Влюбленный

Жановский, энергичный сорокалетний мужчина, готовился к новой работе по своему сценарию. На столе лежал популярный в Америке киножурнал с цветной страницей — вкладышем. На этой странице был изображен пейзаж с восходящим солнцем и названием его будущего фильма «Восходящее солнце». К съемкам фильма Жановский намерен был приступить не сегодня — завтра. Задержка, как он объяснил, возникла из- за того, что главную роль хочет играть актер Энтони Куин («Вот его восторженное письмо!»), но Жановский его не хочет, а хочет Шона О’Коннери.

— Ждем ответа от Шона, — «булшитит» он.

Между делом Жановский спрашивает меня, не согласится ли какой‑нибудь русский инвестор вложить деньги — под Шона. С «Мосфильмом» он говорил, но там дураки сидят, отказались сотрудничать.

В свою очередь я поинтересовался, какие фильмы Жановский сделал.

— Мюзикл «Волосы», — ответил он.

Я с почтением взглянул на него: «Волосы» — прославленная лента! Жановский перевел разговор на что‑то другое. Но Наташа, не мудрствуя лукаво, спросила:

— А разве «Волосы» снимал не Милош Форман?

Жановский не моргнув глазом ответил:

— И он снимал. В Америке. А я сделал в Чехословакии. Мой фильм лучше.

— А где твой можно посмотреть? — спросил я.

— В любом видеосалоне.

На следующий день ради интереса мы обошли несколько видеосалонов, но чешской версии мюзикла «Волосы» не нашли, о ней и слышать никто не слышал.

Вспоминаю встречу с грузином из Канады. Его звали Васо. Мы встретились в баре ресторана на бульваре Сансет. Он продюсер.

— Вы уже делали фильмы? — полюбопытствовал я.

— Да. Вот только недавно закончил один фильм, — ответил Васо. — Сорок миллионов бюджет.

— Ого! — искренне удивился я. — Как называется?

— «Иисус Христос».

— Суперстар? — улыбнулась Наташа, намекая на знаменитую рок — оперу.

— Нет, — с достоинством ответил Васо. — Просто «Иисус Христос».

— Но почему так дорого — сорок миллионов? — спросил я.

— Костюмы стоили бешеных денег.

Тут уж и я съехидничал:

— Главный герой не заботился об одежде, апостолы — тоже…

Васо развел руками: таковы факты. Сорок миллионов — ни больше ни меньше!

— А кто был режиссер? — спросил я.

— Из Англии. Неплохой.

— Как фамилия?

Васо напряг память.

— Ммм… Англичанин. Толковый. Сейчас вспомню…

— А кто снимался?

— В основном английские актеры.

Он говорил весомо, ни разу не показав смущения или растерянности, хотя выдавал самый дешевый булшит. Потратить сорок миллионов долларов на фильм и не помнить фамилий режиссера и основных исполнителей, что это?

Мне противно вранье, но, как ни странно, бывают случаи, когда булшит вызывает жалость и сочувствие. Например, когда ты видишь, что ложь о себе — это поиск защиты, желание скрыть от других, а порой и от себя, полнейший внутренний разлад, крах. Именно сочувствие к подобного рода людям в свое время и привело меня к мысли сделать документальный фильм под названием «Мечты в Голливуде».

Ни «Небольшой дождик в четверг» (сотрудничество с Дженнифер), ни «Психушка» (альянс с Роном) никуда не пошли. Студии под тем или иным предлогом сценарии вернули. Мы были возмущены их слепотой. Неужели они не способны отличить чистое золото от дешевой бижутерии? Мы были убеждены, что по нашим «золотоносным» сценариям можно было бы сделать хорошие фильмы.

Деньги, которые я заработал у Давыдова, подходили к концу. Мои синопсисы никого не трогали. Правда, за идею документального фильма «Американская мозаика» Ли Дейвис заплатил мне три тысячи долларов. Но на это ли я рассчитывал?

Я стал грызть ногти. Как быть? На что надеяться? С первого захода, с первого штурма взять высоту не удалось.

К тому же, как следствие неудач, между мной и Наташей все чаще стали разражаться ссоры.

Мы гуляем по Венес — Бич. Рядом с пляжем по асфальтовой дорожке катаются на роликах жизнерадостные девушки и парни. К домам прилепились палатки: торгуют сувенирами, одеждой. Полно бездомных и странных типов. Вдоль тротуара в рядок сидят гадалы. Кто перебирает карты, кто заглядывает в хрустальный шар, кто читает судьбу по руке. Наташе нравится интеллигентного вида дядя, плечи которого покрыты пледом. Она присаживается к нему, а я отхожу в сторонку. Начинается сеанс. Наташа внимает гаданию всем сердцем.

Проходит двадцать минут, тридцать, сорок, час. Я продрог на ветру, а оракул все говорит и говорит. Ну, слава Богу, конец. Наташа подходит ко мне. Я обнимаю ее, чувствуя, что она расстроена.

— Нагадал плохое?

— Да — Что?

— Что ничего у нас с тобой не выйдет.

— А — а-а…

— Да, все правильно. Мне надо строить свою жизнь. А тебе — свою.

Слова того типа в пледе произвели на Наташу огромное впечатление. Возможно, что семя его пророчеств упало на подготовленную почву, но Наташа с тех пор стала темнее тучи и впала в глубокую депрессию.

Не оставалось больше никаких сомнений, что отношения с Наташей зашли в тупик. Тут‑то как раз и подоспел просмотр документального фильма Давыдова, который поставил на всем жирную точку. Вот как это было.

В Лос — Анджелес прилетел продюсер Ли Дейвис и попросил меня озвучить фильм закадровым текстом. Организовал просмотр.

Приехали, начали смотреть. Какие‑то скучные интервью, мой затылок. И вдруг, как гром среди ясного неба, — Аня и Маша резвятся на траве в Центральном парке. У Наташи перехватило дыхание. Я почувствовал, как внутри нее сжалась невидимая пружина. А следом — новый удар. Между делом Давыдов вставил эпизод, когда я звоню в Москву и разговариваю с дочками. Ему необходимо было показать, что сам ведущий мечется в сомнениях и не знает, вернуться ли ему на родину или закрепиться в новой стране. Наташа смолкла. Напряжение в зале было такое, что даже Ли растерялся. Перевод его больше не интересовал. Так в глухой тишине картина и добежала до своего логического конца.

В последних кадрах фильма ведущий (то бишь я) носится по улицам Лос — Анджелеса — все отчаяннее и быстрее, пока его автомобиль не упирается в тупик. Всё. «The End». Конец.

…Мой гардероб поместился в двух чемоданах, книги пришлось завернуть в полиэтиленовые мешки, предназначенные для мусора. Загрузив старенький «шевроле», я выехал со двора. Надо было где‑то отсидеться и зализать раны. Мне пришел на ум мотель, в котором когда‑то останавливались Вера и девочки. Не символично ли это?

Ну что ж, в мотель так в мотель. Прибавив скорость, я направился на улицу Фэйерфакс.

Часть вторая

Мотель съедал тридцать пять долларов ежедневно. Значит, в месяц на проживание уйдет тысяча! Многовато.

Я купил газету и стал внимательно просматривать объявления. Мне повезло. Я наткнулся на «чистую и уютную» комнату за четыреста пятьдесят долларов в месяц, тут же созвонился с хозяйкой и, не откладывая в долгий ящик, перевез свой скарб на новое место, в город Санта — Монику.

Хозяйка была старенькая и очень хмурая. Оглядев меня с головы до ног, она заметила, что я произвожу впечатление серьезного человека и вряд ли буду приглашать шумных гостей, особенно девушек.

— Они все больны сифилисом! Я покажу газету. Статистика ужасающая!

Хозяйка эмигрировала из Испании, была глубоко религиозной и потому распущенный американский образ жизни категорически не принимала.

На кухне мы едва могли развернуться. На полках, столиках, табуретках, на полу и под потолком — кругом были нагромождены пакеты с продуктами. Даже холодильник старушки был так забит, что даже крохотный стаканчик йогурта невозможно было втиснуть. Старушка явно готовилась к длительной осаде. Или боялась землетрясения.

— Доплатите еще четыреста, и я буду вам готовить! — предложила она.

Я вдохнул мертвящий запах ее блюд, отдающий формалином, и вежливо отказался.

Санта — Моника называется городом, но это часть большого Лос — Анджелеса.

Главная магистраль города, бульвар Санта — Моника, тянется от Тихого океана, затем проходит по городу Беверли — Хиллз, пересекает город Голливуд и упирается в деловой центр Лос — Анджелеса. Весь этот путь расторопный водитель может покрыть за полтора часа.