подошли почти к самой переправе. После сильного огневого удара заслон коротким броском ворвался в траншею и оттеснил немецкую засаду на юг.

Конница начала переправу одновременно тремя колоннами. Доватор стоял на берегу и подстегивал коней плеткой.

- Шире шаг! - раздавался его требовательный нетерпеливый голос.

Лев Михайлович все время тревожно посматривал на юг, откуда все явственней и явственней доносился густой клекот танковых моторов. Над переправой с визгом пролетели первые немецкие снаряды.

- Не задерживай! Вперед! - вразнобой звенели голоса командиров.

Однако измученные тяжелым переходом кони, вытягивая шеи, рвали из рук поводья и жадно бросались пить. Казаки хлестали их плетками, но оторвать от воды непоеных коней было трудно. Задние напирали, передние задерживали...

Пехота противника оправилась и при поддержке танков стремилась прорваться к броду, теснила заслон. Доватор понимал, что положение становится все опасней. Угодивший по переправе снаряд покалечил нескольких лошадей. В эту минуту около Доватора, кроме Гордиенкова, никого не оказалось. Командный состав наводил порядок на переправе.

- Гордиенков, станковые пулеметы на огневые позиции! - приказал Доватор. - Быстро, Алеша! - Сам остановил проходивших вьючных лошадей и помог снять пулеметы.

Криворотько вместе с Алексеем покатил "максимки" к оборонявшемуся заслону. Заслон уже находился от брода в трехстах метрах и, огрызаясь автоматными очередями, отходил.

Лев Михайлович выхватил из кобуры пистолет и побежал навстречу заслону. Следуя за ним, устремился и комиссар Абашкин, подоспевший к этому времени.

- Вперед! За мной! - крикнул Доватор.

Пули вспарывали под ногами землю. Абашкин что-то кричал Доватору, но тот, казалось, не замечал свиста пуль, не слышал голоса. В эту опасную минуту им овладел тот горячий порыв, когда собственная жизнь отодвигается на задний план. Лев Михайлович думал об одном: о тысячах переправлявшихся людей и коней. Казаки повернули и, обгоняя Доватора, побежали вперед на сближение с идущими в рост немецкими автоматчиками. Пулеметы Гордиенкова и Криворотько пришили немцев к земле. Они попадали, но продолжали стрелять.

Доватор прилег в боевых порядках около Абашкина. Положение было временно восстановлено, но Лев Михайлович видел, что главная опасность еще впереди. От опушки леса немецкие танки, посылая снаряд за снарядом, разворачивались для атаки. Остановить танки было нечем, если не считать нескольких связок гранат.