Владимир Набоков: русские годы

В.Д. Набоков немедленно начал писать «Временное правительство» — честные воспоминания наблюдательного участника событий, книгу настолько объективную, что ее считали правдивой и черпали из нее информацию такие различные по темпераменту и образу мыслей политические деятели, как Троцкий, Керенский и Милюков. В Ялте он встретился с другими живущими там кадетами и представителями татар, чтобы выработать общую позицию по отношению к немецкой оккупации. Единства достичь не удалось ²⁷.

Весь год Набоковы — в разных сочетаниях — исследовали сады и парки, побережье и скалы между Ялтой и Алупкой. В более трудные походы отец и сын часто ходили вместе с соседом Владимиром Полем, маленьким, лысым, хрупким человеком лет сорока, который помешался на здоровье, по словам Набокова, «после жестокой схватки с туберкулезом. В результате самых разных физических упражнений — в том числе и таинственно-восточных — он выработал выносливость гиганта, и мы с отцом едва поспевали за ним на крутых тропинках крымских гор» ²⁸.

По воспоминаниям одной из современниц, Владимир Дмитриевич якобы жаловался Полю, что ничего не может поделать с Володей: «Он способный, пишет хорошие стихи, а занимается лишь тем, что бегает и ловит бабочек. Не могли бы Вы, Владимир Иванович, повлиять на него и заставить хоть на время оторвать от бабочек и написать стихи» ²⁹. Несмотря на то что мемуарист приводит слова самого В.Д. Набокова (через шестьдесят с лишним лет), этот эпизод, дошедший из третьих рук, скорее свидетельствует об абсолютном непонимании Полем лепидоптерологии, чем об отношении Владимира Дмитриевича к сыну. Когда-то сам страстный собиратель бабочек, он был весьма разносторонним человеком (государственный деятель, юрист, журналист, ревностный поклонник и покровитель всех искусств) и поощрял самые разные увлечения Владимира — от составления шахматных задач до бокса. К тому же юного поэта никак нельзя было упрекнуть в недостаточной плодовитости — и меньше всего тогда, когда погоня за бабочками вызывала в нем дрожь возбуждения.

В середине мая до Гаспры дошли плохие новости о Выре и о том, что дом на Морской занят красногвардейцами. Через неделю Владимир начал писать свою первую поэму «Светлой осенью». Она предвосхищает многое в набоковском искусстве, ибо Выра и первая любовь видятся в ней через призму изгнания. Набоков пишет о том, как он весной в Крыму мечтает о весне, лете, осени родного севера. Чтобы создать необходимое настроение, он вводит мотив «окрашенных звуков», описывая не только цветовые впечатления от определенных букв, которые он впоследствии уточнит в своей автобиографии, но и то, как при виде определенного цвета или оттенка в его сознании возникают определенные буквы или звуки. Затем автор переходит к главной сцене поэмы: двое возлюбленных раз в году, в первый день осени, встречаются в одном и том же месте, очень похожем на усадьбу дядя Васи. Там они проводят ночь, а утром смотрят на мир через цветные стекла окна, выходящего на балкон. Как с гордостью отметил в то время Набоков, он написал эту поэму из тридцати восьми восьмистиший за два дня — 19 и 21 мая (1 и 3 июня), и это заметно. Он, правда, не сказал, что во второй день он также ловил бабочек на вершине Ай-Петри и на плоской, поросшей травой Яйле, а вечером читал поэму родителям. Отец записал в дневнике: «Оч. растет» ³⁰.

Назавтра у Владимира сильно разболелся зуб, который все еще продолжал ныть через две недели после двух визитов к дантисту ³¹. Зубная боль станет таким же постоянным мотивом в его жизни, как и цветные стекла.

В Ялте и ее окрестностях начала возрождаться светская жизнь, и Анну Ян-Рубан пригласили выступить в одном из частных домов Симеиза с благотворительным концертом в пользу русских художников, живущих в Крыму. Ей понадобились русские тексты нескольких песен Шуберта и Шумана на стихи Гейне, и она обратилась за помощью к сыну соседа. Хотя Владимир плохо знал немецкий, он так блестяще справился со своей задачей, что после концерта и певица, и переводчик удостоились оваций, а на следующий день в Ялте люди звонили его родственникам с просьбой дать им слова песен ³². Особенно удачным получился перевод «Ich grolle nicht» [47].

8 (21) июня В.Д. Набоков отправился в Киев и Петроград, но дальше Киева не добрался. Там, на съезде кадетов, Павел Милюков, который до сих пор занимал твердую антигерманскую позицию, полностью поддержал немцев, в победе которых в войне даже тогда, в 1918 году, он не сомневался. Такая позиция кадетов стоила партии доверия на Украине после отступления немцев позднее в том же году. Когда 22 июля (4 августа) Владимир Дмитриевич вернулся в Гаспру, крымские кадеты, к счастью, уже избрали другой курс — пассивного сопротивления оккупации.

Большинство жителей Крыма приветствовало немецкую оккупацию как освобождение от ответственности, как отдых от истории, как передышку от длительного российского кризиса ³³. На этот раз Владимир был готов разделить общие настроения.

Это не значит, что он отказался от личных интересов. На кладбище у татарской деревни на побережье Владимир обнаружил множество acaciae Fabricius. Он предпринял несколько экспедиций в центр полуострова. Во время одной из них 30 июня (13 июля), например, поднимаясь по горной тропе Ай-Петри, он встретился

Все выше в горы поднимался со своей рампеткой Владимир, коллекционируя особей трех видов бабочек (последнюю — на самой вершине), но главную — Hippolyte euxinus — сатира, недавно описанного Кузнецовым, упустил ³⁵. Она еще долго не давалась ему в руки, пока наконец его представители в «Даре» не поймали ее.

В первом своем романе «Машенька», а затем в автобиографии Набоков сравнивает письма, которыми они с Люсей обменивались среди хаоса Гражданской войны, с бабочками, перелетающими через линию фронта. Он написал ей сразу же, но ответ пришел лишь в июле, и тогда он послал ей «Светлой осенью» — «стихи о Выре, которые Вы одна можете понять». Через несколько недель она все еще не получила это письмо. Когда в переписке наступал такой перерыв, Люся обычно корила его за то, что он ее забыл, «словно доставка почты равнялась для нее обычному природному явлению», как будто почту не затрагивали бури Гражданской войны, — «я только и делал во все эти месяцы, что писал к ней и думал о ней…» ³⁶. Почти десять лет спустя он включил пять из ее прелестных и таких живых писем в свой первый роман «Машенька» [49].

В то лето Ялта ожила с появлением белых офицеров (среди них был и прибывший сюда в начале мая кузен Юрий), которые были рады на время забыть о неизбежном возвращении на войну. Вновь открылись театры и рестораны, где веселье играло и пенилось ночи напролет. Набоков участвовал в этих шумных пирушках и даже собирался записаться добровольцем в армию — разумеется, не раньше, чем закончится сезон бабочек, и не во славу правого дела, а чтобы добраться до того украинского хутора, где жила его Люся ³⁷.