И обратил свой гнев в книжную пыль...

Эти вопросы годами жгли мне душу. И оставаясь так долго без ответа, беспокоили меня, словно заноза в одном месте, и подталкивали к тому, чтобы все время прилагать больше усилий и предпринимать все новые попытки для достижения цели!

Когда я впоследствии стал руководить отделом зарубежных выставок Франкфуртской книжной ярмарки, то вместе со своими коллегами приложил немало усилий, чтобы облегчить посетителям знакомство с немецкими книгами.

Общаясь с интересующимися выставкой посетителями, приезжавшие с нами эксперты каждый раз убеждались, какой вещью в себе оказывалась отраженная экспозицией тематика книг, дающих представление об интеллектуальном развитии научной мысли в Германии.

Наша выставка была словно оркестр, играющий перед иностранной публикой. Хорошую, тщательно подобранную экспозицию можно сравнить с прекрасно звучащим музыкальным ансамблем, исполняющим мелодии современности. И когда удается найти и привлечь на выставку свою публику, то высекается та самая заветная искорка и постепенно завязывается диалог.

Иногда — светлые моменты в нашей работе, к которым мы не просто стремились, а боролись за них, — нам удавалось разжечь эту искорку и начать диалог. Но этому всегда предшествовал долгий и трудный путь, требовавший виртуозности от творчески одаренных сотрудников.

Но даже при качественной подготовке с полной отдачей сил иногда все же случалось так, что искорка межчеловеческих контактов в чужой стране так и не пробегала.

Всегда особенно важно было верно определить потенциальные целевые группы посетителей и увязать с этим методы коммуникации, то есть осмысленную и целенаправленную рекламную кампанию, сопутствующую книжной выставке.

Большое внимание мы уделяли наглядности экспозиции, ставя перед собой цель помочь посетителям полнее и ближе ознакомиться с информацией, которую несут в себе выставленные книги. Достигалось это благодаря разбивке книг на небольшие тематические группы и размещению их на четко оформленных стендах или маркировке отдельных групп образной символикой.

При этом общий логотип выставки должен был непременно включать в себя эти символы, адресованные целевым группам посетителей, чье внимание они были призваны привлекать, зазывая на выставку.

Во время нашей аргентинской выставки все эти так называемые программные разработки находились еще в самом зародыше. «Обучаемся в процессе работы» — вот наш тогдашний девиз! И что удивительно — там ненаучно и непроизвольно происходило все то, что мы позднее начали планомерно внедрять в нашу работу: так, например, логотип аргентинской выставки, украшавший плакаты и каталог, неожиданно получился таким — хотя это никому не бросилось в глаза в период подготовки, — чему мы потом дали определение «суггестивный символ».

По финансовым соображениям мы поручили разработать плакат для этой выставки юной студентке полиграфического училища в Оффенбахе. Она сделала это с энтузиазмом и большой увлеченностью цветом. Желтые буквы слова «Libros» («Книги») наполовину скрывались под контурами облака с обрывками речи, но слоги позволяли, однако, распознать написанное яркими, чувственно-сочными красками — в гамме от красного до фиолетового — ключевое слово «ех-p-p-po-si-i-ci-i-yn!». Вся композиция была выполнена очень ловко и искусно, а на букву «L» в слове «Libros» капнула краска и, размыв нижнюю часть буквы и изогнув ножку, превратила ее в «S», так что все, бросив беглый взгляд, читали «Sexpo».

Злые языки приписывали потом наш успех в Буэнос-Айресе именно этой визуальной промашке. Тем более что как раз в то время в зашоренном католическом Буэнос-Айресе, изнемогавшем под пятой военной диктатуры генерала Онганиа, не первый уже месяц шел, вызывая ажиотаж, немецкий эротический фильм, хотя и сильно урезанный — «Хельга» Освальда Колле, — и от немцев и их «автопортрета», пусть в книжном исполнении, тоже наверняка ждали чего-то особенного, предвкушая «клубничку».

Ну, тогда кто же мог нам сказать, был ли вообще «успех»?

Статистика проведения книжных выставок — дело совсем непростое. Попытаться отследить успех, абстрагируясь от учета числа посетителей, конечно, можно, прибегнув к обработке спонтанных сообщений в прессе и сравнивая высказанные в них оценки.

Не менее трудно проконтролировать, повлияла ли выставка на рост продаж книг в местных книжных лавках. В лучшем случае, общую картину коммерческого успеха выставки может дать проведенный спустя несколько недель анкетный опрос, редко когда оказывающийся авторитетным. Определенную надежду мы всегда возлагали на тщательно выполненные каталоги, которые раздавали проявляющим особый интерес посетителям. Отправными точками в известной степени могут также служить предлагаемые на выставках посетителю вопросы в письменном виде, но на них реагирует, как правило, лишь небольшая часть доброжелательно настроенной публики, давая корректные и полноценные ответы.

Подлинный успех, настоящий «фейерверк», произведенный хорошей экспозицией, могли, собственно, оценить только приезжавшие вместе с нами из Франкфурта эксперты выставки. Но их оценки опять же могли оказаться крайне субъективными и плохо «вписывались» в реестр административных оценочных критериев, которыми оперировали наши финансовые спонсоры. И потому нам оставалось только цепляться за безликие цифры, отражавшие число посетителей, и хотя они мало что говорили об истинном успехе выставки, зато безоговорочно признавались всеми как убедительный критерий успеха.

Анализы наших книжных выставок, которые мы каждый раз проводили по окончании показа крупной экспозиции, четко выявили, что эти проекты требовали, помимо желания работать творчески, прежде всего огромной добросовестности при подготовке каждой выставки, когда надо было постараться по возможности заранее исключить любую неожиданность и просчет, какие только могли возникнуть.

Глава 3

В Кордове как на Луне

Такого рода мысли были для меня тогда далеким будущим. Но уже в Буэнос-Айресе я начал подвергать сомнению все, что и как мы делали. Определенно невозможно было и дальше вести дело так, как его начал в 1950 году д-р Вильгельм Мюллер, а затем продолжили Зигфред Тауберт и вместе с ним д-р Мюллер-Рёмхельд, Ганс Штельтен и Клаус Тиле.

Послевоенное время, когда мир с любопытством следил, что же там такого нового опять народилось в этой ужасной Германии, окончательно миновало. Уже было недостаточно просто выложить на стол несколько тысяч немецких книг и объявить в газетах, что вот, мол, мы уже прибыли. Сначала надо было все как следует разведать, предварительно порасспросить. Это слово не сходило в те дни с наших уст.

И потому я опять сидел в самолете внутренних линий аргентинской авиакомпании «Austral», следовавшем рейсом в расположенную в 750 километрах от Буэнос-Айреса Кордову — вторую остановку на пути к заветной цели моей мечты — Вальпараисо.

Мне было плохо, я чувствовал себя обессиленным, болела голова. Полуночные посещения известного своими танго заведения «El viejo Almac?n», ночные бдения в кабаках итальянского увеселительного квартала Ла-Бока, многочисленные новые знакомства… Я чуть не «обручился» с маленькой студенткой юридического факультета. Правда, в тот вечер, когда меня представляли ее отцу, аргентинскому генералу ВВС(!), я установил, что ее сестра нравится мне еще больше. А потому поторопился поскорее забыть всю эту историю.

Моя первая выставка и время пребывания в фантастическом городе Буэнос-Айресе прошли словно в непрерывном угаре. И вот я сидел в самолете, глядел вниз на бескрайние просторы Пампы и думал о том, что со всем этим пора кончать.

Вся ответственность за дальнейшую судьбу выставки ложилась теперь на меня. Клауса Тиле, находившегося в состоянии сильного подпития, мы посадили в самолет на Мехико, где он собирался навестить одну мексиканку, которую знал еще по Германии. Позднее он женился на ней и насовсем перебрался в Мехико. А Гюнтер В. Лоренц влюбился в одну «porteca» (так в Аргентине называют жительниц Буэнос-Айреса) по имени Хайдэ, на которой он тоже впоследствии женился и по сей день живет с ней в Шварцвальде. К счастью, я в очередной раз избежал этого и был благодарен судьбе, что безумное время наконец-то позади. Я решил серьезно сконцентрироваться на работе, в конце концов я взял на себя, пусть и на какое-то время, обязательства по ее выполнению.