Ромен Гари, хамелеон

В октябре Ромен Гари получил разрешение на двухнедельный неоплачиваемый отпуск в Париже. Он хотел обсудить некоторые вопросы со своим издателем, а также встретиться с премьер-министром Леоном Блюмом, который высоко оценил «Европейское воспитание».

В 1946 году в Софии Гари познакомился с болгарским дипломатом Петром Увальевым, имя которого несколько лет спустя использует как тайный литературный псевдоним. Увальев получил классическое образование у августинцев, а затем окончил юридический факультет в Софии. Он свободно говорил на нескольких языках, был постановщиком ряда пьес и опер в Болгарии. В 1942–1945 годах, до того как к власти пришли коммунисты, он входил в состав болгарского правительства в Италии. Увальев был почти ровесником Гари, всего на год его моложе, удивительно на него похож и, так же как и он, носил небольшие усики, позаимствованные у Эдуарда Корнильон-Молинье, вместе с которым он сражался в одних рядах в Африке. Увальев искал способ как можно скорее покинуть Болгарию, где уже летели головы. 30 июня 1947 года будущему политэмигранту был выдан специальный паспорт за № 236.

Через Италию Увальев добрался до Великобритании и в 1948 году получил английское подданство под именем Пьера Рува ^{352}. Изначально он собирался в Париж. Но посол Болгарии в Великобритании спросил его, говорит ли он по-английски. Увальев, который по-английски не знал ни слова, невозмутимо ответил: «Кто же не говорит по-английски?» В результате он получил назначение в Лондон на незначительную должность секретаря третьего класса, которая тем не менее дала ему вскоре основание просить политического убежища. Британцы, опасаясь скандала, порекомендовали ему оставаться на своем посту, спокойно работать, а когда его миссия будет подходить к концу, повторно просить убежища. В Англии он снял небольшую квартиру и в 1950 году начал сотрудничать с продюсерами Анатолием и Дмитрием Грюнвальдами. Став директором театра «Хетуэй», Увальев продюсировал целый ряд спектаклей, имевших успех, а впоследствии обратился к кинематографу. Вместе с Карло Понти и Софи Лорен он основал небольшую компанию «Грейдж филмз», которая в числе других выпустила картины Антониони. Кроме того, Увальев писал сценарии для Клер Блум, Питера Селлерса, Джеймса Мейсона, Джеральдины Чаплин, Марчелло Мастроянни; не забывал он и театр, и преподавание в Лондоне и Кембридже.

Впоследствии, вернувшись во Францию, он разыщет Ромена Гари и сыграет в его писательской карьере немаловажную роль.

В марте 1946 года Гари направил Пьеру Кальману рукопись «Тюльпана», которая была незамедлительно передана в типографию, а в мае в Болгарию были отосланы гранки на корректуру. Просматривая их, Гари пожелал заменить название книги на «Вино мертвых» — так, как мы помним, назывался его первый роман, отвергнутый писателями. Ему ответили, что менять название уже поздно, но он продолжал упорствовать и предложил: «Тюльпан, или протест». Однако Гари находился слишком далеко, не мог действовать оперативно, и Пьер Кальман нашел убедительные причины, чтобы ничего не менять. Да и книгу уже начали брошюровать.

В то же время Гари никак не мог побороть тревогу, которая охватывала его, едва он садился за письменный стол. Сделав из «Тюльпана» пьесу, в июне Гари попросил Пьера Кальмана передать ее на суд актера и режиссера Луи Жуве. В ближайшее время издатель выполнил эту просьбу.

11 июля Луи Жуве направил Ромену Гари внешне любезный и теплый, но, по сути, довольно-таки безжалостный ответ ^{353}.

«Тюльпан» — жестокая книга. Судьба заносит выжившего узника фашистского концлагеря в жалкую лачугу в Гарлеме. И там ему приходит в голову мысль поразить и шокировать человечество, одевшись как Махатма Ганди, объявив голодовку и созвав журналистов, чтобы те сделали из «белого Ганди из Гарлема» легендарную личность. Тогда сразу появятся восторженные последователи. И денежки рекой потекут в карман мошенника и его приспешников. Тюльпан с невозмутимостью проповедует, благословляет, клеймит фарисейство. Он шут, который издевается над идеализмом, над высокими словами ради тех, кто будет читать его книгу на протяжении последующих пяти тысячелетий. «Цинизм Тюльпана — как и мой собственный — это отчаяние идеалиста» ^{354}.

В действительности это произведение, полное безысходности, невозможно свести к какому-либо определению. Но оно наглядно иллюстрирует взгляд Гари на самого себя как на «террориста смеха». Уже здесь автор прибегает к провокационной игре слов, к особому их употреблению, которое много лет спустя критики, давно позабывшие «Тюльпан», назовут «стилем Эмиля Ажара».

Критика встретила «Тюльпан» прохладно. Автору ставили в упрек слова, которые он вложил в уста Тюльпана: «Ганди всю жизнь устраивал голодовку, но в конце концов его пришлось добивать из пистолета» ^{355}.

Ромен Гари ближе к русской и англоязычной литературе, чем к французским писателям, таким как Мальро и Камю. Он отождествлял себя со своим героем до такой степени, что даже некоторые письма подписывал «Тюльпан». Это он, выживший, но во всем разочаровавшийся узник концлагеря, отца которого расстреляли в Понарах, а потом сожгли в яме вместе с другими мертвецами.