Пока бьется сердце

* * *

Начались трудовые будни. Хотя испытания турели прошли успешно, необходимо было произвести доводку установки и в первую очередь добиться безотказности работы системы питания пулемета боевыми патронами. В течение нескольких дней мы выпустили не одну тысячу патронов при различных положениях оружия, соответствовавших его положениям на самолете.

Сначала мы проверили оружие на земле, а потом самолет с боевой перископической установкой выполнял стрельбы по наземным целям в условиях полигона.

Казалось, все было отлажено и проверено, но во время испытаний выяснилось, что в перископ надо внести некоторые изменения.

Опять начались хлопоты и беготня. Не так-то просто добиться срочного выполнения заказа на оптическом заводе! Но тут нам неожиданно повезло. Главным инженером этого завода был мой однокашник по академии - Костя Розенель. Через несколько дней мы оказались счастливыми обладателями пяти отличных перископов с измененным углом колена. Это было то, что нужно. Теперь установка должна работать нормально.

Государственные испытания прошли успешно, наша люковая установка «ЛУ МВ-2» с применением перископического [19] устройства была рекомендована под различные образцы пулеметов.

Так была создана стрелковая установка, идея которой зародилась еще в 1923 году. Это был торжественный день, который мы отмечали всем конструкторским бюро. Забегая вперед, могу сказать, что во время Великой Отечественной войны на одном из американских самолетов стояла аналогичная установка с применением перископа, но выполненная менее удачно, чем наша отечественная.

И после «ЛУ МВ-2» и до нее мне приходилось работать над многими изобретениями. Были среди них и более сложные, и более простые. Но именно 1938 год, а особенно 11 декабря, когда мы проводили испытания на самолете СБ, чуть не закончившиеся катастрофой, стал моим Рубиконом.

Обычно человек начинает увлекаться изобретательством с малых лет. Так было и у меня, и, чтобы рассказать об этом, надо вернуться на шестьдесят с лишним лет назад в небольшой провинциальный городок Бердянск. Там прошло мое детство, там начался мой путь изобретателя.

О детстве и юности

Живописно расположился Бердянск на берегу мелководного Азовского моря. Таких городков было много на побережье, но мне казалось, что лучше моего родного Бердянска нет и не может быть. Нигде не найти таких замечательных дынь, арбузов, абрикосов, такого вкусного винограда, нигде так не клюет рыба. Так думали все мы, местные мальчишки, часами сидевшие с удочками на пристани.

В порту с утра до позднего вечера бурлила жизнь. Приходили и уходили грузовые пароходы из разных стран. Люди с загорелыми лицами и белозубыми улыбками громко и оживленно разговаривали, сопровождая речь быстрой и резкой жестикуляцией. Время от времени раздавались протяжные гудки пароходов. По узким крутым сходням шли грузчики с тяжеленной ношей на спине. Грузили в основном зерно, которое местные купцы за бесценок скупали у крестьян близлежащих деревень. Мостовая порта была покрыта слоем зерна. По зерну [20] ходили, ездили; растоптанная и раздавленная пшеница превращалась в колючую пыль, которая больно резала глаза. Уцелевшие зерна грузчики сгребали в кучки, растирали большими гранитными камнями и тут же на жаровнях пекли себе лепешки. Вкус этого горячего, хрустящего на зубах теста я отлично помню и сегодня.

У меня было три сестры и два брата. Вместе с матерью и отцом мы жили в одноэтажном доме, к которому примыкал открытый летний кинотеатр с загадочным названием «Буфф». В теплое время года мы, дети, могли бесплатно смотреть фильмы через забор и были счастливы этим.

Наша многочисленная семья жила скромно. Отец мой - Мирон Владимирович Можаровский был очень отзывчивым и добрым человеком. Он умер в возрасте тридцати девяти лет от менингита. Мать осталась одна с шестью малолетними детьми. Самому старшему из нас было в то время десять лет, а младшей сестренке - десять месяцев. Все заботы легли на плечи матери. Она стала преподавать музыку в женской гимназии, а каждый из нас добросовестно выполнял свои обязанности по дому.

Я учился в реальном училище, когда по городу прошел слух, будто к нам приезжает из Одессы знаменитый летчик Сергей Исаевич Уточкин, чтобы продемонстрировать свой полет на аэроплане. Об Уточкине рассказывали много необыкновенного, и трудно было поверить, что такой исключительный человек осчастливит Бердянск своим появлением. Мы знали, что Сергей Уточкин одним из первых среди летчиков России рискнул подняться в воздух на аэроплане, знали, что к тому же он замечательный спортсмен. О его ловкости ходили легенды, и трудно было разобраться, что в них истина, а что ложь. С восторгом рассказывали, например, что он умеет ездить на велосипеде на одном только заднем колесе, высоко подняв переднее в воздух. Этот в наше время заурядный трюк тогда, в начале девятисотых годов, изумлял публику.

В один из ближайших дней на берегу моря начали готовить взлетно-посадочную площадку. Это сразу развеяло все сомнения.

Надо сказать, что в тот период Россия почти не выпускала своих самолетов. Русские летчики пробовали [21] силы на заграничных, в большинстве случаев французских машинах. Эти аэропланы-этажерки производили много шуму при взлете, но их попытки оторваться от земли очень часто оканчивались неудачей. На таком самолете типа «Фарман» летал и Уточкин.

Когда взлетно-посадочная площадка была готова, ее обнесли высоким забором. Для нас, мальчишек, забор не был препятствием, и к началу полетов ватага ребят уже находилась у самого аэроплана. Появился пилот - высокий, рыжеволосый, могучего сложения мужчина. Мы смотрели на него с благоговением, как на сверхъестественное существо. Оглядев наши сияющие физиономии, Уточкин улыбнулся и попросил держать самолет перед запуском мотора.

Наконец мотор заработал. У многих зрителей потоком воздуха сорвало головные уборы, но никто не обратил на это внимания: так пристально все следили за разбегом и взлетом аэроплана. Оторвавшись от земли, аэроплан набрал высоту примерно 150-200 метров и плавно полетел. Зрители как зачарованные следили за полетом. Уточкин сделал несколько кругов над площадкой, над центром города, где собрался народ, и ловко приземлился. Его тут же подхватили на руки, с криками «ура» начали подбрасывать в воздух…

После того как я увидел летящий в небе аэроплан, мне стало совершенно ясно, что буду пилотом или в крайнем случае конструктором аэропланов. То же самое решили и мои товарищи. Мы пытались разыскать хоть какие-нибудь книжки, где рассказывалось бы, как надо «делать» самолет. Однажды мне повезло - нашел руководство для постройки моделей. Вместе с дружком Шурой Грунским мы сделали свою первую модель. Несмотря на все наши старания, она так и не взлетела. Зато вторая поднялась в воздух и даже какое-то время летала над нашими головами, а потом стала терять высоту и врезалась носом в землю.

После этого мы взялись за изучение и постройку действующих моделей самолетов Блерио, Таубе, Ньюпор. Потом попытались выполнить схему собственной конструкции, но, потерпев несколько неудач, оставили эту затею и нашли более интересное занятие: изготовление петард и ракет. Дело было поставлено серьезно. Под лестницей первого этажа в доме, где жил Шура, мы [22] оборудовали пиротехническую лабораторию, о существовании которой никто не подозревал. Испытания мы благоразумно проводили вне дома. Все шло хорошо до тех пор, пока не произошел взрыв: мне обожгло лицо, Шуре опалило брови и ресницы, а дым и едкий запах наполнили весь дом.

После этого случая пиротехника была временно забыта, а мы перешли на изготовление самодельных пистолетов для баталий с гимназистами. Наши пистолеты не только стреляли, но и выглядели красиво, совсем как настоящие.

Следующим моим увлечением была «проблема острого угла». Острый угол заинтересовал меня, когда, изучая геометрию по учебнику Киселева, я прочитал, что еще в древности люди пытались разделить острый угол на три равные части с помощью циркуля и линейки. Эта на первый взгляд совсем простая задача оказалась столь сложной, что до сих пор осталась нерешенной.