Родники мужества

Но я знал, что эта тишина обманчива. Представил себе, как по ночам в этих вот плавнях крадется вражеская разведка. Да и наши конечно же не сидят сложа руки. Вон и сейчас откуда-то издали донесся приглушенный расстоянием сухой треск пулеметной очереди, в вышине прошел самолет, тяжело роняя на землю свой вибрирующий гул.

Вместе с Матвиенко мы заглянули в штаб дивизии, затем зашли в медсанбат, разместившийся в трех хатах, которые отгораживал от реки невысокий холм.

Палаты здесь сверкали белизной. Сразу бросилось в глаза, что аккуратно заправленные койки пустуют. Раненые в последнее время не поступали. Врачи и медсестры кучкой сидели у печного огонька. Шло как раз занятие по оказанию первой медицинской помощи. Нетрудно было заметить, что люди, привыкшие к горячему делу, скучали, слушая объяснения хирурга.

При нашем появлении все встали. Начальник медсанбата отдал мне рапорт. Поговорив с людьми минут десять, мы ушли. Не хотелось надолго прерывать ход занятий.

Оглядели и винные погреба, о которых мне еще Пронин [19] говорил. Сейчас они были уже очищены, из сырых подвалов тянуло лишь кислым винным духом. И все же у входа стоял часовой.

Здесь все в порядке.

— Ведите-ка меня в плавни, — подсказал я Матвиенко.

— Туда не идти, а плыть надо, товарищ полковник, — ответил он. — В лодке...

— Что ж, тогда поплыли...

По овражку мы спустились с кручи, затем по проложенным слегам вошли в заросли камыша. Дошагали по этому неверному мостику до конца. Там стояла лодка. С помощью этого-то суденышка и добрались наконец до опорного пункта.

Он располагался теперь на крохотном песчаном островке, намытом, видимо, разливами реки, и представлял собой какое-то подобие чаши, края которой составлял круговой бруствер с ячейками для стрелков и пулеметных гнезд. В сторону реки камыш был прорежен, чтобы можно было наблюдать за сопредельным берегом и при необходимости вести в том направлении огонь.

В глубине островка-чаши на травяных настилах сидели и лежали бойцы. Это отдыхали те, кто был свободен от дежурства у оружия.

Пригнувшись, мы зашагали к ним.

Прямо скажу, картина открылась глазу нерадостная. Под ногами хлюпала вода, она просачивалась и сквозь травяные настилы. И даже тяжелый застойный воздух камышовых зарослей был, казалось, до предела насыщен осенней влагой.

Но больше всего меня насторожил вид бойцов. Все они выглядели какими-то утомленными, равнодушными. Даже поднялись при нашем появлении с явной неохотой. Промокшие, небритые, заляпанные болотной грязью, они совсем не походили на тех орлов, которых я ожидал увидеть.

— Гвардейцы, да вы ли это?! — невольно вырвалось у меня.

— Так точно, гвардейцы, — негромко ответил кто-то из бойцов.

Беседа вначале явно не клеилась. И красноармейцы и командиры отвечали на вопросы нехотя и, как я подметил, то и дело с опаской косились на начальника политотдела [20] дивизии. И все-таки я выяснил, что в опорные пункты не всегда своевременно доставляется горячая пища, люди лишены возможности вовремя обсушиться, привести себя в порядок.

— Фронт есть фронт, — в ответ на мой недовольный взгляд развел руками Матвиенко. — Бывало и похуже, но ведь выдержали же. А тут что? Так, мелочи...

Я слушал полковника и не мог понять, шутит он или говорит все это всерьез. Выходит, Матвиенко не испытывает особой тревоги за положение людей здесь, в плавнях, он уже привык, притерпелся к картине их неудобств. Это же невероятно!

Вечером я попросил начподива собрать весь партийно-хозяйственный актив тыла соединения. И в первую очередь обсудили на этом совещании вопрос об организации помывки личного состава.

Решили воспользоваться уже имеющимся опытом устройства полевых бань — таких, какие мы оборудовали еще в 1941 году, в период боев под Москвой.

Что представляли собой эти бани? Брались железные. бочки из-под горючего, у них вырезалось одно из днищ. Тара тщательно пропаривалась и отмывалась. Затем вмазывалась в печи или устанавливалась в больших землянках на опоры. И грели в ней воду.

Подразделения по очереди проходили через эти помывочные пункты. Здесь же работали и солдатские парикмахеры. Заканчивали обе эти приятные процедуры хорошим обедом или ужином — в зависимости от времени помывки — и просмотром фильма или киножурналов.

Результат? Люди получали хорошую моральную и физическую разрядку, подтягивались, поднималось их настроение, а следовательно, и боевой дух.

Так же мы решили поступить и в данном случае.

* * *

Подобные помывочные пункты мы организовали и на сей раз. Мобилизовали для этого всех хозяйственников, персонал медсанбата. Большую помощь оказал нам и командир дивизии, выделив в наше распоряжение необходимый инвентарь. Завидную распорядительность проявил на этот раз и полковник Г. А. Матвиенко. Видимо, сказался разговор, который состоялся у нас с ним наедине. Теперь все мои указания он выполнил точно и в срок. [21]

Наладили мы и доставку горячей пищи в опорные пункты. Сделать это, кстати, не составило большого труда. Потребовалось лишь вызвать к себе некоторых хозяйственников и дать указание впредь быть расторопнее. Только и всего.

В последующем я неоднократно бывал в 33-й гвардейской дивизии, придирчиво следя за тем, чтобы начатое дело не затухало.

Во время этих приездов у меня состоялся целый ряд бесед с работниками политотдела соединения. Нередко приходилось слышать от них сетования на чрезмерную загрузку якобы побочными поручениями, вводными. Что же это за побочные поручения и вводные? Со многими мы обстоятельно разобрались, как говорится, не откладывая дела в долгий ящик. И выяснилось, что получаемые в разное время политотдельцами соединения «дополнительные задания» были вызваны крайней необходимостью. Например, в ходе предыдущих напряженных боев из частей я подразделений дивизии выбыло немало партийных и комсомольских работников. И вот, чтобы не допустить в них ослабления партполитработы, в полки и батальоны были направлены некоторые политотдельцы. Естественно, временно. И они проделали там большое и нужное дело — мобилизовали воинов на достойный отпор врагу. Разве можно сетовать на это?

Иное дело, когда секретаря партийной комиссии дивизии заставили выполнять задание, даже отдаленно не связанное с его служебными функциями. А партийные дела между тем лежали в его походном сейфе без движения. А это — десятки заявлений от бойцов и командиров с просьбой принять их в партию. И они не рассматривались более месяца! Вот на эту тему пришлось вести разговор довольно серьезный. И даже вынести потом на совещание с начподивами и секретарями партийных комиссий всех соединений корпуса.

В целом же беседы с работниками политотдела 33-й гвардейской дивизии оставили у меня хорошее впечатление. Радовало то, что они как-то незаметно вылились в большой разговор о стиле работы политотдельца в боевой обстановке, о формах и методах устной пропаганды, о силе и действенности слова и личного примера пропагандиста. Мы сошлись на том, что партийно-политическая работа во фронтовых условиях должна отличаться [22] высоким динамизмом, каждое мероприятие предельно насыщаться политическим содержанием, быть эмоциональным, иметь ясную, конкретно выраженную цель.

Затем в политотделе дивизии состоялось совещание, на которое были приглашены заместители командиров полков по политчасти, секретари партийных организаций, комсомольские активисты. На нем были всесторонне проанализированы недостатки в пропагандистской и агитационно-массовой работе, в организации полевого быта. Было подчеркнуто, что забота о людях — это забота об укреплении боеспособности частей и подразделений.

Тут же наметили меры по активизации партийно-политической работы в полках и батальонах. Секретарям партийных организаций было предложено охватить всех коммунистов конкретными поручениями, направленными на успешное решение стоящих перед подразделениями боевых задач. О том, как выглядели эти поручения, красноречиво рассказывает сейчас один из документов тех дней, хранящийся в архиве. Называется он так: «Партийные задания коммунистам роты автоматчиков». В нем говорится следующее: