Полигон смерти

Научные группы - вооружения, инженерных войск, медико-биологическая и другие - сооружали с помощью военных строителей подземные и наземные объекты, окопы, землянки, укрытия для техники, здания и дороги, размещали на нескольких площадках, удаленных на определенных расстояниях от эпицентра взрыва, танки, самолеты, пушки, машины, кухни, склады, разнообразное вещевое имущество, продовольствие, горюче-смазочные материалы и другое.

Полигон располагал специалистами для выполнения всех задач по московским программам. Отдельные группы работали по заданиям ученых-атомщиков. Многие проходили специальную подготовку до назначения на полигон и непосредственно участвовали в подготовке взрывного устройства, автоматизации управления и измерения поражающих факторов атомного взрыва. Многочисленная группа занималась радиометрическими замерами, проблемами безопасности, лабораторными исследованиями и дезактивацией - в основном это были военные химики.

Объем задач на полигоне был настолько обширен и многообразен, что выполнить все собственными силами не представлялось возможным. Поэтому на период испытаний к нам приезжали не только ученые-атомщики, но и специалисты-химики, физики, инженеры, врачи, представители родов войск и тыла. В основном их интересовали результаты испытаний. Многие из них были соавторами программ испытаний и имели право вносить некоторые изменения.

Приезжали специалисты - офицеры служб тыла для работы и в моей группе; Г.З. Братякин, Ю.Н. Гвоздиевский, Н.С. Макаренко, А.П. Носков, А.И. Никулин, П.И. Чесноков. Некоторых из них я знал по прежней службе, и для них было неожиданностью встретить меня на полигоне. Всегда приезжал кто-нибудь из шестого отдела генерала Чистякова, чаще его заместитель полковник П.Н. Сергеев. Пользуясь его служебным положением, я иногда вносил некоторые изменения в утвержденную программу и получал дополнительные материальные средства со складов полигона.

Но вот ученых, преподавателей из Военной академии тыла и транспорта, высокого начальства из штаба Тыла Вооруженных Сил за все три года, что я возглавлял научную группу, увы, не было.

Теория противоатомной защиты складывалась без учета полигонных испытаний и была не без огрехов. В наставлениях по защите войск и тыла значительно преувеличивались поражающие свойства радиоактивной пыли, не учитывались возможности укрытия материальных средств от светового излучения и ударной волны в неглубоких котлованах, присыпанных слоем земли. Мне, тогда молодому офицеру, единственному представителю огромнейшего и сложного тыла армии, было горько сознавать это.

Самую многочисленную часть "Лимонии" составляли военные строители. Они сооружали жилые дома, технические комплексы, дороги, все наземные и подземные объекты на Опытном поле. Жили они в землянках, трудились летом на солнцепеке, а зимой на страшном морозе. Вода в степи полусоленая, быт препаршивый. Некоторые роты летом размещались в палатках непосредственно на Опытном поле, радиоактивный фон там постоянно был высокий. Солдатам негде было помыться после смены, в постели ветром задувалась пыль, в выходные дни пойти некуда.

На одном из партийных собраний, когда шел разговор о подготовке Опытного поля к очередному взрыву, я привел пример: военные строители ходят в истлевших гимнастерках, и в их облике ничего не осталось воинского, скорее похожи на дореволюционных каторжников.

В заключительном слове полковник Гуреев высек меня, и впоследствии я еще долго ощущал немилость начальства. А строители так и продолжали работать в истлевшем от пота обмундировании. На их лицах были самодельные сетки, пропитанные дегтем, чтобы спастись от гнуса...

Задолго до испытания атомной или водородной бомбы на Опытном поле размечалась площадка, которой присваивался номер. По размерам она соответствовала мощности "изделия": вполне хватало места для размещения на ней сооружений, укрытий, подопытных объектов, многочисленных приборов, аппаратуры и различных приспособлений для замеров физических свойств взрыва.

Отделам и научным группам выделялся сектор - "клин" от центра предполагаемого взрыва и далее на несколько километров. В его границах исследователи размещали свою технику, выставляли все, что требовалось испытать на прочность и устойчивость в укрытом и открытом виде. Для сопоставления готовились и оснащались одинаковые площадки на различных дистанциях от центра.

Уже в то время испытатели располагали разработанными в научно-исследовательских учреждениях автоматикой, приборами измерения сверхвысоких температур, светового излучения, давления, электромагнитных импульсов и так далее. На высоком научном и техническом уровне проводились оптические измерения, которыми занимался отдел подполковника А.К. Гаврилко, одного из немногих на полигоне лауреатов Государственной премии.

Все работы по автоматике, установке приборов и оптической аппаратуры проходили в строжайшей тайне, и мы, испытатели инженерных сооружений, боевой и обслуживающей техники, имущества и животных, не знали сути деятельности других научных групп. Мы даже не подозревали, что с помощью специальной фотоаппаратуры ученые достаточно точно устанавливали мощность взрыва и процессы его развития.

Чтобы приборы могли фиксировать и выдавать нужную информацию, требовались автоматика управления, бесперебойная связь и надежная защита этих средств от разрушения. Этим занималась большая группа инженеров и техников: оборудовались специальные машины, возводились прочные бетонные сооружения, металлические вышки, подземные укрытия, прокладывался многокилометровый кабель.

Строгая секретность не позволяла нам что-либо публиковать даже с грифом "особой важности" и ссылаться на данные полигона. Единственным выходом наших наблюдений после испытаний было составление отчетов, но в них мы не могли отступать от заданной программы. Отчеты куда-то отправлялись, кто-то их читал и делал свои выводы. Вот и получалось, что мы, работая в опасной для жизни обстановке, оставались в тени, а наши данные залегали в сверхсекретных архивах или, в лучшем случае, что-то из них изредка попадало в труды докторов и академиков. Формально нам не запрещалось готовить диссертации, но я не знаю ни одного случая, когда бы кто-то из знакомых офицеров смог добиться успеха. Мне, впрочем, удалось сдать кандидатские экзамены, но для написания диссертации никто из нас не имел, права пользоваться "служебными исследованиями", а личные исследования не разрешались вообще. Такие условия открылись позже, и некоторым счастливчикам удалось стать кандидатами наук непосредственно на полигоне.