Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

Оно длилось долго. Последняя неделя апреля могла стать переломной для всего остатка моей жизни. Во вторник состоялось совещание у Трапезникова, на котором объявлена война на уничтожение ревизиониста Черняева. Участвовали: Федосеев, Йовчук (ректор АОН при ЦК КПСС), Смирнов, Егоров (директор Института марксизма-ленинизма), Кузьманов, Семенов (сотрудники этого института), Руткевич (директор Института социологии), Чехарин (зав. отделом науки), Тимофеев, Глезерман (известный специалист по марксизму-ленинизму).

После этого гнусного заседания, на котором меня пытались морально раздавить и запугать, я позвонил Суслову. Все ему рассказал. Он был не в курсе и даже не знал о существовании записки Международного отдела. Принял он мой рассказ благожелательно. Велел своему помощнику доложить ему все материалы. Что он на самом деле думает — неизвестно, но теперь все будет зависеть от него.

В своей книге «Моя жизнь и мое время» я рассказал, чем кончилось. Суслов вдруг порекомендовал ввести меня в состав редколлегии журнала «Коммунист» и таким способом мгновенно прихлопнул всю эту возню Федосеева-Трапезникова. Почему он встал на мою сторону, «идеологически» объяснить нельзя. Скорее всего потому, что презирал моих оппонентов, и того и другого.

Вывод для себя я сделал такой: увы, это позиция слабости — в наше время открыто презирать прохвостов, значит, «губить» себя. Их слишком много, они везде и их трудно распознать в их многообразных личинах.

В общем, по жизненной сути и борьба моя, и вроде победа, если о них поразмышлять по крупному счету, представали суетой, чем-то никому всерьез не нужным. Никакого удовлетворения от того, что я уцелел, я не испытал.

С утра опять Цуканов: речь при вручении ордена профсоюзам. За полтора часа сочинил бодягу. Собрались: Арбатов, Лукич (Смирнов), я у Цуканова. Прошлись. Сопли.

Вечером мне Цуканов сказал, что попытается уговорить Л. И. не мельчить и не вручать. Не его это дело.

Читал беседу Брежнева с Бхутто. Брежнев великолепно вел дело. Заполоскал Бхутто и тот ушел покоренным другом. Брежнев почти уговорил его вести дело с Индией к заключению договора о ненападении, неприменении силы, невмешательстве. Тогда, мол, и все остальные вопросы решатся сами собой, о военнопленных, например. Если согласны, то будем в этом направлении «работать с Индией». На это пакистанцу было очень тяжело решиться. Но лично он был уже согласен. «Буду делать все, провалюсь — хоть пришлите венок на мою могилу».

Весь день не могу отделаться от самодовольства по поводу того, как ловко я переделал записку в ЦК об ответе австралийской Компартии.

Суть: Ааронзы [7] («ревизионисты и антисоветчики») предлагают встречу делегаций КПСС и КПА, просят прислать приветствие их съезду (31 марта).

Записка: ответим, мол, после вашего съезда, в зависимости от его результатов. Если съезд нам не понравтся, официально рвем с КПА.

Вернулся Вадим Загладин из Италии, обеспечив, кажется, перелом в отношении с ИКП.

Наш посол в Париже встречался с Мальро (по поводу его поездки к Никсону). Уверяет, что Никсон все свои действия подчиняет предстоящей встрече с Брежневым. Не считает, что произошло нечто существенное.

Чжоу [8] он ценит в отличие от всего мира весьма низко — примитивен, знает несколько слов по-французски.

Чжоу ездил в Ханой, оказывается, по просьбе Никсона, который обещает вывести все войска и прекратить боевые действия немедленно, как только вьетнамцы отпустят пленных летчиков. Китайцы хотят выглядеть умиротворителями и торопят, боятся, что Никсон обратится за таким же посредничеством в Москву: военнопленные для него — главный козырь на президентских выборах.

Меньшиков (консультант Международного отдела) был месяц в США. Поразило его с 1970 г., когда он туда ездил последний раз, что в университетах сейчас самая острая проблема — «свобода гомосексуалистам!» Тогда как в 70-ом — лезли на автоматы из-за Вьетнама. Полная политическая апатия молодежи.

Читаю ТАСС. Альтамирано поехал в Пекин. (Генеральный секретарь социалистической партии Чили, с которым я познакомился, когда он был год назад в Москве, и встречались, когда я был в Чили, в октябре 1971 года).

5 часов он провел с Чжоу. Восторги — «незаконченная революция», «великий народ», «судьбы человечества» (в духе Никсона), «750 млн. китайцев + 600 млн. латиноамериканцев», «признанный лидер третьего мира»…

Либо они отчаялись в реальности советской помощи, либо сказывается «революционная» натура антикоммуниста=антисоветчика, поскольку СССР — законченное общество, подобное западно-потребительскому, и заурядная сверхдержава…

Я рассказал Загладину о протесте ИМЭМО [9] по поводу двух антисемитских книжонок бывшего еврея Евсеева (по решению ЦК выпущены для борьбы с сионизмом). Объекты протеста: Евсеев записал там Мирского в сионисты, но подставился, присоединив Помпиду к сторонникам Израиля (критиковать лично глав дружественных государств и правительств запрещено ЦК). Загладин сказал, что книжки плохи, но практически тоже не реагировал, хотя это его сфера.

Я чувствовал за всей его позицией мысль: не тем ты, Черняев, занимаешься. Что это тебе все даст? Да и — не только тебе лично может повредить. Ты — зам. Об отделе пойдут разговоры… Почему ты всегда лезешь, и к тебе липнут, когда что- нибудь связано с борьбой против ревизионизма и сионизма?! Сам Загладин «выше» всего этого.

Вчера был на работе несколько часов. «Вымарал» статью Шапошникова (о Европейской ассамблее), написанную Берковым, — интеллигентские мерихлюндии. Нет такой политической кондовости, которая приходит с опытом работы в аппарате (и то — не всякому) и у которой что-то от зрелости и реализма.

Читаю Франсуазу Саган («Иностранная литература» № 3). До сих пор читал ее только по-французски. Сейчас — «Немного солнца в холодной воде». Прекрасная она писательница. Обаятельная… И этот роман — прелесть. Там есть, например: «любовь иной раз можно определить как желание рассказывать все только этому человеку». По этой maxime я, значит, любил всю жизнь только Искру.

Сегодня она, кстати, позвонила: говорила о новой квартире — как она циклюет полы и о том, что Гулыга (муж) перевел из самиздата для журнала «Звезда» Зощенко, теперь вибрирует по этому поводу. Но о чем бы она ни говорила, о чем бы мы вообще с ней ни разговаривали, — для меня это всегда самое высшее человеческое общение. Я, видно, тоже что-то для нее значу. При всей ее иронии и поносительстве в мой адрес, она все время продолжает от меня что-то «требовать»… и обижается, когда я, замороченный работой, оказываюсь невнимательным или даже недостаточно «почтительным».

Впрочем, мы действительно очень редко видимся.

Видел Искру — прошлись минут 20 возле ЦК. Отругала меня за восторги по поводу Франсузы Саган… Обычно, говорит, мы о твоих бабах разговариваем. А тут, подишь-ты — о конфликте из-за принципов (это о деле с Федосеевым).

Обсудил с Красиным и Вебером доклад для Б. Н. (в Софии) о Димитрове (90- летие). Пока еще слабо. Но ребятам уже надоело выкладываться «на дядю». Тем более, что политическая (идеологическая) эффективность выступления Б. Н. практически сводится к нулю. Его речи, доклады, статьи ни для кого уже не указ.

Обнаружил в ужасающем состоянии «памятку» для Капитонова [10], который едет во главе делегации КПСС в Англию по приглашению Голлана [11]. Примитив, переходящий в политический ляп. А, оказывается, Капитонов его уже акцептировал. Нагнал я панику на Матковского и Джавада [12], которые, кстати, сами едут в составе делегации. Поработал с ними над текстом.