Избавление от КГБ

Ежемесячник «Совершенно секретно» в одном из своих номеров поместил па обложке фотографии председателей КГБ: Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов, Берия, Меркулов, Абакумов, Серов, Шелепин, Семичастный, Андропов, Чебриков, Крючков. Я — четырнадцатый. И, честно говоря, участие в этом «вернисаже» я не считал и не считаю приятным. Вдохновляло только то, что я должен был стать последним в этой галерее портретов, которую открывал образ отца-основателя ВЧК «железного» Феликса Дзержинского, чей памятник еще высился перед всемирно известным зданием на Лубянке, когда я входил в него в новом качестве.

Созданная после Октябрьской революции система подавления с первых шагов несла в себе быстро развивающийся зародыш вседозволенности и аморальности, которые обосновывались революционной целеустремленностью. Хотя «Всероссийская чрезвычайная комиссия» первоначально образовывалась в декабре 1917 года для борьбы против саботажа и бандитизма, то очень скоро ее функции распространились на «искоренение контрреволюции», понимаемой в самом широком смысле. Меч, предназначенный для законной защиты революции от заговоров ее реальных врагов, оказался занесенным над всем обществом. Лидеры большевизма, выдвигая на первый план классовую борьбу, своего рода «большевистский якобинизм», абсолютизировали значение государства как орудия власти и отводили в нем особое место карательным инструментам. Сеть органов ВЧК опутала всю структуру гражданских и военных учреждений огромной страны. Осуществляя с санкции партии по своему разумению аресты, ведение следствий, вынесение и приведение приговоров в исполнение, массовые расстрелы «заложников», ВЧК возвела террор и беззаконие в разряд государственной политики.

С той поры революционного произвола берет свое начало специфическая идеология «чекизма», отлакированная и вылизанная последующими поколениями идеологов КПСС и публицистами, паразитирующими на «криминально-патриотической» романтике.

Эта идеология оказалась более живучей, чем структуры, ее породившие. Мало того, за все время существования партийных карательных органов — от ВЧК до КГБ — она пользовалась некоторой симпатией и популярностью в массах, тогда как сами органы вызывали у людей, мягко говоря, страх.

Причиной этому, конечно же, наш традиционный двойной стандарт. Сущность совершенно секретной деятельности КГБ до сих пор никому в достаточной степени не известна. Но из массового сознания «колом не вышибешь» того, что навечно оставили в нем многосерийные слащаво-мужественные телесериалы «о разведчиках». На самом же деле идеология «чекизма» и чекисты ничего общего с разведчиками не имеют.

Это узурпированное у народа право на его «защиту» его именем от его «врагов» помимо его воли. Врагов определяет не народ, а партия. Враг нужен всегда. Без него станет ясной бессмысленность системы. Поэтому «чекизм» — это постоянный поиск «врага» по придуманной удобной формуле: «Кто не с нами, тот против нас». «Чекизм» — это постоянный ничем не ограниченный сыск и насилие над каждым, кто не укладывался в жесткую схему идеологии партии большевиков. Это полное слияние идеологии спецслужбы не с законом, а с идеологией правящей партии.

Это слияние было подтверждено еще в годы гражданской войны особым распоряжением ЦК партии, обязывавшим всех коммунистов в вооруженных силах, а затем и на транспорте быть осведомителями ВЧК и особых отделов в армии. Уже к 1919 году относится создание первых концентрационных лагерей, лицемерно называвшихся «школами труда».

С прекращением гражданской войны Чрезвычайная комиссия была преобразована в Главное политическое управление (ГПУ) при Наркомате внутренних дел. Но перехода к нормальной системе законности фактически не произошло. Ведомство, задуманное как временное и чрезвычайное, просто стало постоянным и институционально закрепленным.

И, наверное, наивно считать, что действительно кто-то задумывал это ведомство как «временное». Исходя из фундаментального положения теории марксизма-ленинизма, после экспроприации экспроприаторов — впредь до отмирания государства — государство было необходимо. И оно не могло быть никаким иным, кроме как государством диктатуры пролетариата. Для осуществления диктатуры необходимы не правовые, а карательные органы. И они в соответствии с теорией были созданы. И неважно, как они назывались. А «диктатура пролетариата» быстро превратилась в диктатуру одной партии, которая постепенно трансформировалась в «диктатуру одной личности».

Именно ГПУ явилось одним из главных инструментов, с помощью которого Сталину удалось утвердить режим своей личной власти. На ГПУ была возложена основная роль в осуществлении коллективизации сельского хозяйства: его представители входили в «тройки» по ликвидации кулачества, его воинские части обеспечивали депортацию раскулаченных. Громадной была роль ГПУ в организации первых показательных процессов над «буржуазными специалистами» — производственно-технической интеллигенцией, которую обвиняли во вредительской и диверсионно-шпионской деятельности, чтобы свалить экономические трудности на происки «классовых врагов».

Для усиления диктатуры был придуман печально знаменитый тезис Сталина об усилении классовой борьбы по мере продвижения к полной победе социализма. Он лег в основу репрессивной политики 30-х годов, когда массовый террор достиг своего апогея. Инакомыслие преследовалось беспощадно. Лучшие, наиболее яркие личности не вписывались в плоскую систему единомыслия и потому уничтожались, даже если и склоняли свою голову перед «вождем народов». Явью стала система, с провиденческим гением описанная Федором Достоевским в бессмертных «Бесах»: «У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем и все — каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное — равенство… Не надо высших способностей! Высшие способности всегда захватывали власть, были деспотами и развращали более, чем приносили пользы, их изгоняют или казнят. Цицерону отрезается язык, Копернику выкалываются глаза, Шекспир побивается камнями…»

Для Шекспиров, Цицеронов и просто независимо мыслящих людей у Сталина наготове было Управление лагерей ОГПУ, в начале 30-х переименованное в Главное управление лагерей — ГУЛАГ. Семнадцать тысяч заключенных в 1930 году и около двух миллионов в 1940-м, сотни тысяч расстрелянных… «Врагом народа» становился сам народ.

Работа органов госбезопасности проходила под личным контролем Сталина. С созданием в 1934 году общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел, с включением в его состав ОГПУ во главе с Ягодой механизм репрессий был запущен на полные обороты. Любые просчеты в строительстве зданий, поломки техники, аварии на железных дорогах, неточности в финансовых документах трактовались как результат «диверсионно-вредительской деятельности». В массовом порядке фабриковались судебные дела на «шпионов» и «террористов». Не было ни одного мало-мальски серьезного государства мира, в пользу которого якобы не «шпионили» «враги народа». Начатые процессом над Зиновьевым и Каменевым массовые репрессии в отношении государственных, партийных и военных деятелей во многом обезглавили страну, армию в преддверии страшной схватки с фашизмом.

Сталин боялся оставлять в живых свидетелей и исполнителей своих злодеяний. Волны репрессии обрушивались и на сам НКВД. Жертвами палачей становились и честные сотрудники, не принявшие правил кровавой игры, и сами палачи. Периодические чистки в НКВД, не меняя сути этой организации, делали ее только более жесткой. Уничтожение Ягоды и его подручных, организованное по ими же ранее применявшимся сценариям, осуществлялось руками Николая Ежова, превратившего год 1937-й в слово нарицательное, в символ трагедии целого народа.

В тридцать седьмом за считанные месяцы число арестованных по политическим мотивам возросло в десять раз, тюрьмы были переполнены. Органам госбезопасности было разрешено применять пытки. Никто не мог чувствовать себя в безопасности, по Советскому Союзу растекся страх. И не только по Советскому Союзу. Ни одной из партий Коминтерна, чьи представители находились в Москве, не удалось избежать смертельных ударов, при этом особенно пострадали польская, германская, югославская, венгерская компартии. После этого вновь наступило время заметать следы, уничтожать палачей и фальсификаторов.