Вожделенное отечество

Почему он назвал себя: Ленин? В честь какой-нибудь курсистки? Говорят, в честь реки Лены. Но почему не Енисеев? Или — Волгин? Хотя нет — тогда невозможен был бы отец Владимир Волгин — священник, как две капли воды похожий на Ленина (был он рыжий, голубоглазый). Ещё говорят — из-за Ленского расстрела (рабочих золотого прииска). Но тогда он мог бы назвать себя (и даже с большим основанием) — Кровавым — в честь Кровавого воскресенья (или, скажем, Кровяным). А так получается: Сталин — от стали, Ленин — от лени?

(Не знаю, много ли бы нашлось охотников бежать в атаку под крик: "За Родину, за Джугашвили!" Вообще-то фамилия Сталина была — Джугаев — или Джуганов; отсюда мандельштамовское: "и широкая грудь осетина". Некоторые поговаривают, что отцом Coco был великий путешественник Пржевальский — да оно и понятно, откуда взялись такие толки: взгляните хотя бы на памятник Николаю Михайловичу в Питере, в сквере у Адмиралтейства — особенно в профиль — разительное сходство — вплоть до мундира и усов! Но я-то лично убеждён в том, что Пржевальский имеет к генезису Кобы отношение не большее, чем, скажем, лошадь Пржевальского — тоже по-своему знаменитая.)

Они делали желатиновые оттиски листовок и бомбы из нитроглицерина.

Говорят, под конец жизни Ленин впал в маразм и ел ботинки.

Он смотрел на мою родину жадным и бессмысленным взором дракона, и глаза его застилали дым пожаров и кровь мятежей. Из улитки вырос дракон.

В костромском музее, в бывшем монастыре, есть небывалая выставка насекомых — гигантская коллекция причудливых бабочек, стрекоз, рогатых огромных жуков. И там на булавке, пришпиленный к листу картона, по праву должен красоваться володька УЛЬЯНОВ, ибо он есть опасный жук. Жук-древоточец, подточивший Древо Жизни. И оно упало, придавив собой полмира.

Кухарка Ульяновых под руководством мамы пекла пироги. А они на том же противне разливали желатин для оттиска листовок. Маленький, картавый, с большой лысой головой, Ленин напоминает мне угукающего младенца, пускающего пузыри, а пожалуй, и эмбрион. Вот так, угукая, пуская пузыри, суча ножками и ручками, он подталкивал Россию к разбою и грабежу, и она, в пьяном угаре, не заметила, как промоталась вся и сгорела — остались одни головешки.

ЛЕВИАФАН

Когда меня спрашивают, пострадал ли я от советской власти, я отвечаю: "Нет. Это она от меня пострадала".

Туман над красным болотом. Почему болото красное? От крови? Фиолетовый туман.

Советская пресса все клеймит бюрократов. И все понимают, что речь идёт — не о том. Не в бюрократах дело, и не так они называются. Никто ещё не осмелился назвать их истинное имя — коммунисты, большевики.

Но и это было бы неправдой. Вам тут же укажут на токаря Иванова, академика Несмелова или скрипача Давида Ойстраха (или любого другого лауреата, заслуженного человека). Вот — коммунисты: они трудятся, летают в космос, защищают Родину.

В том-то и штука, что партия, захватившая всю полноту власти и всю собственность страны, обзавелась балластом — толстым буферным слоем простых и честных, пусть и не очень умных коммунистов.

Кто-то там у них в ЦК (чем-то они все-таки занимаются) сказал: партия — рабочего класса, в ней должны быть рабочие. И погнали в партию рабочий класс. Делается это просто. Говорят мастеру:

— Вот ты, Сидор Лукич, выполняешь план, на конференции выступал — мы тебя выдвигали. Выступал ведь?

— Выступал.

— С линией родной партии согласен?

— Согласен.

— А не в партии. Надо в партию вступать.

— Да я что? Я, конечно...

Этот балласт не имеет ни власти, ни влияния, но он амортизирует партию, создаёт маскировочный щит. Власти не имеет, но и не так уж бескорыстно идут сюда простые люди. Квартира, поездка за границу, повышение по службе, путёвка в санаторий — да мало ли льгот у членов партии. А требуется от них одно — послушание.

Было ли это придумано сознательно? Трудно сказать. Партия — коллективное существо, типа термитника или муравейника, и действует оно инстинктивно. "Имя мне — легион", — сказал бес на вопрос Спасителя. Легион, или Левиафан — чудище, живущее в море, изображённое Томасом Гоббсом, — аллегория государства. Коллективное существо, действующее слаженно и чётко, чудовищно развившее свою способность к выживанию, хотя каждая отдельно взятая особь ничего не значит и не стоит, и выжить бы не смогла.

И не поймёшь — часть ты этого существа или пища, которую оно поглотило, чтобы выбросить, как шлак (вспомним сталинские чистки — уничтожали коммунистов; Сталин, кажется, вообще уничтожил большевиков; на смену красным пришли серые — нормальная для Левиафана смена биологических клеток — так змея меняет кожу).

Затем они ещё более расширили своё тело и область идентификации — за счёт термина "мы — советский народ". Сожрали уже почти все население страны. За пределами остались только диссиденты и Церковь.

Но и тех теперь поглотил ящер-партия: первых — перестройкой и гласностью (все теперь — диссиденты, в газетах пишут то, за что раньше сажали), вторых — тысячелетием крещения Руси (в каждом номере любого журнала — интервью с патриархом или митрополитом, в телевизоре — сплошные иконы).

Он сожрал уже пол-Европы и с вожделением смотрит на остальную её часть и на Америку — паразит, присосавшийся к миру. Россию он уже высосал и выплюнул. Этих, если свернут "звёздные войны", ему хватит ещё лет на двести. Хватит детям, внукам и правнукам. А там — хоть трава не расти.

"Партия и Ленин — близнецы-братья" — остроумно сформулировал поэт. Мать-Россия родила чудовище — многоглавое, когтистое, с павлиньим хвостом (в виде православной Церкви).

У него есть свой, пусть и примитивный разум, и зубы — КГБ. И оно плавает в океане крови — дракон двадцатого века, красная чума.

Эти вурдалаки хотят казаться цивилизованной страной, прикрыв орангутанговую грудь крахмальной манишкой своего академика. Это он посоветовал им совершить, показать всему миру акт "покаяния" — чтобы отмазаться, отчураться от тёмного прошлого. Дескать, это был не я, а мой старший брат — сукин сын; это он во всем виноват.

Потому и реабилитировали всех, почти вплоть до Троцкого (мёртвые не кусаются), и козла нашли — Сталина — козла отпущения. Возложили на него все грехи и, взяв за рога (или, в данном случае, — за усы), с воплями вывели из стен Истории.

Очистились мы? Очистились. Покаялись? Покаялись. Данилов монастырь восстановили. Набокова печатаем. Так какого хрена вам ещё нужно?

И Запад поверил. Ему хочется верить. Потому что так — легче, мягче, удобнее. Так — голова не болит. Гитлера тоже умилостивляли, ему — верили, потому что хотели верить, магически верили — будто вера эта превращает хищника, зверя в существо цивилизованное, заслуживающее симпатии и доверия.

Они и боятся-то больше всего — дискредитации — что их лишат кредита, то есть доверия. Вот и затеяли всю эту комедию с перестройкой. Лишь бы "звёздные войны" свернули, лишь бы технологией поделились. А там уж...

А там уж они свернут шею кому надо — и внутри страны, и вовне.

"Близнецы-братья", "звёздные войны", созвездие Близнецов...

Кушать-то хочется, а Россия съедена. Россия, похожая на яйцо, — выеденное, крашеное, красное — то ли к Пасхе в канун- тысячелетия, то ли к знамени ихнему кровавому, — Русь, крещённая вторично Владимиром Ульяновым — в крови и огне. И горят над ней рубиновые звезды — кровавые слезы революции. Крокодильи слезы партии, учуявшей запах Запада.

Нью-Йорк, Париж, Монте-Карло — ах, как хочется все прибрать к рукам — все эти демократии, парламенты, небоскрёбы, море разливанное яхт и автомашин... Только б караул уснул, убаюканный нашей гласностью, где в хоре кающихся не слышны ни крики боли, ни предостерегающие голоса. Только бы рыцарь в панцыре отложил свой меч — ракетный меч возмездия...

Мой дядя — тамбовский шофёр. На остановках он выходит из кабины и помогает публике впихнуться в автобус, а отъехав, резко тормозит — утрамбовывает народ.