Генерал Слащев-Крымский
Генерал Слащев-Крымский читать книгу онлайн
Судьба генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащёва удивительна даже для большинства участников Гражданской войны в России. Начав службу гвардейским офицером, Слащёв отличился в годы Первой мировой войны, а Гражданскую войну закончил корпусным командиром. Оказавшись в эмиграции, генерал Слащёв многое переосмыслил в своей жизни, результатом чего стало его возвращение в Советскую Россию и служба в Рабоче-крестьянской Красной армии.
Личность генерала Слащёва была настолько ярка, что стала прототипом генерала Хлудова в пьесе М.А. Булгакова «Бег».
В своей новой книге О.С. Смыслов рассказывает о непростой судьбе белого генерала, вернувшегося в Советскую Россию, и об обстоятельствах его таинственного убийства.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Это было написано Яковом Александровичем в книге «Оборона и сдача Крыма». В другой книге «Крым, 1920» он лишь дополнит:
«С места мне было заявлено, что о моей отставке речи быть не может. Моя резкость в телеграммах ему и некоторая «странность» во взглядах на отношение союзников официально объяснялись только моим переутомлением и расстроенными нервами; я должен лечиться и потом опять приняться за дело. Все мои уверения, что я нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти, не приводили ни к чему. Мне даже было предложено ехать за границу лечиться, но я на это ответил, что «правительство при постоянно падающем рубле платить за меня не сможет, и я считаю это для себя неприемлемым, а у меня самого средств на такое лечение нет». Мы расстались враждебно, но с любезной улыбкой со стороны Врангеля.
Я знакомился с тылом, и во мне укрепилось кошмарное состояние внутреннего раздвоения и противоречий, продолжавшееся до самого падения Крыма, способное свести человека с ума. Действительно, если всякие «организации» давили на Врангеля, то они же давили на меня, доказывая неуместность вызванных мною трений, могущих повлечь за собой развал армии, торжество большевиков, падение Крыма и т.п. Одним словом, я находился в состоянии внутреннего разделения, переходя от отчаяния к надежде. Правда, налицо были французы, наличие которых противоречило идее «отечества», которой я руководствовался. Но всё-таки колебания то в ту, то в другую сторону были, и выхода никакого я не видел.
Опасность, и жестокая опасность со стороны красных была несомненная.
Врангель между тем мило мне улыбаясь и оказывая высшие знаки внимания публично, деятельно занялся вопросом дискредитирования меня в глазах всех как с точки зрения чести, так и с точки зрения военной.
Чтобы дискредитировать меня с точки зрения чести, было выдвинуто дело Шарова, который… жил в тюрьме очень хорошо и занимался писанием своих «исповедей», в которых искренно во всём сознавался, до убийства и ограбления казнённых включительно, но заявлял, что это делал он не только с моего ведома, но и по моему приказанию. Дело приняло настолько серьёзный оборот, что я получил записку от следователя по особо важным делам Гиршица о том, что я привлекаюсь в качестве обвиняемого по делу о злоупотреблениях чинов 2-го (бывший Крымского) армейского корпуса. Официальным поводом к привлечению меня к следствию послужило дело Протопопова, председателем суда над которым был обер-офицер, а должен был быть штаб-офицер, и потому Протопопов считался казнённым без суда, но и это не противоречило дисциплинарному уставу, так как открытая измена Протопопова была доказана. Конечно, мне казалось, что раньше, чем привлечь к ответственности, надо было бы хотя бы допросить, но дело генерала Сидорина минувшей весной показало, что от врангелевских судов можно было ожидать чего угодно. (…)
Дело становилось ясным: обвинить меня в грабежах с корыстной целью было слишком трудно, так как жил я крайне скромно и никогда не имел денег, хотя раньше обладал средствами, и не в пример прочим белым «знаменитостям» в заграничных банках на моё имя вкладов не было. Следовательно, сознательный грабёж с моей стороны был слишком неправдоподобен, но оставалась надежда забросать меня грязью, как пьяницу и окончательно ненормального человека, а моя ненормальность была Врангелю нужна для объяснения моих «странных взглядов»».
Всё это «расследование» заставило Слащёва заявить: «Тем не менее я предупреждаю, что если в этом деле не будут действовать честно и открыто, то я пойду на какой угодно скандал. Моё условие — гласность». А вскоре произошло следующее:
«…я получил записку от Гиршица, что моё дело выделено из дела Шарова. Через день Гиршиц заходит ко мне и очень скромно говорит, что я обвиняюсь не в превышении, а в бездействии власти, так как я не проверял деятельности Шарова; об основном деле надо мною — незаконном составе суда над Протопоповым — не было ни слова. Я тогда обратил внимание следователя на мои телеграммы о разрешении мне ревизовать Шарова и подчинить его мне и на отказ Ставки, если кто бездействовал, так это главное командование. После этого разговора я Гиршица не видел и о деле не слышал».
Таким образом, одно дело было отложено в сторону. Зато дела военные продолжали давать о себе знать.
В своём труде «Как сражалась революция» военный специалист Н.Е. Какурин, кампании 1920 года на Крымском фронте посвящает целую главу. Там он достаточно кратко, но ёмко отвечает на многие вопросы, раскрывающие историю поражения белых в Крыму. А начиналось всё с реорганизации Добровольческой армии: «Она была сведена им в три корпуса. Эта работа проходила в течение всего апреля и мая. Обстановка позволяла Врангелю затратить столь большой срок на подготовку к операциям. Советское командование в это время занято было уже в полной мере развернувшейся кампанией против поляков на Западном и Юго-Западном фронтах. Нараставшая в течение ранней весны 1920 г. активность белополяков на белорусском и украинском театрах помешала красному главному командованию привести в исполнение его первоначальное намерение — покончить сперва с Крымским фронтом, а затём всё внимание перенести на Польский фронт».
Примечательно, что продолжительное сидение в Крыму для белых являлось, по мнению Какурина, неудобным по экономическим условиям: «Огромная масса беженцев и войск, скопившихся в Крыму, начинала уничтожать все его продовольственные запасы. Поэтому, открывая кампанию 1920 г. на Таврическом театре, генерал Врангель руководствовался не столько политическими и стратегическими, сколько продовольственными соображениями.
Предполагалось, выйдя за Перекопский перешеек, захватить всё, что возможно, и, если окажется необходимым, скрыться опять в Крым, имея уже необходимые продовольственные запасы. Поэтому Врангель не предполагал развивать операций дальше линии Александровск — Мариуполь. В дальнейшем мыслилось связаться с украинскими повстанцами, поднять восстание на Дону и таким образом обеспечить свои фланги…
Согласно замыслу операции, для облегчения армии Врангеля выхода с перешейков на континент в Феодосии был посажен на суда корпус Слащёва, который, высадившись в районе восточнее Гениченска (с. Кирилловка), 6 июня начал быстро распространяться в западном и северном направлениях. 7 июня в наступление перешли прочие корпуса Врангеля с перекопского и чонгарского направлений. 10 июня корпус Слащёва занял г. Мелитополь; в то же время добровольческий корпус Кутепова, распространяясь от перекопского перешейка к линии р. Днепр, утвердился на его левом берегу, а сводный казачий Абрамова, выйдя через Чонгарский перешеек, распространился на северо-восток по направлению к Донской области. К 12 июня противник очистил от советских войск Северную Таврию».
Первая попытка отбросить армию Врангеля за перешейки была предпринята красными в конце июня 1920 года соединениями 13-й армии Юго-Западного фронта. Она оказалась неудачной. Была почти полностью ликвидирована конная группа Жлобы. Тогда красные предприняли вторую попытку путём образования на южном Днепре ударной группы из состава частей 13-й армии и двух вновь подтянутых стрелковых дивизий. Началась она с переправы через Днепр у Каховки, Корсуньского монастыря и Алёшек, а также с атаки корпуса Слащёва.
Сам Яков Александрович, правильно оценив обстановку, местность, свои силы и силы противника, составляет план защиты днепровского района, который представляет Врангелю 21 июля — 3 августа 1920 г., № 737 с.
«1) Противник превосходит в 6–7 раз своей пехотой, вдвое лёгкой артиллерией, имеет тяжёлую и автомашины и равен коннице.
2) Берег противника выше нашего, и мы стоим на низкой открытой равнине, так что условия местности на его стороне и в смысле расположения, и в смысле наблюдательных пунктов. Места, удобные для переправ: Каховка, Корсуньский Монастырь, Казачьи Лагери, Алёшки. От первых двух пунктов грунт благоприятствует движению к Сивашам, от двух последних песок и болото делают его длительным. Группировка противника должна проверяться лётчиками.
3) Защита нами переправ не сулит никаких успехов, но зато огромные потери, артиллерия наша будет забита и вряд ли даже сможет сняться с позиций. Бороться с артиллерией противника благодаря высоте его берега и отсутствию тяжёлой артиллерии у нас мы не можем.
4) Перетаскивание тарт и всех технических средств на наш берег для противника затруднительно: отойдя на 10–15 вёрст от берега к нам, он хотя по местности окажется в равных с нами условиях, но питание его затруднится.
5) Стоять против переправ у нас не хватает сил — мы всюду будем слабы, следовательно, главным силам надо отойти.
6) Одними силами корпуса справиться почти невозможно, и поэтому я прошу Вашего высокопревосходительства подчинения мне корпуса генерала Барбовича. На случай вашего согласия я решил:
а) Держать на фронте даже не охранение, а отдельные посты наблюдения, посылая всё время лётчиков для определения сосредоточения сил противника и части удальцов отрядами около 100 штыков под командой лично мне известных офицеров для поимки контрольных пленных.
б) Главные силы под напором противника отводятся на Чаплинку через Чёрную Долину и Большие Маячки, всё время демонстрируя упорное сопротивление, но ближе 1000 шагов не сцепляясь. За всеми остальными направлениями только наблюдать и задерживать там противника мелкими частями.
в) Если противник пойдёт в направлении на Сальково, его атакует Барбович от Серогоз, а я от Чаплинки, даже если он поставит заслон (лётчики мне донесут о его движении). Если он пойдёт на Перекоп, что я считаю менее вероятным, так как думаю, что он погонится за живой силой нашей армии, а Перекоп он всегда успеет занять от Алёшек, то его атакует в тыл Барбович от Серогоз, а я с фронта от Чаплинки. На первый случай на Перекопе надо держать находящиеся там части и подвести по желдороге с тылу.
г) Для свободы моего манёвра прошу о немедленном возврате мне моей автогрузовой колонны в 24 машины для установления запасной линии питания: Сальково — Громовка — Аскания-Нова — Чёрная Долина.
Прошу срочного ответа…»
