Король И Шут. Самая правдивая история о самой невероятной группе

Каждый из нас выбрал себе по комнате — у меня, в том числе, была своя. Зачем каждому по комнате? Подразумевалось, что там должны были стоять кровати, чтобы можно было баб водить, ну и ухоженность, все-таки, какая-то… Можно было оставаться там спокойно ночевать, но я быстренько на это дело забил — протусовался там два дня и мне это осточертело. Я все-таки был больше домашним человеком. А вот Миша ушел из дома и жил на этой нашей точке, покуда она существовала.

Так вот, после записи у Миши Кольчугина мы ничего не могли сделать с этой записью. Платили за запись вскладчину — Балу платил, Поручик, мы что-то. И тут Поручик стал кричать, что он станет нашим директором. Мы согласились. Он должен был теперь заниматься всякими административными делами — мы ему поверили, но ничего из этого не получилось. Однако, относился он к своей работе достаточно амбициозно, познакомился с Джорджем Гуницким и впервые наша музыка дважды прозвучала по радио в программе Джорджа "Рокси-Аудио". Это были песни "Болото", которое сейчас уже не существует и "Охотник" в старом варианте. Гуницкий говорил: "Послушайте! Молодая питерская группа "Король Шутов". И мы у этого радио сидели на кухнях как пришитые.

Потом я настоял — или это мне кажется, что я — переделать название на "Король и Шут". Скажу честно, это название почему-то все воспринимали в штыки — и мои школьные приятели, и разные другие люди. Придумали бы что-нибудь нормальное, говорили, а то ерунда какая-то…

Но были убеждены, что делаем то, что нужно. Теперь название, слава богу, прижилось.

На нашей точке — эрмитажной квартире, мы жили довольно приличное время и, как я и говорил, выступали в "ТамТаме". Концерты там были абсолютно сумасшедшие, потому что Сева — он, в принципе, человек интеллектуальный, а ситуация выходила из-под контроля. В клубе собиралась вся та молодежь, которая являлась, если можно сказать, нижним слоем общества. Там было очень много агрессии, это было пристанище наркоманов, собиралось, кроме того, огромное количество алкашей, в общем, можно сказать, что это был чистый гадюжник. Но для кого-то это был луч света в темном царстве. Многие ныне раскрученные группы оттуда выросли. А в зале при этом были и панки, и нацисты, и металлисты… В панковские дни было несложно увидеть, как человек на сцене испражняется.

За концерты Сева нам платил ящик пива, а за особо удачные, когда мы уже были более или менее известными — получали два ящика.

Поручик ушел в армию первым. Сначала он долго уклонялся — пацаны били ему морду, потом он валялся на лестнице, а рядом валялась гантеля, он вызывал "скорую" и имитировал сотрясение мозга. Но вдруг прямо в больнице что-то его пробило, он получил какое-то озарение и завял, что идет в армию. Собрал всех друзей, устроил отвальную… Он вообще был человеком непредсказуемым. Барабанщик. Это понятие все объясняет. В общем, ушел Поручик и два года вместо него у нас играл Лешка — Ми-хин брат. Он долго за нами наблюдал, сам человек с фантазией, изобретал что-то свое, но я никогда не думал, что он пойдет нашим путем. В общем, он сел за барабаны и даже неоднократно с нами выступал. Состав был такой — Горшок, я, Балу, Рябчик — он был важной персоной в группе и, хотя давно уже с нами не играет и самого хорошего периода группы не застал, тем не менее… Однажды он сказал нам: "Мужики, я так не могу. Работа, на которой я работаю помогает мне думать, что в моей жизни все стабильно". Это был период, когда в группе было много пьянства, много злачного и Рябчик, насмотревшись на это все, ушел. Не дождался он ровно года. Дима Рябченко. Он во всех отношениях был нашим человеком. И с идейной точки зрения, с точки зрения понимания того, что мы делаем, он был одним из самых верных и преданных группе людей. Он развил в себе дикую силу воли — не пил, бросил курить, встал по другую сторону баррикады к нашему тогдашнему образу жизни и, в конце концов, ушел. Леха Горшок играл все то время, пока не было Поручика.

Следом за Поручиком ушел Балу. Служил он всего полгода, У него были жуткие напряги с дедами и что-то там у них случилось. Кого-то тумбочкой прибил. Пришел с глубоким опытом в глазах.

Мы в это время как раз писались на студии Кольчугина — третий раз. Писали десять песен "Короля и Шута", которые имеют место в наших программах и по сей день. Это были "Мертвая женщина", "Лесник", "Сапоги мертвеца", "Охотник"… Я всегда был далек от тех средств, какими это делалось, бытовую сторону тянули Миха, Балу я был больше занят текстами. И когда этот альбом был записан, его смогли издать и выпустить. Те, у кого он есть сейчас — счастливчики. У меня самого его нет. Это была первая наша большая запись.

Параллельно ушел в армию и я — в 1993 году. За пять дней до Нового года пришли домой и вытащили. В армии меня тоже сначала попрессовали, потом я поднял руку и сказал, что рисую. Попал в так называемый "актив". Давал концерты во Дворце Офицеров — свои песни пел. Все — кто про березку, кто про дубок, а я — свои. Про покойничков.

За это время ребята записали и выпустили альбом. Содействие этому оказал Дима Шумный. Он появился на одном из "ТамТамовских" концертов, почесал бородку и сказал — "Это интересно". Потом подкатил к Горшку и все — он стал директором.

Когда я вернулся и узнал об этом, то очень обрадовался — как же, директор! Это уже совсем другой уровень. Шумный (Дима Журавлев) очень долго был нашим директором — все то время, пока мы двигались по "ТамТамам", по "Полигонам", по "Горе", потом был "Wildside" — концерта четыре…

После ухода Рябчика мы стали искать бас-гитариста и временно за бас встал Балу, а первым гитаристом стал некто Петя. На гитаре он рубил очень неплохо, но страдал определенными зависимостями. Мы-то все были самоучками, а он рубил в свое удовольствие, запиливал то, что ему было по кайфу. Вещи были довольно прикольные, но когда Горшок говорил ему — смотри, как ты кайфово здесь сыграл, он спрашивал — "где"? Забывал все напрочь тут же. Все время был в себе. Ну и в препаратах своих, не то расширяющих, не то сжимающих сознание. Тем более, он плохо ходил на репетиции, хотя и хотел с нами выступать.

Потом группа "Вибратор" развалилась и ее бас-гитарист Гриша перешел к нам. Гриша был не дурак выпить, как и все мы, впрочем, но он хоть и врубался в панк-рок и в образ жизни панка — кому надо в дыню сунет и прочее, с точки зрения идеологии "Короля и Шута" он был не наш. Однажды он просто взял и не пришел на концерт. С нашей точки зрения это было непростительно — все можно было себе позволить, но только не это. Однако, именно с ним мы играли на Петровском стадионе на фестивали театра ДДТ. Партию свою он там залажал. Отыграл этот фестиваль и после этого мы просто молча разошлись. Перестали созваниваться. За некоторое время до этого Дима Шумный предложил нам попытаться сотрудничать с какой-нибудь фирмой для того, чтобы уже нормально записать наш альбом. Выбор был невелик и отовсюду пахло тем, что продаешься с концами и все. Мы относились к этому очень серьезно, продаваться не хотели, а считали себя вполне самостоятельными личностями, самодостаточной группой. Понимали, что если не сейчас, то потом, но все равно добьемся своего. Остановились мы на "Курицце-рекордс" — Курехин, Ершов и Пит.

Они профинансировали альбом "Камнем по голове". В то время уже существовал альбом "Король и Шут", который позже вышел как "Будь как дома, путник".

На альбоме, выпущенным "Куриццей" ("Камнем по голове") держался весь рок-н-ролльный бюджет этой фирмы. Они выпустили еще "Югенштиль", "Пауки", "Улицы", но эти группы вообще не продавались. Денег за наш альбом не платили — говорили — ребята, откуда, мол, деньги? При этом они умалчивали тот факт, что мы — единственная продаваемая группа и являемся "паровозом" этой фирмы.