Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Спасло всех причастных к публикации «Барабанщика» чудо: по давно составленному списку А. П. Гайдар был награжден орденом «Знак Почета». Это был самый малозначительный орден, но списки визировал И. В. Сталин. Награждение автоматически означало: Гайдар арестован не будет и грандиозный судебный процесс не состоится.

В «Пионерке» повесть больше не появилась, но как бы в компенсацию за рассыпанный газетный вариант «Судьба барабанщика» вскоре вышла отдельной книгой в Детиздате.

В 1940 году в той же «Пионерке» были напечатаны первые главы «Тимура и его команды». А спустя несколько дней в Москве появились живые «тимурцы». Они ходили по квартирам, предлагали свои услуги, с готовностью брались за любую работу. Об этом с изумлением писала «Комсомолка».

Снова раздался угрожающе-запретительный окрик. Печатание новой повести опять было прервано. Над Гайдаром, коллективом «Пионерской правды» и работниками ЦК комсомола снова нависла недавняя угроза ареста.

Всех поразила повторяемость сюжета. Повторяемость, которую криминалисты именуют «почерком преступника». Четко выстраивалась последовательность действий: некий человек, причастный к детской литературе, знакомился с очередной рукописью Аркадия Петровича, ждал первой публикации, затем без промедления сигнализировал «куда надо».

Причем, если в 1935 и 1936 годах эти сигналы об «идейных шатаниях» Гайдара носили форму открытых устных или журнальных дискуссий, то в 1938 и 1940 годах аналогичное несогласие с Гайдаром облеклось в форму тайного доноса.

Кто-то относил обличающее послание в так называемую почтовую экспедицию на Лубянке или на Кузнецком Мосту. Адрес экспедиции время от времени менялся. Но доносы там неизменно принимали круглосуточно. Активность внештатных информаторов, которые желали, чтобы их «патриотический» поступок остался неизвестен, возрастала с наступлением темноты.

По трагическому опыту 1930-х годов начальственное осуждение уже опубликованного материала автоматически влекло за собой арест.

Ситуация по поводу запрета «Тимура» обрела такую остроту и такой ежечасно нарастающий драматизм, что ею безотлагательно занялся секретарь ЦК партии Емельян Михайлович Ярославский. Он ведал вопросами идеологии, в частности, антирелигиозной пропагандой.

Однако и Ярославскому стало очевидно: самостоятельно распутать загадочный узел ему не под силу. Против автора «Тимура» и «его пособников» выдвигались обвинения в двух очень серьезных преступлениях:

• в попытке подменить деятельность пионерской организации имени В. И. Ленина «игрой в команды»;

• в намерениях создать подпольное детское движение, лишенное взрослого, тем более партийного руководства.

Кто-то явно добивался физического уничтожения Аркадия Гайдара. Уже шло предварительное расследование. Кадровиков из «Пионерской правды» все время куда-то вызывали.

Усилия Емельяна Ярославского остановить раскручивание маховика ни к чему не привели. Процесс над знаменитым писателем, который «собрал вокруг себя банду» из работников «Пионерской правды» и сотрудников ЦК комсомола, обещал быть громким. Кто-то собирался сделать на этом стремительную карьеру. Ярославский обратился прямо к И. В. Сталину.

«Великий вождь», воздадим ему должное, был книгочей. Он «проглатывал» за день (при своей загруженности) до 500 страниц художественной литературы. Отложив другие дела, глава партии и государства буквально за час ознакомился с рукописью «Тимура»; не нашел в ней ничего вредного, а тем более опасного, и разрешил печатать дальше.

Организатором однотипных «дискуссий» вокруг «Военной тайны» и «Голубой чашки», автором доносов, на основе которых было прервано печатание двух повестей А. П. Гайдара в «Пионерской правде», оказалась одна и та же «окололитературная» дама: Вера Васильевна Смирнова.

В юности Вера Васильевна мечтала стать актрисой. Она сдавала экзамен в Театр Всеволода Мейерхольда. Но порыв Смирновой к сцене остановил проницательный Всеволод Эмильевич. Его заключение: «Слабые ноги».

Те же «слабые ноги» подвели Веру Смирнову, когда она пробовала свои силы в поэзии, а затем и в прозе для детей. Ее последней попыткой в изящной словесности стала повесть о детстве И. В. Сталина.

Уже начиналась эпоха «культа личности». Совсем молодой Сергей Михалков удостоился ордена Ленина за одно только стихотворение. Называлось оно «Светлана» и было опубликовано в «Известиях» в день рождения дочери вождя.

Смирнова мечтала о столь же блестящем взлете и послала рукопись своей книги на отзыв главному герою. Резолюция и на этот раз оказалась афористично краткой: «Советую книжку сжечь! И. Сталин».

Стараниями этой дамы со «слабыми ногами» Аркадий Петрович дважды оказывался на пороге лубянского подземелья и на грани расстрела. Но когда писатель погиб, Смирнова сочинила о нем книжку и стала претендовать на роль его главного биографа [8].

Долгое время все статьи об Аркадии Петровиче до их опубликования посылали на отзыв только к Вере Васильевне. И хотя Смирновой давно нет в живых, произведения А. П. Гайдара, словно в издевку над ним, продолжают выходить с ее предисловиями.

О роли В. В. Смирновой в травле и попытках физического уничтожения А. П. Гайдара мне рассказала Инна Ивановна Кротова. В конце 1960-х годов она работала заместителем главного редактора издательства «Детская литература». А затем я провел собственное расследование. Все совпало [9].

Потребность вершить писательские судьбы, устранять из литературного процесса тех, кто ей почему-либо не нравился, была у Веры Васильевны в крови.

После Отечественной войны самой любимой книжкой у подростков были «Два капитана» Вениамина Александровича Каверина. Я сам читал ее три или четыре раза. Роман был удостоен Сталинской премии. Выходил он очень большими тиражами.

Вдруг в 1955 году Вера Смирнова опубликовала погромную статью против Каверина и «Двух капитанов». Статья вызвала всеобщее возмущение. Для самого Каверина этот выпад никаких последствий не имел. Эпоха переменилась.

Еще одна драматическая эпопея, тоже порожденная доносами, началась осенью 1941 года. Но начнем по порядку.

22 июня германская армия перешла советскую границу. 23 числа Аркадий Петрович подал заявление с просьбой послать его на фронт. Из-за своей болезни от службы в армии Гайдар был освобожден. В военкомате ему отказали. Тогда, пойдя на хитрость, Аркадий Петрович получил мандат «Комсомольской правды» и уехал на фронт военным корреспондентом.

Всем, кто видел его под Киевом, на Юго-Западном фронте, было очевидно: Гайдар приехал сюда воевать.

Гайдар помог взять «языка»

На другой день по прибытии в Киев Аркадий Петрович отправился на передовую. Его привели в батальон, которым командовал Иван Николаевич Прудников.

В штабе батальона готовилась к походу в тыл врага разведывательная группа.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к комбату Гайдар, — позвольте и мне…

Прудников растерялся:

— Стоит ли рисковать собой, товарищ писатель? Лучше оставайтесь у нас ночевать. А утром разведка вернется, бойцы все расскажут. И вы, сколько хотите, пишите.

— Я могу писать только о том, что видел сам.

— Что же, — произнес комбат, — пусть так и будет. Но идти вам придется на общих основаниях. Сдайте бумаги, какие у вас с собой, документы и орден.

Группа вернулась под утро. Доставила немецкого унтера и принесла раненого командира разведгруппы Бобошко. Большую часть пути Гайдар нес его на себе.

— Писатель-то в нашем деле человек грамотный, — доложили разведчики. — Это он помог взять «языка».

Гайдар спасает комбата

Второй раз Гайдар появился в батальоне Прудникова в сложный момент. Обстановка резко ухудшилась. До расположения соседней части было километра два. Гитлеровцы воспользовались этим и замкнули кольцо вокруг батальона. Помощи ждать было неоткуда. Выход оставался один — прорываться.