В лучах прожекторов

Трасса прошла совсем рядом. Кажется, еще какое-то мгновение — и самолет налетит на эту смертоносную струю. Я откинулся на спинку сиденья. Машину качнуло. Слева тяжело ухнул зенитный снаряд. В этот момент в ушах раздался голос Гарифуллина:

— Сбросил!

Я тут же свалил самолет на левое крыло и, отворачиваясь от зенитного огня, стал терять высоту.

— Разворотило сарай, из которого бил пулемет! Загорелись автомашины! Капут! — крикнул штурман. — Давай домой!

Огненные трассы тянутся к самолету. Совсем близко вспыхивают разрывы снарядов. Еще! Еще! Но это уже не страшно. Самолет нырнул и на бреющем прошел западнее деревни Узорово. Ночь надежно скрыла нас.

— Ну как, Коля? — взволнованно спросил Гарифуллин.:— Жив?

— Жив!

— Бомб маловато! Еще бы заход сделать!

— Ничего! Сейчас другие добавят!

Внизу знакомым пятном проплыл лес. Впереди, за лесом, линия фронта.

Мотор неожиданно перестал работать. Винт завертелся вхолостую. Затем мотор чихнул. Самолет вздрогнул и, словно подраненная птица, клюнул носом.

Чтобы не потерять скорость, не понимая еще толком, что случилось, я сразу же перевел самолет в планирование. В голове вихрем закружились мысли: «В чем дело? Что с мотором?» Рука машинально то убирала, то до отказа посылала вперед сектор газа, но мотор не отзывался. Машина упорно шла к земле. Как-то сразу острее почувствовалась обстановка: ночь, мороз, внизу — территория, занятая врагом. Под крыльями — сплошной черный лес. Неужели первый боевой вылет станет последним?

— Что случилось? — спрашивает Гарифуллин.

— Мотор отказал!

— У, дьявол! До линии фронта еще километра два.

С лихорадочной поспешностью пускаю в ход шприц. На какую-то долю секунды обороты увеличились. Самолет уже почти касается лыжами верхушек деревьев.

— Буду садиться, приготовься! — передал я штурману.

Впереди в черном овале леса мелькнула поляна. Не переставая подкачивать бензин, начал планировать к ней. До земли метра три. И вдруг самолет вздрогнул, мотор захлопал, словно захлебываясь, машина стала набирать высоту.

— Газ! Газ давай! — кричал Гарифуллин. — Жми на сектор!

Мотор взвыл, и самолет, так и не коснувшись земли, полез вверх. Линию фронта пролетели на высоте сорока — пятидесяти метров.

Все это случилось так неожиданно и быстро, что я не успел по-настоящему осознать опасность, которая нам грозила. Было непонятно, отчего перестал работать мотор. Но еще более непонятным было, почему он вдруг заработал снова.

Фронт остался позади. Самолет шел плавно как ни в чем не бывало.

Но что же в конце концов случилось?

Очевидно, эта же мысль не давала покоя и штурману. Он снова обратился ко мне:

— Что же там было?

— Убей, не знаю.

— А как теперь?

— Полный порядок!

— А ну, испытай мотор на всех режимах!

Я убрал газ, затем резко дал сектор вперед до отказа. Мотор работал нормально.

— Наверняка механик чего-нибудь не доглядел, — решил я и подумал: «Ну, доберусь до аэродрома, дам жару Коновалову».

Прошли на бреющем вдоль шоссе и благополучно приземлились.

Коновалов, как всегда, встречал нас возле посадочной полосы.

— Ты почему выпускаешь в воздух неисправную машину? Из-за тебя мы с Гарифуллиным чуть у врага не сели!

Коновалов недоумевающе спросил:

— А что случилось?

— Машина не в порядке, вот что! Мотор отказал!

— Не может быть!

Пришел инженер. Осмотрел мотор. Никаких неисправностей. Стали проверять горючее, оказалось — в бензине вода.

— А я думал все это по твоему недосмотру! — примирительно сказал я механику. Ты не обижайся!

— Обойдется! — согласился Коновалов. — Только в другой раз, не разобравшись, не кричи. Мы, горьковские, за свою работу ручаемся…

— А вот с костромскими или владимирскими или еще каковскими бензозаправщиками из батальона придется все-таки разобраться, — заметил инженер.

Техники тут же слили из баков все горючее, снова заправили и подвесили бомбы.

В эту ночь мы сделали еще три боевых вылета.

После завтрака лейтенанты Ноздрачев, Мишин, Виктор Емельянов и я, придя домой, увидели присевшего на корточки в углу и разбиравшего в чемодане свои вещи младшего воентехника. Заметив нас, он вскочил и, приняв положение «смирно», четко произнес:

— Здравствуйте!

Лейтенант Ноздрачев, насупившись, спросил:

— Кто такой?

Новичок смущенно, но так же четко ответил:

— Младший воентехник Образцов. Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.

— Кто, кто? — переспросил Ноздрачев.

— Техник с СБ, наш полк расформировали, и я получил назначение к вам. — Помолчав, Образцов добавил: Хочу летать, штурманом быть!

— Летать хочешь? Ну, что же, это хорошо.

Н. Н. Образцов (снимок 1960 г.)

Вечером меня вызвал командир полка и сказал:

— Товарищ сержант, младший воентехник Образцов будет вашим штурманом. В подготовке поможет штурман эскадрильи.

— Есть, — ответил я, постоял немного и, видя, что на этом разговор закончился, вышел.

Вскоре нужно было вылетать на задание.

Штурман эскадрильи старший лейтенант Василий Скляренко помог нам с Образцовым подготовиться к полету. Поскольку у нового штурмана не было опыта ведения ориентировки, Скляренко предложил выучить весь маршрут наизусть. Это нужно было еще и потому, что ночью карта в неосвещенной кабине самолета не видна.

За ночь мы сделали четыре боевых вылета и быстро нашли с Николаем Образцовым общий язык.

Как-то ночью после первого полета меня вызвали на командный пункт полка. В землянке рядом с командиром сидели комиссар полка Коротков, парторг полка Жарков и незнакомый майор.

— С прифронтовой полосой немцев знакомы? — начал Куликов разговор.

— Знаком.

— Сколько совершили боевых вылетов ночью?

— Тридцать пять.

— Значит, опыт есть! Тогда вот вам задание: будете в тылу у немцев разбрасывать листовки. За штурмана с вами полетит политрук Жарков. А листовки получите у товарища майора, представителя политического управления фронта, — и он указал на незнакомца.

Я замялся.

«Почему лететь с Жарковым?» — недоумевал я. Политрук, наверно, никогда не изучал штурманское дело и, стало быть, какой же из него штурман? Только недавно Образцова сделали штурманом, а тут еще политрука навязывают. Да и задание новое: разбрасывать листовки. Это вроде наш У-2 становится агитатором.

— Может, разрешите лучше с Образцовым лететь? — не удержался я от вопроса.

Куликов и комиссар полка переглянулись.

Выслушав мою просьбу, Коротков нахмурился:

— Полетите с тем, с кем приказали. Задание это ответственное, и доверить его можно не каждому. Летите с Жарковым. И знайте, Жарков не подведет. Он до нашего полка в противотанковой артиллерии служил, не хуже вашего знает, почем фунт лиха, — сказал комиссар. А я подумал: «Да ведь в боевой самолет сажают не потому, кто сколько лиха хватил…» Но все же ответил:

— Да я что? Я ничего. И политрука Жаркова даже очень уважаю… Разрешите выполнять задание?

Коротков улыбнулся:

— Ну вот это другое дело. Идите!

— Да смотрите, чтобы порядок был! За выполнение задания и за Жаркова вы отвечаете, с вас спрошу! — предупредил Куликов.

Из землянки вышли втроем. Майор показал на «газик», доверху набитый листовками, и сказал:

— Тут работы на неделю, не меньше.

— А по мне хоть на месяц. Могу вообще в штатные пропагандисты записаться.

— Вы комсомолец?

— Конечно.

— Так вот, в листовках, которые вы будете разбрасывать, сообщения об успехах нашей армии под Москвой, Тихвином, Ростовом, о славных боевых делах партизан. Советские люди по ту сторону фронта хотят и должны знать правду.

Затем майор рассказал, что есть и другие листовки, на немецком языке. В них тоже сообщается о победах Красной Армии.