Лед и пепел

— Какие силы? Те, которые ненавидят коммунизм и готовы наслать на него всякую чуму, а теперь вот сами на коленях, растоптаны грязными сапогами нацизма! Но советский народ не согнуть, сломаем Гитлеру хребтину, хотя и очень это тяжело! Ведь нам одним приходится сдерживать всю эту орду!

— Америка даст вам оружие, технику…

— Но когда все это дойдет?! Коммуникации растянуты. Доставка страшно затруднена, а вторым фронтом даже не пахнет!

— Будет использован Северный морской путь, — наставительно заметил контр–адмирал. — Это намного короче, нежели через Тихий океан. Лишь бы вы продержались два–три месяца!

— А вы понимаете, чего будут стоить эти два–три месяца…

Чувствуя, что диалог этот может далеко зайти, извинившись, я вмешался с вопросом:

— Господин адмирал, в часе полета от вас, в океане нами встречены две подлодки. Обе под японским флагом, в надводном положении. Курс следования девяносто пять — сто градусов.

— Японские субмарины? Это обычные тренировочные походы. Океан нейтрален, воды всем хватит!

Мы переглянулись с Иваном.

— Я сказал что–то не так? — заметив это, спросил командующий.

— Нам кажется, господин адмирал, вы недооцениваете действия вашего потенциального противника, — ответил я.

— Вы думаете, господин навигатор, это связано с благополучием нашей базы? Разведка? Но мы контролируем все подходы к острову. А сейчас в районе, где вы встретили японские лодки, барражируют две «каталины», но они ничего подозрительного не обнаружили.

— Так действовали накануне нападения и фашисты. Мы встречали их самолеты в нейтральных водах, примыкающих к нашим арктическим островам, но не придавали этому значения, а они занимались разведкой.

Было видно, как под загорелой кожей на скулах контр–адмирала нервно заходили желваки. Он что–то вполголоса сказал стоящему рядом офицеру, и тот тут же вышел.

— Благодарю вас, быть может, вы и правы. Ведь опыт одного дня войны стоит года академии. — Наполнив бокалы шампанским, адмирал закончил: — За первых русских землепроходцев, открывших и освоивших этот чудесный остров! За ваших пращуров, господа советские летчики!

— За достойных преемников острова Баранова и столицы Русской Америки города Новоархангельска! Пусть никогда огонь не коснется этого замечательного края, символа высокой дружбы наших народов!

Взрыв аплодисментов и возгласы одобрения заглушили слова переводчика. Иван, не ожидавший, что к нашему разговору было приковано всеобщее внимание, растерянно улыбался, взглядом спрашивая нас, так ли он сказал. «Хорошо, Иван, правильно. Мы не бедные родственники на американской земле».

В тот вечер впервые до гостиницы нас провожали пешком офицеры и их жены, по дороге весело перекидывались вопросами и шутками; и все было так просто и естественно, что нам казалось, будто шагаем мы по набережной Северной Двины в Архангельске, куда прилетели с севера на отдых после утомительных ледовых разведок в рубленный из сосны профилакторий. Здесь так же морской соленый воздух был напоен запахом смолы, так же прохладными струями освежал он наши разгоряченные лица, так же смеялись люди, среди которых было много иностранных моряков. Но, увы, все же это была другая земля, чужая слышалась речь, и эти жуткие тотемные идолы хищных юконских воронов, эти страшные маски каких–то богов с злыми кровавыми глазами, выхваченные светом фонарей, возвращали к действительности, до боли сжимая сердце острой, неукротимой тоской. Ведь там, за океаном, мы оставили свою Родину, истекающую кровью в неравной битве, по жестокости незнаемой человечеством за всю его историю! А мы, сильные здоровые ребята, необходимые на фронте, купаемся здесь в изобилии и беспечности. Эти мысли не давали нам покоя ни на минуту, где бы мы ни находились и что бы ни делали.

В семь мы были уже на метеостанции. Погода за ночь неожиданно испортилась. Теплый фронт тихоокеанскою циклона закрыл всю западную часть Канады и Северной Америки до Сиэтла включительно. Над бухтой базы почти до воды висел туман.

Лил дождь, видимость сто — двести метров. Дежурный офицер–синоптик заявил — погода для их экипажей нелетная. В облаках обледенение. В районе острова Ванкувер, по данным синоптиков Канады, вероятны грозы. Мы посоветовались с Черевичным и приняли решение — вылетать, так как по синоптической карте было видно, что к нашему Прилету в Сиэтл фронт пройдет береговую черту океана, я погода значительно улучшится. Погода же по маршруту полета нам не была препятствием, так как мы шли не на ледовую разведку, где необходимо видеть поверхность океана, и могли лететь на такой высоте, где горизонтальная видимость нам была безразлична. До вылета оставалось еще три часа. Мы попросили синоптиков еще раз собрать погоду по трассе и уточнить возможность грозы в районе острова Ванкувер, зашли на самолет за механиками и отправились в гостиницу на завтрак.

Наш хозяин «самурай» обслуживал наш столик лично, был вежлив, предупредителен и разговорчив. Видя, как легко и быстро мы расправлялись с подаваемыми им кушаниями, он довольно улыбался и, низко кланяясь, приговаривать:

— Молодым кусать надо много, мяса мало, рыба много, овощи много. Будет осень холосо, как рюска коня.

Закурив после кофе, Виктор Чечин раскрыл коробку «Казбека» и протянул хозяину:

— Закуривай наших, советских. Японец взял папиросу и, кланяясь, положил ее в кардан смокинга

— Обеда сто кусать будем?

— Обедать будем в Сиэтле, — ответил Иван.

— Нипона циклона пришла. Американска пайлот дома сидят. Рюска летать засем? Погода нет! — он сокрушенно вздохнул и отрицательно закачал головой.

— Да ты не волнуйся, — смеясь, ответил Виктор, — японский циклон нам как брат родной, пройдем, как бог посуху.

— Рюска полюса не боялся, нипона циклона как брата, холосо, осень холосо!

Поблагодарив за отличный завтрак, мы вышли. Японец долго стоял у входа, размахивая накрахмаленной салфеткой

Механики отправились с машиной на гидроспуск, а мы на метеостанцию.

Новая погода, полученная с трассы, была без изменения.

Гроз не было, но грозовое положение синоптиками не отменялось. Если Сиэтл будет закрыт погодой, мы могли сесть в Портленде или в Сан — Франциско. Приняв окончательное решение о вылете и оформив необходимые полетные документы, мы поблагодарили синоптиков и, провожаемые напутствиями, вышли к машине. Через несколько минут мы были у самолета, уже спущенного на воду. До старта оставалось около часа. Клочья низкой рваной облачности и тумана ползли по бухте, снижая видимость до пятидесяти — ста метров. Такая погода была для нас привычной и не препятствовала взлету, но сложность заключалась в том, что по всей бухте были рассеяны десятки высоких скалистых островов, поросших сосновым лесом. И один из них лежал прямо по линии взлета в трех километрах от старта. Высота его равнялась восьмидесяти метрам Конечно, при такой видимости мы его не могли увидеть. Тщательно изучив схему бухты с расположенными островами и другими препятствиями, мы рассчитали, что все же взлет возможен.

— При таком ветре с нашей загрузкой лодка оторвется после пробега двух километров. До острова останется больше километра. Спустя шесть секунд после отрыва — разворот влево с набором высоты, и все о'кэй, как говорят наши друзья! — улыбаясь, объяснял Виктору Чечину маневр взлета Черевичный.

Чечин сумрачно отмалчивался, но чувствовалось, что вылет с незнакомого гидроаэродрома в такую погоду его не радовал. Буркнув что–то под нос, он занялся счетной линейкой, пересчитывая центровку загрузки.

За тридцать минут до старта к спуску подъехало несколько роскошных машин: «понтиаки», «крайслеры», «форды». Командующий базой после приветствия отозвал нас с Черевичный к своей машине и извиняющимся тоном сказал:

— По нашим летным наставлениям в такую погоду полеты запрещены. Но ваш чрезвычайный рейс я не задерживаю. Разрешите пожелать вам благополучного его выполнения и откланяться, так как не имею права присутствовать при вашем опасном взлете.